Королева острова

– Прием… Я должна…

– Детка, уж два дня прошло.

Два дня…

– Как Китти и Шарлотта?

– Все хорошо. Мистер Келлс их занимал. Когда не проведывал тебя.

Я потерла лицо.

– Я никогда не болею…

– Ты перетрудилась. Простуда переносится хуже, когда слишком устаешь, чтоб с ней бороться.

– Чем это пахнет? – сморщила нос я.

– Горчичным пластырем. Как сказали, чтобы прогнать простуду и было легче дышать.

– Приходил доктор?

– Мистер Келлс приглашал его, но остался недоволен лечением и воспользовался способом, которым врачевала близкая его семье старушка.

– Миссис Бен? Она милая.

– Ты ее знала? – Она потрепала меня по щеке.

Я отвлеклась на стук двери. На пороге стоял Келлс с Шарлоттой на руках.

– Ей лучше, миссис Рэндольф?

– Да, сэр. Она пришла в себя.

Он вошел и подбросил Шарлотту в воздух.

– Смотри, милая, мамочке лучше.

Она захлопала в ладоши и обняла его за шею.

– Ты говорил, что вылечишь ее. Я рада, что ты вернулся, папа Келлс.

– И я рад. Слушайся миссис Рэндольф, Долли, и поправляйся. А мы с Шарлоттой пойдем к Китти и почитаем. Долли, я собираюсь нанять учителя. Шарлотта будет учиться. Образование очень важно.

Если бы я заплакала, он бы понял, как это меня тронуло.

Поэтому плакать я не могла.

Вцепившись в простыни, я подтянула к себе ткань, пропитанную горчичным запахом.

– Не знаю что и сказать, Келлс.

– Просто выздоравливай. За девочками я присмотрю.

Он ушел с Шарлоттой, которая хихикала так, как давно уже не смеялась. На миг мне будто снова стало пять и па привез мне угощение из своей поездки.

По щеке скатилась слеза, и я отвернулась от миссис Рэндольф. Шарлотте нужен отец. Как я могла отсюда уйти и отказать ей, если сама отдала бы все, чтобы мой па подбрасывал меня вверх и дал угол в своем доме?

Миссис Рэндольф умыла мне лицо.

– Послушай, девочка. У плантаторов две семьи – одна здесь, другая там. Сдается мне, твоя малышка помогла Келлсу принять решение.

– Не знаю… Я думала, вы не хотите, чтобы мы были вместе.

– Нет, Долли. Я не хотела, чтобы ты страдала. Многие женщины пытались заполучить массу Келлса, но, сдается мне, это он тебя заполучил. И что ты будешь делать?

– Говорю же, ничего. Как прежде – работать на него и мистера Фодена.

– Сиди уж здесь. Келлс с тобой счастлив. Тогда он не будет снова ухлестывать за какими-то вдовами или кем еще. И ничего в Обители не изменится.

Я повернулась к ней и прищурилась.

– Что?

– Девчушка, да если его сцапает вдова или одна из плантаторских дочек, думаешь, будут у нас танцы на заднем дворе? Или хлопок на платье, а не просто холстина для ребят с полей? Любая дама из общества завладеет им, и он станет жестоким. Им на нас плевать. Черные ли, коричневые – мы лишь те, кого можно сгнобить за прибыль.

Она хотела, чтобы я волочилась за Келлсом, стала его шлюхой или наложницей. Я почесала голову.

– Объяснитесь.

– Если Келлс тебя выбрал, ты уж поддайся. Я видела, как ты смотрела на хозяина перед его отъездом. Теперь он стал твоему ребенку отцом. Смирись. И тогда все мы спасены.

– От меня зависят все? Это несправедливо.

– Жизнь несправедлива. Ты это знаешь. Но ты можешь помочь и сделать так, чтобы всем еще какое-то время было хорошо. Подумай. Раньше он тебе нравился. Вряд ли будет плохо.

Это был самый изящный довод в пользу похоти, какой я когда-либо слышала. Миссис Рэндольф сошла с ума – я не стану жертвовать своим покоем ради чего-то столь недолговечного.

Демерара, 1774. Новый выбор

Я села в кровати, той, что в моей старой комнате. Не могла заснуть. Оказалось, тело привыкает к одиночеству. И мои косточки привыкли растягиваться во весь рост на широком матрасе. Отодвинувшись от брыкающихся ножек Шарлотты, я зажгла свечу и вышла в коридор, но остановилась у ряда картин. Стерла пальцем пыль с золоченой рамы. Глаза мужчин с портретов взирали на меня свысока, но взгляд единственной в галерее женщины требовал встать прямо и расправить складки на сорочке.

И владеть тем, чем пожелаю.

Узел, что завязался у меня в животе, имел название. Просто я не смела произнести это вслух.

В столовой я наткнулась на полированный стол, ударилась об угол и отвела бедро назад, будто в танце. Я поставила свечу, любуясь красным деревом, которое вчера отполировала до блеска. Апельсиновое масло, что я втирала в поверхность, сладко пахло и придавало сияние, стол был почти как стеклянный и мерцал будто звезды.

Я побрела вокруг него, задвигая и отодвигая стулья, переставляя их то влево, то вправо, и обошла комнату кругом.