Живые: Мы можем жить среди людей. Мы остаемся свободными. Земля будет принадлежать нам. Мы будем любить всегда

Продукты лежали в огромных пакетах, еще не распакованные. Видимо, их совсем недавно получили. И, видимо, дальше полно таких складов с молоком, консервами, крупами и мукой.

– Теперь будем знать, где брать еду, – довольным голосом сказал Колючий и дернул замки молний на своем рюкзаке.

– Лучше всего добывать еду с помощью Эмминого Лоньки, – вмешался Илья, – безопаснее и больше получается.

– Тоже верно, но мало ли что с лоном может случиться. А тут еда всегда есть.

– Угу, – кивнула Таис, – и пятнадцатые тоже есть. Пошли дальше, времени мало у нас. Видишь, Эмма, пока нам не встретился ни один взрослый. Ни один! Смотри, пока мы здесь, ищи. Как найдешь – сразу свистнешь.

Эмма ничего не ответила. Закинула рюкзак за спину и вышла в коридор. Остальные последовали за ней. Где-то справа слышался легкий шум роботов-погрузчиков – характерный стрекот колес. И все, больше ни звука. Тишина. Ребята тоже старались двигаться осторожно и не шуметь. Даже переговаривались шепотом и короткими фразами. Добрались до гладкой стены с дверями, огибающей внутренний круг. Двери тут были более широкими и одинарными. Мощные створки, опускающиеся вниз, чуть поблескивали. Их покрывало белое напыление пластика, и в углу каждой двери выпуклыми линиями пролегал знак – два треугольника, соединенных перемычкой. Знак «Млечного Пути».

– Вот сюда нам и надо попасть. Видите, тут нет звезд Мо-ага, – чуть громче сказал Федор и зачем-то провел пальцами по треугольнику. – Вставляю флешку. Надеюсь, что все у нас выйдет.

Флешка легко вошла в разъем, и двери уехали вниз. Слегка щелкнули, словно приглашая войти. Таис замерла, чувствуя, как бешено заколотилось сердце. Дверь открылась! Вот он, проход к корабельной рубке! Может, им даже удастся взять управление кораблем в свои руки!

Зашли медленно и с оглядкой. Самой последней переступила порог Эмма, и дверь с легким шумом поднялась и закрыла проход. Федор оглянулся и сказал:

– Разъем с этой стороны есть. Было бы ужасно застрять тут и не выбраться. Нашли бы после только наши скелеты.

Эмма заметно вздрогнула от его слов, но промолчала. Таис лишь хмыкнула. Вряд ли они бы умерли тут от голода, выходы с разъемом в этих помещениях наверняка есть. И небось открываются просто. Это внешние входы тщательно прописывают, а выходы можно и проще делать.

– Смотрите, – вдруг сказал Илья.

На правой стене чуть поблескивала желтым голограмма с надписью: «Детский блок».

– Что за детский блок? – удивилась Эмма.

Слева послышались четкие щелчки. Таис пихнула Федора и рванулась вперед со словами:

– Это пятнадцатый!

Остальные заторопились следом. Шаги приближались, и ребята еле успели спрятаться за широкими двойными дверьми. Помещение, в котором они оказались, тонуло в сумраке. Резкий контраст по сравнению с белыми, залитыми ярким светом коридорами. Узкий проход выводил под арку, в большой зал. Таис, медленно ступая, зашла туда и остановилась, пораженная.

Полутемную комнату занимали непрозрачные, похожие на цилиндры кувезы. К кувезам вели трубки и тоненькие проводочки, и у каждого кувеза находился голографический экран. Таис приблизилась к одному экрану и прошептала:

– Ни фига себе…

На экране был ребенок. Крохотный, совсем крохотный. Голова смешная, большеглазая. Кулачки сжаты, ножки – точно соломинки. Но и на ступнях, и на ручках у малыша были самые настоящие пальчики. Ребенок двигался, медленно и смешно. Выпрямлял ножки, прижимал ручки. Жидкость, в которой он плавал, обволакивала его прозрачным компотом. Ну, правильно, Таис же вроде бы учила, что дети растут в специальных водах… Кувезы с жидкостью являлись питательной средой для малышей, а экраны нужны, видимо, для наблюдения.

– Это что, дети? – громко и глупо спросил Колючий.

На него тут же зашикали, Федор обозвал болваном и велел не орать.

– Это дети, – потрясенно проговорила Таис.

