Всё Начинается с Детства

Но вот мы подошли к рощице, в которой находилась крепость. Вернее, ее развалины. Сравнительно хорошо сохранилась только цилиндрическая, кирпичная, с узкими бойницами, башня. Не очень высокая – этажа в три, она все же величаво возвышалась над кронами деревьев. А где-то подальше сохранились высокие красивые ворота – кирпичные, увенчанные двумя башенками по сторонам, с узорным фронтоном над аркой входа.

Нам об этой крепости рассказывал дядя Камиля. Она была построена во второй половине прошлого века между бывшей Шедовой улицей и набережной Анхора. Это была настоящая оборонительная крепость с мощными стенами, бойницами, с угловыми бастионами и высокими валами вокруг. Она как бы охраняла весь город. В давние годы со стен ее ежедневно в 12 часов дня раздавался пушечный выстрел.

Внутри было много зданий – и казармы, и помещения для офицеров, и пороховой погреб, и лазарет.

Дядя Саид рассказывал, он это слышал от стариков, что в крепости уже в начале нашего века стало довольно неспокойно. Расквартированные здесь солдаты ташкентского гарнизона не раз устраивали беспорядки, а в дни революции 1905 года подняли настоящее восстание. Происходили здесь какие-то бои и в годы гражданской войны. Уж не знаю, тогда ли была разрушена крепость или позже… Все равно – жаль. Но горожане, как и прежде называли романтические руины не иначе, как крепостью. И, конечно же, она привлекала к себе всех окрестных мальчишек: где же еще сражаться, если не здесь? Возле башни все еще оставалась роща, хоть и небольшая, но довольно густая. Вероятно, когда-то здесь был большой парк, но постепенно он вырубался, особенно когда строили цековский дом. И все же уцелело много старых деревьев с толстыми стволами и густыми, широкими кронами. Дубы, тополя, клены, чинары, акации стояли вперемешку с зимними яблонями, вишнями, урючинами, тутовником.

Сюда мы и стремились…

* * *

На этот раз у крепости собралось человек десять – народ знакомый, с окрестных улиц. Каждый пришел с оружием, у некоторых, кроме обрезов, были и рогатки. Сражение предстояло нешуточное.

– Во ружье у тебя… Классное! – сказал Каймлю Сашка. Он и брат его Славка жили возле нас, во дворе напротив. – Даже ствол лакированный. – Сашка взял у Камиля ружье и с видом знатока прицелился.

– Дядя помог смастерить, – скромно ответил наш друг, покраснев от похвалы. – А лак – чтобы занозу не загнать.

Камилю было чем гордиться, ружье выглядело замечательно. И резинка, конечно, «венгерка», а не бельевая.

– Ну, начинаем? – сказал Камиль. – Все собрались?

Камиль, хоть и не хвастун и не выскочка, а все равно становится обычно главарем. У него это, наверно, само собой получается.

– По головам не стрелять, – предупредил Камиль.

– И по яйцам тоже, – выкрикнул кто-то…

Раздался смех.

– А рогатки – не в счет!

Когда все высказались, мы разделились на две группы. Условия сражения простые: одна из групп отходит за край рощи, дает противнику время замаскироваться, а затем начинает наступать, подбираться.

Надо подбить как можно больше вражеских бойцов. Засчитывается все: и шишка, и синяк, и (непосредственно в момент боя) любое «ох», «ах», «и-й-ё» и тому подобные свидетельства прямого попадания…

Кто победил – это определяют после боя, подсчитав потери. Конечно же, тут обычно начинаются скандалы и не всегда удается установить истину.

Теперь надо было решить, какой отряд остается у башни, какой – наступает. Путем жеребьевки. Она как бы заменяла нам обычай средневековых воинов устраивать поединок между двумя богатырями, где победа определяла: какое войско будет наступать. Наши «богатыри-предводители» Камиль и Ахмад, рослый, как и Камиль, черноволосый, с обветренным лицом, вышли вперед, чтобы метнуть жребий.

В руках у Камиля блеснула монета.

– Что выбираешь? – спросил он у Ахмада. – Орел или решка?

– Орел, – ответил Ахмад.

Подразумевалось при этом, что выигравший отряд остается у башни. Обороняться было легче и выгоднее, чем подбираться к ней.

