Всё Начинается с Детства

* * *

Мне повезло с друзьями: они, как и я, были книголюбами. Наверное, нашу дружбу укрепляла, в первую очередь, именно эта страсть. Сколько интересных книг было на полках у Витьки Смирнова! А Игорь Савчук, тот вообще был помешан на книгах. Чуть только он свободен от занятий – тут же устремляется в книжный магазин или в районную библиотеку на Юбилейной улице. Мой дом обычно оказывался «по пути» и шли мы за книгами вместе…

– Игорь, Валера, уже? Так рано? – удивленным возгласом встречала нас библиотекарша Анна Сергеевна.

Мы, действительно, появлялись чаще всего ни свет, ни заря. Анна Сергеевна могла бы уже привыкнуть к этому и удивлялась она, наверно, немножечко понарошку. На самом же деле от души радовалась и раннему приходу нашему, и читательскому азарту.

Что нас гнало в библиотеку ранним утром выходного дня? Страх, что высмотренная в прошлый раз на полках книга кем-то может быть взята. Что существует еще один Савчук или Юабов с такими же, как у нас, вкусами…

– Хоть свет включить дайте… И пальто снять, – продолжает притворно ворчать Анна Сергеевна. Она молодая, невысокая, с короткой стрижкой. Сейчас она похожа на колобок, потому что в положении и слегка стесняется нас, мальчишек. Стягивая пальто, Анна Сергеевна находит для нас неотложное дело: “Вон лопаты стоят, расчистите-ка снег у двери… Нанесло за ночь! А для вас – зарядка…

Пока мы старательно раскидываем снег, Игорь бубнит:

– Вчера тут была. На верхней полке слева…

Но вот, наконец, мы в заветной комнате. По блату, можно сказать, как самые запойные читатели. Это комната-читальня. Здесь самые лучшие книги, только они на дом не выдаются, сиди здесь и читай. Но мы уже свои люди, Анна Сергеевна нам доверяет. Подходим к полкам и берем, что хотим, с собой…

– Вот она! – с торжеством говорит Игорь, доставая «Борьбу за огонь».

Библиотека – не единственный способ раздобыть интересные книги. Еще один – включить в обмен побольше ребят. Скажем, взял Игорь у кого-то «Таинственный остров» и, задержав на недельку, дал почитать мне. А я ему – чьих-то «Похитителей бриллиантов». Мы делаем это спокойно, потому что уверены друг в друге, знаем, что книга не пропадет, не будет испорчена.

У членов нашего содружества к книгам особое отношение. Мы их непременно обертываем, при необходимости «лечим». И очень возмущаемся, когда книга попадает к нам потрепанная, с отклеенным корешком, с загнутыми страницами. Или с какими-то дурацкими надписями. Скажем: «Мусичке от Котика. Пиши. Жду с нетерпением».

– Кто этот Котик? Я бы ему голову оторвал! – ворчал аккуратный Игорь.

Словом, книги, чтобы почитать, мы так или иначе добывали. А вот купить, составить приличную домашнюю библиотеку – это была почти недостижимая мечта.

Купить – не означало пойти в магазин, заплатить деньги и… Нет, на магазинных полках редко бывали книги, которые нравились детям и подросткам. Издавали их мало, а распределяли очень хитрым способом. Сначала нужно было долго собирать макулатуру, то есть, всякие ненужные бумаги, тряпки. Долго – это потому, что макулатуру на книги меняли по весу. Не добрал – не получишь книгу. Да и получаешь часто не ту, о которой давно мечтаешь, а ту, что сейчас имеется. Без выбора.

* * *

Вечером, когда стемнело, мы снова собрались вокруг костра. Поговорили о битве, поспорили, успокоились.

Плексиглас конечно, не дубовое полено, но огонь его прекрасен, как всякий огонь. Мы молча сидим, наклонившись к огню, почти касаясь головами друг друга. Причудливо извиваются языки пламени, колеблются, меняют форму, то пригибаются к земле, то взметаются вверх, к небу… Мы глядим, глядим…

– Знаете что? – говорит вдруг Витька Смирнов. – Давайте встретимся вот здесь, когда окончим институты… А? Ребята, как?

– Через десять лет… – Игорь Савчук с сомнением качает головой… – Так это же… А если мы разъедемся уже?

– Эх, ты, Ункас! – обиженно фыркает Витька. – Разъедемся, переженимся…

– Стоп, стоп! – это встал Рустик и взмахнул рукой повелительно. – Стоп, господа! Господин Смидт, господин Пенкрофф, Неб… Господа, вы помните о бутылке?

– Записка! – вскочил и я. – Мы положим записку…

– И кинем в канал, – съязвил Женька Андреев. – И поплывет она по Чирчик-реке до самого моря…

– Мы зароем ее здесь, – с расстановкой произнес я. – И ровно через десять лет…

Уже через несколько минут были принесены и бутылка, и бумага, уже разыскали мы в кустах старую лопату – и при свете костра принялись за послание самим себе.

«Мы, дружбаны из близлежащих домов, – старательно выводил на листочке Рустик и перечислял наши имена, – порешили положить эту записку в бутылку, и закопать ее, и ровно через десять лет мы обещаем…»

Плотно закупорена бутылка из под лимонада, в которой лежит наша записка. Бережно укутана бутылка тряпками, завернута в целлофан. В глубокой яме, вырытой в безопасном местечке, хорошо засыпанной, утоптанной, заваленной листьями лежит наша бутылка.