Вот где, значит, выращивают детей на Моаге. Они попали в святая святых, в детский блок.

– Эта технология называется «Живая плоть», – сказала вдруг Эмма, – по ней еще протезы делают. Выращивают клетки для искусственного органа матки, после помещают в кувезы с раствором и обеспечивают поступление витаминов и необходимых минералов. После в эту искусственную матку помещают оплодотворенные клетки человека.

– Откуда ты знаешь? – спросил Колючий.

– Читала статьи. Искала в библиотеке Моага, в сетевой.

Таис повернулась, глянула на Эмму. Как всегда, все она знает. Голову подняла, глаза серьезные, пряди волос за ушами. Вылитая профессорша. А сама еще из детского возраста не вышла. Нацепила украшений, будто не на охоту собиралась, а на танцы. К чему было вешать на шею цепочку с божьей коровкой? Детский сад какой-то…

– По этой технологии еще хотели запустить производство роботов, но Международный Сенат наложил вето на эти разработки. Роботы должны отличаться от людей, по закону… – добавил информации Федор, разглядывая голограммы и значки программ на нижней панели.

– И правильно, а то поди разбери, где робот, а где человек, – тут же согласился Илья.

– Да, это привело бы к путанице. Да и затраты слишком большие. На это просто не стали выделять денег.

– Много тут кувезов, но они не все заняты, – сказала Таис, – а давайте посчитаем, сколько детей будет уже через…

– Через полгода, – подсказала Эмма, – надо девять месяцев для того, чтобы клетки стали человеческим детенышем. А этим гораздо больше, чем три месяца. Некоторые станут взрослыми уже месяца через три-четыре.

– В этом году уже привозили новых детей на Второй уровень? – спросил Колючий, проходя между кувезами и рассматривая голограммы.

– На нашу половину уровня – да, – ответила ему Эмма, – а на другую половину еще нет. Видимо, позже привезут. Иногда так бывает, иногда не всех детей сразу привозят. Хотя я всегда думала, что, сколько выпустили пятнадцатилетних, столько и привезут.

– Здесь четыре кувеза с подросшими детьми. Значит, еще четверых детей доставят на Второй уровень. В наш выпуск было девять человек, – пояснил Федор, – а спаслись только четверо: я, Нитка, Рита с Овальной и еще один парень, который сейчас у диких. Остальные погибли. Следующие выпуски были поменьше, но выводить удавалось не всех.

– Неужели и этим малышам жить придется не больше пятнадцати лет? – спросила Таис, но ответа на свой вопрос не ждала. Ответа ведь и не могло быть.

– Видимо, Моаг сам контролирует состояние малышей, – задумчиво произнесла Эмма, обходя кувезы и вглядываясь в экраны, – здесь лучший материал, самые здоровые оплодотворенные клетки. Будущее человечества.

– Но кто-то же за этими кувезами присматривает? Робот-то здесь есть? – спросил Илья, тоже разглядывая детей на экранах.

– Наверняка. Потому заткнитесь и не болтайте, – тихо велел Федор.

– А что это за звуки? – спросила вдруг Таис. – Слышите? Подойдите поближе к этим штукам. Ритмичные, точно толчки. Ты слышишь, Федь?

– Кажется, да, – ответил Федор.

– Это имитация сердечного стука. Раньше детей вынашивали женщины в себе, внутри своего тела. Ну давно еще, до Эпохи Последствий. Представляете, как было неудобно… И ребенок все девять месяцев слышал материнское сердцебиение. Ну и то, как пища переваривается в желудке, как проходят пищевые массы по кишечнику…

– Мама пукнула, ребенок услышал, – фыркнул Колючий.

– Тебе же сказали: тихо, – поморщился Федор.

– Это положительно влияет на эмбрион, потому, видимо, здесь тоже сделали имитацию звуков, возникающих внутри человеческого тела. А сердцебиение – это то, что ребенок слышит постоянно.

– Моаг обманывает бедных детей с самого начала существования, – хмыкнула Таис, – детишки думают, что это сердце матери, а это всего лишь запись звуков. После детишки думают, что кому-то нужны на Третьем уровне, а окажется, что никому. Абсолютно никому. Вранье кругом.

Она приблизилась к одному из голограммных экранов и шепотом добавила:

– Тебя обманывают, малыш. Мамы нет рядом, никого нет. Только пятнадцатые, которые тебя рано или поздно убьют.

Ребенок на экране внезапно повернулся, взмахнул ручками и слабо дернул головой.