Сыщики из третьей гимназии и Секрет медальонов

– Ну, если считаете, что необходимо, завтра съезжу…

– Не надо, я сам.

Арсений Иванович вышел от начальства расстроенным. Что ж такое? Он открыл убийцу, нашел украденные ценности, а Крутилин им недоволен. Проверить желает, убедиться.

А всё из-за рождения сына. Потому что у себя дома Крутилин находиться не желает. Ведь ребеночек так орет, что в сыскной слышно.

* * *

Яблочков был отчасти прав. У Ивана Дмитриевича и вправду две недели назад родился сын, которого после долгих споров с супругой решено было наречь Константином. Но крещение было отложено, потому что Ангелина с младенцем пребывала на даче. Но вчера она вдруг заявила, что близится осень, что уже холодает, что младенец может простудиться и заболеть, и поэтому ей с ним нужно срочно возвращаться в столицу. Иван Дмитриевич, бегая по всему Парголову, каким-то чудом нанял подводы, к трем часам пополудни они загрузились и к одиннадцати вечера прибыли на Большую Морскую в здание сыскной полиции, на втором этаже которого семья Крутилиных занимала пятикомнатную квартиру. И всю сегодняшнюю ночь Иван Дмитриевич не спал из-за криков горластого отпрыска. А потом весь день слышал их в своем кабинете. Ему очень хотелось отсрочить свое возвращение в этот содом и гоморру, и потому он решил прогуляться на Коломенскую пешком.

На шумном Невском Иван Дмитриевич ежеминутно раскланивался со знакомыми. Однако кроме приличной публики, по главному проспекту страны фланировали и воры-карманники. Многих из них Крутилин знал, потому что когда-то определял их в тюрьмы и арестантские роты. Но после отбытия наказания все они вернулись к прежним занятиям. И теперь кто с милой улыбкой, а кто и просто приподнимая картуз приветствовали Ивана Дмитриевича. Преступникам он не отвечал, сердито отворачивая лицо в сторону.

«Погодите, доберусь и до вас», – обещал он мысленно.

Дойдя до недавно проложенной Пушкинской улицы, Крутилин на неё и свернул. Здесь вовсю кипела стройка, возводились ранее немыслимые в пять, а то и в шесть этажей дома из нового, а вернее, хорошо забытого материала – бетона. Знатоки уверяли, что он был известен ещё древним римлянам, и именно из него они построили свой знаменитый Пантеон с огромной дыркой по центру крыши. Но потом про бетон почему-то забыли, а теперь наконец вспомнили и строят из него многоквартирные дома, так называемые небоскребы, напоминающие огромные скалы.

После пересечения с Кузнечным переулком Пушкинская сменила название, превратившись в старую, милую сердцу Крутилина двух-трехэтажную улочку Коломенскую. Там около дома под номером девять сладко зевал детина с метлой.

– Это у вас ростовщика вчера убили? – спросил у него без всякого предисловия Крутилин.

– Вам-то что за дело? Идите своей дорогой, – без малейшего намека на вежливость буркнул Прокопий.

Крутилин вытащил удостоверение, сунул дворнику под нос:

– Читать умеешь?

– Ага!

– Читай…

– На-ча-ль-ник сыс-кной… Ой!

– Пойдем, покажешь квартиру убитого…

Прокопий вдруг рухнул на колени:

– Не велите казнить: печати ваши сбиты. Клянусь, не я. Утром обнаружил, когда из съезжего дома вернулся. Всю ночь там провел.

– Приставу про сломанные печати доложил?

– Нет!

– Почему?

– Чтобы опять в кутузку засадил? Он ведь меня в убийстве подозревал. Свезло, что ваши орлы настоящего убийцу поймали, а то бы до сих пор в съезжем доме кемарил.

– Как тебя звать?

– Прокопий.

– Скажи, Прокопий, только честно, вчера утром ты от дома отлучался?

– Само собой. Как без этого? То в дворницкую надобно, то в ретирадник….

– Я не про ретирадник. Я про надолго.

Прокопий потупился.

– Пойми, я не засадить тебя хочу, а только правду узнать, – попытался задушевным тоном вызвать на откровение дворника Иван Дмитриевич.

– Отлучался, был грех. В трактир. – Прокопий жестом указал на заведение напротив, так и манившее внутрь сочной красной вывеской.

– Да как ты посмел?

Дворник замялся:

– Ну… Больно хороший человек пригласил. Неудобно было отказать.

– Что за чудесный человек?

– Оська. Такой свойский парень, мы с ним всю вчерашнюю ночь…

– Он? – Крутилин предъявил фотографический портрет Осипа Губского, который взял из картотеки сыскной.

Прокопий запнулся. До него вдруг дошло, что его знакомство с Оськой могло быть и не случайным…

– Так что вы делали с Оськой прошлой ночью? – поняв, что дворник растерялся, узрев фотокарточку, задал Крутилин уточняющий вопрос.

– В съезжем доме кантовались.

– Как давно вы знакомы?

– Ну… Со вчерашнего утра. Оська подошел, предложил выпить. Рупь предъявил.

– Никуда не уходи, – велел дворнику Крутилин и, перебежав неширокую Коломенскую, зашел в полуподвал.

Там было темно, однако все посетители трактира дружно, словно по команде, повернули головы на барина, который, видать, по ошибке забрел на черную половину.

– Вам надобно через другой вход, в чистую половину, позвольте покажу, всего пять шагов по улице и три ступенечки вверх, – взял Ивана Дмитриевича за локоток половой.

В ответ начальник сыскной схватил его за ухо.

– Ой, что вы делаете? – взвыл половой.

– Ливеров, ты?

– Ой, Иван Дмитрич! – побледнел половой.