– Надежду хоть оставила?
– Ни малейшей. – Они вышли на улицу, и Валентин пересказал беседу с педагогиней. – Не представляю, как Ольку этим огорошить.
Катя вздохнула.
– Татьяна умеет быть стервой. Но она не двулична, Валь. Сказала так – значит, без головоморочки. Спорить с ней – дохлый номер.
Они шли к метро, шурша опавшими листьями. Валентин задумчиво проговорил:
– Без головоморочки оно, может и лучше. Погуляем?
Катя покачала головой.
– Заниматься надо. Проводи меня и скачи утешать Ольку. Она там, небось, как струна натянутая.
Валентин нехотя с этим согласился.
В метро Катя вернула разговор к прежней теме.
– Какого черта Макаров у нас ошивается? В вашей лаборатории отсиживать, что ли, не обязательно?
Валентин пожал плечами.
– Завлаб у нас либерал, и график довольно свободный… А что значит «промелькнул как метеор»?
– То и значит, – раздраженно ответила Катя. – Заглядывал в наш зал и что-то рисовал в альбоме. Татьяна Андреевна это видела, но, что интересно, внимания ноль. Потом, в перерыве, он что-то втолковывал Мише Ласкину, причем без линейки на носу. А мне помахал только – ни здрасьте, ни до свидания… Ты говорил ему, как я возмущена?
– Говорил.
– Зря. Лучше б я сама врезала ему… И что он ответил?
Валентин обреченно вздохнул. От Макарова, похоже, даже отсутствующего, избавиться не удастся.
– Ответил, что плохой танцорше физики мешают. И велел тебе кланяться.
Катя сверкнула глазами.
– Помешать мне он не способен! А плохая ли я танцорша, судить не ему!
Проводив ее до подъезда, Валентин, награжденный поцелуем в щеку, поехал домой. Стоило ему приоткрыть дверь квартиры, взволнованная Ольга выскочила в прихожую. Следом за ней, однако, вышли родители, и начался обмен впечатлениями от событий дня. Брат с сестрой, переглянувшись, важный разговор отложили.
За семейным ужином Ольга артистично чирикала о школьных своих делах, а Валентин меж тем обдумывал, как подсластить ей горькую пилюлю. И не придумал ничего лучше так называемой шоковой терапии. Оставшись с сестрой наедине, он выпалил:
– Выкинь дурь из головы: никому ты там не нужна. У Татьяны Андреевны на такую старуху, как ты, нет времени. Понятно?
Казалось, Ольга заплачет.
– Зачем же она звала родителей?
– Затем и звала, чтобы убрали тебя с ее глаз подальше.
– А ты не свистишь?
Валентин положил руку сестре на плечо.
– Плюнь, Оль. Жила ведь без балета…
Девочка сбросила его руку.
– Ничего ты не понял, тупица! Я этого не переживу! – Она устремилась к двери.
Валентин вслед ей крикнул:
– Ну давай, вешайся! Мир понесет невосполнимую потерю!
Он мерил шагами комнату. Настроение было препоганым: с Катей все шло как-то наперекосяк, а тут еще Олька… Валентин попробовал читать статью в физическом журнале – бросил на середине, даже не уловив сути. Принялся за английский детектив – та же, примерно, история. Разумно было сдаться, и отойти ко сну.
Сестра мягко растормошила его ночью. Присев на постель, она прошептала:
– Я так этого не оставлю. Расшибусь в лепешку, но не оставлю.
– Спалишь училище? – спросонья буркнул Валентин. – Угомонись, Христа ради.
Девочка направилась к себе, обронив на ходу:
– Вот увидишь!
Утром она пошла в школу. Отсидела кое-как три урока, ухитрясь даже получить пятерку по литературе. Затем отпросилась с истории, соврав, что болит горло. Дома, в одиночестве, Ольга наскоро перекусила (причем с аппетитом) и помчалась в балетное училище.
Педагогиню она поймала на лестничной площадке между вторым и третьим этажами. Однако и рта раскрыть не успела, как та окрысилась:
– Опять ты здесь? Кажется, вчера я доходчиво все объяснила твоему брату. Или недоходчиво?
Ольга набрала в грудь воздуха.
– Я не старуха, Татьяна Андреевна! Честное слово!
Педагогиня подавила улыбку.
– Ты хорошо понимаешь, что речь идет о балете.
– Татьяна Андреевна, я справлюсь! У меня все получится!
– Не сомневаюсь, дорогуша: с твоим-то напором… Но не у нас, извини.
Щеки Ольги пылали.
– Ну испытайте меня! Вы сами увидите…