Среди талантов Камиля был еще и такой: он умел закручивать монеты не хуже жонглера в цирке. Мог подкинуть пятак таким образом, что монета, взлетев невысоко в воздух, падала на стол ребром и долго крутилась на нем, как юла, причем все время на одном и том же месте.

Но сейчас монета взлетела прямо и высоко. Камиль поймал ее в прихлоп, подставив тыльную сторону руки.

– Решка, – спокойно сказал наш вожак, показывая Ахмаду и всем остальным монету на руке. – Значит, так: выходите из рощи, считаете до ста и – вперед!

– Прячьтесь, маскируйтесь, – насмешливо сказал Сергей, мальчик, который жил в цековским доме. – Все равно мы выиграем!

Сергей почему-то всегда злился по пустякам.

Пока Ахмад уводил свое войско, мы совещались, как прятаться.

– Эх, взобраться бы туда! – сказал Сашка, поглядывая на башню. – И чего это ее так заколотили?

– «Чего, чего…» Конечно же, там оружие хранится, – убежденно сказал Славка, Сашкин брат. – А то из нее давно музей бы сделали, разве не так? Это памятник старины, чего ж заколачивать?

Мы были наивны и не представляли себе, сколько гибнет по всей стране древнейших церквей, монастырей, мечетей и прочих прекрасных памятников старины, заброшенных, разрушенных, заколоченных, превращенных в склады горючего или в погреба для картошки…

Уставившись на башню, мы размышляли, какое там может быть запрятано замечательное оружие.

– В обойме маузера – двадцать пять патронов, – вздохнул я. – Стреляешь, стреляешь, а они все не кончаются.

– Тяжеленный он, маузер. Вот парабеллум – я видел в музее, – это да… И легкий, говорят, и совсем не громкий… – начал было Славка.

Но Камиль перебил его:

– Кончайте, ребята, про маузеры, заряжайте обрезы. И по местам. Скорее, скорее!

Действительно, было пора. Пока мы разбегались и маскировались – кто залезал на деревья, кто прятался в кустах, кто укрывался за стеной башни, издалека донеслось: «Девяносто пять…»

Я присел за дубом, опершись на колено. Неподалеку в листве деревьев копошились, устраиваясь на ветках, Камиль и Юра. Стало тихо-тихо. Палец мой чувствовал напряжение прищепки. Ох, как не терпелось косточке вылететь!

Выглядывая из-за ствола, я до боли в глазах всматривался в густую зеленую массу листвы, перечеркнутую стволами и ветками. Где-то неподалеку хрустнула галька. Кажется, справа… Зашевелились ветки, фигурка метнулась к соседнему дереву, но добежать не успела…

– Ой, ой! В голову! – завопил бегущий. – В башку нельзя!

Но попали ему не только в голову: он прихрамывал и держался за колено. Значит, выбыл из игры.

А с дерева послышался хохот Юрки.

Тут о кору моего дуба щелкнула косточка, потом – другая. Я попал под обстрел. Пригнувшись, я побежал к ближайшему толстому стволу, на ходу перезаряжая ружье.

Только я устроился, как что-то шлепнулось на мою голову – и упало к ногам… Зеленый урюк! Я поднял глаза – среди веток урючины мелькнула смеющаяся Юркина физиономия. Вот уж кто умел веселиться в любых условиях! Я показал ему кулак.

– Сзади, сзади! – послышался откуда-то сдавленный шепот Камиля. И вовремя! Я оглянулся. Ко мне, целясь на ходу, бежал Ахмад. Он сумел обойти нас с тыла…

Дальше все происходило с какой-то невероятной быстротой. Со зрением моим что-то внезапно случилось – мне почудилось, что бежит на меня вовсе не Ахмад, а наш любимый дядя Робик с куском шланга в руках. Такой же дикой злобой, как и дядино, когда бежал он за Юркой, было перекошено лицо Ахмада, только усиков не хватало.

И сразу же три выстрела слились в один. У моего уха просвистела косточка и, ударившись о ствол, отрикошетила в затылок.

Наши с Юркой выстрелы оказались более удачными: вражеский предводитель был ранен дважды. Я успел увидеть, как он согнулся, схватился за живот, выругался. Еще бы! Две косточки – это вам не щелчок по носу.