Регина

– Вот, возьми себе.

Я робко взяла камень. Привычно прижала его к груди, закрыла глаза… И тут же почувствовала сильный толчок в грудь. Я протянула подарок обратно старухе.

– Нет, госпожа. Это Священный тамга-камень. Он сердится.

Старуха довольно заулыбалась.

– Все правильно, дитя. Это сердится дух моего отца, колдуна Илмари, нойда. Он сам ушел в этот камень. Знаешь, кто такие нойды?

– Да госпожа, – кивнула я. – Говорят, что они могут завязывать в узелки ветры и бури. И что могут насылать и убирать болезни.

Старуха одобрительно покивала.

– Как тебя зовут, дитя? – ласково спросила она.

– Мое имя Регинлейв, госпожа.

– А я – Эрна. Из какого ты рода, Регинлейв? Кто твои родители? – Старуха спрашивала почему-то довольно настойчиво.

– А вон моя мама. – Я указала на нее. – Мы привезли на продажу много теплых вещей.

Старуха отошла к маме и о чем-то стала с ней разговаривать. Пока я отвлеклась, возле меня остановился мальчишка. Он был выше меня на целую голову, неопрятен и нагл.

– Эй, малявка! Где ты вот это стырила? – и он мгновенным движением сцапал мою подвеску!

– Отдай!.. – крикнула я.

– А во – видела? – он сунул мне по нос кукиш, состроил рожу и больно двинул кулаком в мой подбородок.

Я тут же бросилась на него с кулаками, но наши силы были неравные. Мальчишка стукнул меня ещё несколько раз с непонятной злобой. От последнего его удара я отлетела и сильно ударилась головой об нарты, у меня перед глазами даже возникла белая пелена. Когда я поднялась, мальчишки уже не было.

Все произошло так быстро, что мама ничего не заметила, а жаловаться ей я не стала. Мне было обидно до слез! А самое обидное, что я так глупо лишилась подарка Торберга! Но что я теперь могла сделать?..

Вскоре весь наш товар был распродан. Мама купила кое-что из лакомств, а также вещи для хозяйства. Ещё она купила сукна для платьев и серебряных тонких украшений. После чего мы выехали обратно и без приключений добрались домой.

Это несправедливое событие настолько поразило меня, что я была подавленной все оставшееся время. Дома я, не раздеваясь, улеглась в постель, отвернулась к стенке, согнувшись калачиком, и забылась тяжелым сном.

Глава 4

Почти сразу же после этой поездки я заболела. Точнее, это была даже не болезнь, а какое-то странное состояние, полное безразличие ко всему происходящему. Я равнодушно взирала на родных, на Вейо, который приходил проведать меня. Мне хотелось, чтобы все оставили меня в покое, чтобы не приставали с расспросами и соболезнованиями. Это раздражало меня, потому что я не чувствовала себя больной. Просто – мне вдруг все стало безразлично.

Поначалу мать упрекала меня в лености, потом стала лечить отварами из мхов и игл ели. Напитки я пила, еда же потеряла для меня всякую привлекательность, я не чувствовала ее вкуса, ела совсем мало и только потому что так требовала мама.

Временами я оказывалась в каком-то странном месте. Здесь все было белесым и туманным. И ещё здесь находились люди-тени. Они сидели вкруговую и вроде бы переговаривались, но звуков не было слышно. Хотя я находилась в центре круга, никто не обращал на меня внимания, словно бы я была невидимой. Потом меня словно кто-то выдергивал обратно, и я опять оказывалась в своей постели.

А ещё иногда передо мной возникала тень страшной уродливой старухи, с пустыми глазницами и провалом-ртом. На меня тогда накатывал необъяснимый страх, я дико орала и порывалась куда-то бежать. Чьи-то сильные руки удерживали меня, я чувствовала их, но не видела никого.

Сколько так продолжалось, не знаю.

Но однажды я услышала громкий голос, а затем надо мной склонилось лицо Эрны, той самой, которая подходила ко мне на ярмарке. Она пристально вглядывалась в меня. Мама стояла рядом и усталым голосом говорила:

– Не знаю, что с дочкой, госпожа Эрна… Угасает…

– Выйди! – каркнула старуха.

Почему-то именно старуха заинтересовала меня. Вернее, то, что она стала делать. В её руках появилась странная штука – небольшое деревянное колесико на тетиве. Нойда, держа эту тетиву за концы, принялась то натягивать ее, то ослабевать. При этом она приближала колесико, вращающееся на тетиве, то к моей голове, то к животу, то к груди, и все время прислушивалась к его тихому жужжанию. А я при этом ощущала легкий освежающий ветерок.

– Здесь пусто, – сказала нойда, несколько раз задержав колесико над серединой моей груди. – Слышишь, как тихо поет шувва?.. А теперь послушай здесь и здесь, – она повторила свое действо над моей головой и животом.

Я прислушалась. Звук был разным: веселее над головой и животом, и глухим – над грудью.

– Ты здорова, но куда-то исчезла часть твоей души, – объяснила старуха, пряча шувву в маленький мешочек, привязанный к поясу. – Со мной поедешь. Шаманить буду, спрашивать духов о тебе. Вставай.

Она помогла мне встать, ловко надела на меня одежды и, поддерживая, повела из дома.

Двор покрывал неглубокий снег. Стоял небольшой морозец, но не было холодно. Мать находилась возле собачьей упряжки. Лицо её было заплаканным, усталым и измученным.

– Девчонку забираю к себе, – резко каркнула старуха. – Да не плачь, не то больное дитя родится!

– Какое дитя? – робко удивилась мать.

– Будет, будет у тебя ещё дитя. А теперь не мешай!

Собаки нетерпеливо повизгивали, лаяли и подпрыгивали, и только одна из них – пушистая белая – спокойно стояла в отдалении и улыбалась во всю свою собачью пасть. Впрочем, поймав мой взгляд, она тоже принялась прыгать вверх, на всех четырех лапах одновременно.

Эрна усадила меня в нарты и привязала, чтобы я не свалилась в пути.

– Не доедет она, – послышался тихий голос матери где-то сзади, – замерзнет в пути.

– Забудь про девчонку, я сказала! Другое дитя жди!

– Что ж… Она и так уходит…

Нойда повернула голову.

– Иди в дом!

После чего крикнула:

– Хэй!

Это послужило сигналом собакам. Они разом смолкли и мгновенно рванули с места. Будь я не привязанной, непременно вылетела бы из саней. Белая пушистая собака мчалась впереди, показывая дорогу. Эрна некоторое время резво бежала рядом со мной, потом запрыгнула сзади на полозья.

– Держись крепко! – резко каркнула она, – собачки у меня скорые!

Я разглядывала заснеженные ветви деревьев, сквозь которые тянулись заходящие солнечные лучи. Почему-то вспоминалось, как же это здорово: стукнуть легонько по стволу, и на тебя сразу посыплется снежный дождь…

Упряжка неслась по равнине, прикрытой неглубоким снегом, из-за чего меня постоянно подбрасывало на кочках. Величественное, дикое безмолвие снежной пустыни удерживало меня здесь, не давая нырнуть в прежнее безликое ничто. Снежная пыль, колючая от мороза, летела из-под собачьих лап прямо мне в лицо и невидимыми льдинками впивалась в кожу. В тишине я слышала только своё дыхание, свист ветра, хруст снега под полозьями саней да редкие переругивания собак.