А мы стоим вокруг под чистым звездным небом – и нам хорошо. Нам удивительно хорошо. Оттого, наверно, что мы понимаем друг друга. Оттого, что признали сейчас нашу дружбу чем-то очень важным для себя. И не хотим ее терять.

Глава 42. Орден

Из всех украшений, какие были у мамы, я почему-то особенно хорошо помню ее сережки. Те, что подарила ей бабушка Абигай. Это были действительно очень красивые старинные серьги. Бабушка когда-то сама их носила, а потом отдала дочке. Три большие жемчужины, каждая – с горошину, в каждую воткнут золотой штырек, образовывали треугольник. Его опоясывала оправа – золотая, но не чрезмерно блестящая. «Старое золото», так его у нас называли, имело благородный блеск. Надев серьги, мама удивительно хорошела. Гордо посаженная головка с большим пучком на затылке, два полумесяца – густые восточные брови, нежно изогнутый рот… Казалось, что серьги, чуть покачиваясь в маминых ушах, освещают ее лицо таинственным светом и помогают увидеть, какая она красивая женщина…

Жизнь распоряжается по-своему. Перед иммиграцией серьги пришлось продать – нужны были деньги. Нет сейчас ни мамы, ни сережек. Но я все равно вижу перед собой маму такой, как в те далекие годы. И как светились, покачиваясь, сережки – помню. Особенно в тот необычный день…

* * *

– Вставай, Валера, вставай!

Я открыл глаза.

Вот чудеса! Меня будит отец, а не мама. К тому же будит, улыбаясь во весь рот. Тоже большая редкость… И потряхивает перед моим носом какой-то штукой, чем-то вроде медали.

– Видишь это, а? Маму наградили! Орденом!

– Ух ты! – Я протянул руку. – Покажи…

– Потом, потом! Вставай скорее, поехали за цветами, пока мама спит… Одевайся, живо!

И отец убежал куда-то.

Оделся я мгновенно. Еще бы, такое событие – маму орденом наградили! Ночью, как в сказке… Необычность происходившего как бы подчеркивалась и усиливалась счастливым лицом папы. Он вообще редко радовался. А уж чтобы за маму – этого я не видел никогда.

Было шесть утра. Мама крепко спала. Лишний часок сна после ночной смены она позволяла себе только по воскресным дням. Папа тихонько, стараясь не шуметь, прикрыл за нами дверь.

Воскресный Чирчик в это раннее осеннее утро казался почти безлюдным. Прохладный воздух был свеж и не отдавал бензиновой гарью. На верхушках деревьев уже поигрывали первые лучи солнца.

Но как только мы вошли в автобус, ощущение утренней тишины и безлюдья пропало. Вот, оказывается, почему на улицах не видно людей: все они разъезжают в автобусах! И, в большинстве своем направляются туда же, куда и мы: на базар. Почти у каждого в руках сумка или сетка, а то и ведро. Лица такие сосредоточенные, будто именно здесь и сейчас люди обдумывают размеры закупок.

От автобуса было всего пять-семь минут ходьбы до рынка.

Ах, этот восточный базар! Зрелище, в миниатюре преподносящее вам Азию, ее характернейшие черты, нравы, обычаи, словом, весь ее аромат! – Из всех форм, всех примет городской жизни восточный базар меньше всего поддается воздействию времени. Товары? Одни и те же веками. Общение продавцов и покупателей, их шутки, ужимки, традиционный обмен репликами… Все это надо видеть и слышать!

О Ташкентском базаре я уже писал. Чирчикский был вроде бы, поменьше, но может быть, потому, что я стал старше, впечатлений и пищи моему воображению он давал больше.

Огражденный высокой стеной с большими воротами из металлических прутьев, образующих красивый узор, он представлялся мне похожим на средневековый город-крепость… Сколько людей толпится у ворот и возле стен! Кто они? Да это только что прибыл караван! Долго-долго шел он через пустыню. Усталые путники, разгрузив верблюдов, сложили у стен свои тюки и мешки (что часть товаров все еще лежит на багажниках припаркованных машин я как бы и не замечал). Сейчас, подкрепившись и отдохнув в прохладе городских стен, караванщики неторопливо осматривают свой товар, беседуют, обсуждают цены… А вот и городской стражник (правда, с современной повязкой на рукаве и с пачкой билетиков) взимает с торговцев плату за въезд с товарами в город. Точнее говоря – за право торговать на рынке…

Шагнув за ворота, ты внезапно попадаешь из мира относительно спокойного и неторопливого в мир бурлящий, как котел с кипящей похлебкой. Люди снуют, кишат, толпятся. Над толпой стоит многоголосый гул. Это громадный хор, в котором сотни участников – одни стоят за длинными цементными прилавками, зазывают покупателей и расхваливают свой товар певучими, звонкими голосами, другие толпятся возле этих прилавков и, торгуясь, тоже не жалеют голосовых связок.

Сейчас, осенью, прилавки завалены всем, чем так щедры азиатское лето и здешняя плодородная земля. Пылают и светятся яблоки, будто все еще палимые солнцем. Груши истекают соком. Прозрачные гроздья винограда – темные, душистые, с беловатым налетом или сверкающие, как драгоценные камни… Алые вишни, синеватые сливы… А персики! А бастионы арбузов! А продолговатые, окруженные облаком тончайшего аромата дыни! Не менее живописны были и овощи.