– Это точно. Как узнает, что ты её мужа совращала, как курочку по пёрышку причёску твою фирменную на шиньоны подёргает. И промежность заштопает.
– Кто кому. Пусть забирает своего Эдичку и проваливает. Знать больше не хочу.
Не думал я, что мой блеф свернёт на просёлочную дорогу и понесётся по бездорожью. Надо, думаю, выкарабкиваться. Ну не верю я во всю эту чушь. Так не бывает. И сам себя поправляю – сам же говорил, что бывает всё. А коли правда?
Разошлись по разным комнатам, курим прямо дома. Дым коромыслом, в голове бедлам. Всё! Это конец. А чему, собственно финниш? Я изменил, она изменила. Мы квиты.
Ууу! Что значит квиты? Я-то не изменял, навыдумывал фигни всякой с целью проведения разведочных действий, а она, Лариска-то, на самом деле… вот сука!
Есть, есть повод для развода, есть.
А квартира, а машина, а дети? Какой, к чёрту, развод?
Узнал, твою маму! Оно тебе нужно? Вот идиот, право слово. Ну, гульнула мальца. Кто теперь на сторону не прыгает? Семья дороже.
– Ларис, а Ларис!
– Не подходи, поганец, убью! Век предательства не прощу. На смертном одре вспоминать буду.
– Я это, того, пошутил. Наврал, хотел тебя проверить.
– Проверил? Отчаливай. С Эдькой жить буду. Он честный. Не то, что ты.
– Ну да, ну да. Постель ещё не повод… самый честный, мля. При живой жене, точнее, с двумя жёнами. Конь, говоришь? Может, размер гривы покажешь? Хотя грива это про тебя. У него другие выдающиеся детали. Ларис, а сильно у него выдающиеся, докуда достают-то? Вот чего ты меня опять завела? Я ведь мириться пришёл. Зуб даю, что соврал.
– Тогда или сейчас? Соврал-то, спрашиваю, когда? А то, что у Светки шрам в паху и родинка на правой ягодице, тоже выдумал? Конечно, милый… не делай из меня идиотку. Есть… и шрам есть, и родинка. Небось перецеловал всю с ног до головы. И эту тоже, через которую дети вылазят. Вот как я тебе теперь доверять смогу? У шалава!
– Это же просто, Ларис. Мы летом на пляже вместе отдыхали. Она в бикини была. Всё же видно, кроме того, что под треугольником. Вы же, бабы, дуры набитые, норовите всю внутренность потенциальному потребителю предъявить.
– Ах, вот мы, значит, какие? Развратные, похотливые, бесстыжие. А вы, мужики, образец чистоплотности и целомудрия. Нигде у вас ничего не видно, только топорщится. Вы нам, мы вам. Квиты. Только у нас есть, на что приятно посмотреть и что с удовольствием потрогать. А у вас-то… без слёз не взглянешь, висит чёрт-те что, тряпочка… тьфу!
– Понятно, а у вас не висят, болтаются. По стойке смирно, когда в собачьей позиции стоите, а снизу призывно ягодка наливается: сорви меня, добрый молодец, только не подавись. Я ведь не спрашиваю, откуда ты знаешь, что у Эдьки одно яичко длиннее другого.
– Любовница твоя рассказала. Кстати, и о том, что шесть часов кряду может, тоже она. А ещё… ладно, не важно, проехали. Мириться он, видите ли, пришёл. Так и мирись, не хами. Ягодки. А ничего, что я ими детишек твоих выкормила? Посмотрела бы я, как ты… не, ничего, пошутить хотела неудачно. Ладно, давай мирись. Я ведь тоже тебе наврала. Мамой клянусь. Отомстить хотела.
– Так и я тоже… блефовал, чтобы тебя расколоть.
– Чего это меня? Он, главное, изменил, а меня проверять удумал. Хорошенькое дельце. Со Светки слез и мириться приполз. Не дала, что ли? Или выгнала. Чего это я несу? Ты, дорогой, не слушай меня, бабский дурацкий характер. Всегда хочется последнее слово вставить. Допустим, я тебе поверила, и что? Чем компенсировать будешь?
– Ну, ты, Лариска, и стерва. Предлагаешь за твои кувырки с Эдичкой мне расплатиться? Я тебе как на духу: ничего у нас со Светкой не было. Усекла?
– Я твои извинения принимаю. За стерву отдельно мириться будем. Она тебе гораздо дороже обойдётся, чем Светку трахнуть.
– Да не было у меня с ней ничего. Можешь у неё сама спросить.
– Я и не сказала, что было. Постель ещё не повод для знакомства. Один раз разрешаю.
– Выходит, ты мне не поверила?
– Доверяй, но проверяй. Есть такое понятие – срок давности. Извинения приняты, но с испытательным сроком.
– Тогда и ты… одну из подробностей, которую мне предъявила про Эдичку, эпизодик такой малюсенький, он мне рассказывал, только не про тебя… вот я и думаю…
– Думает он. Чем размышлять-то? Тыквой? Значит, и мне тоже он рассказал.
– Ага, прямо так взял и сдался с потрохами лучшей подружке своей жены. Я тоже Светке о всех своих приключениях на стороне докладываю. Чисто для хохмы, чтобы ты не волновалась, а то ещё ревновать вздумаешь.
– Кого ревновать? Тебя, что ли? Кому ты нужен, разве только мне, да и то, потому что дети.
– Вот и не ревнуй.
– Даже не думаю. Трахайся, сколько влезет. Только не со Светкой.
– Ловлю на слове. С какого дня налево можно?
– Прямо сейчас и начинай. Я готова.
– Так мы уже чего, помирились?
– А я о чём, битый час талдычу?
– Может, нам Светку с Эдиком в гости пригласить? Расскажем им всю эту хохму с обоюдной разводкой, посмеёмся от души.
– Ты чего, совсем ку-ку? Хочешь меня с лучшей подругой поссорить?
Мы рассмеялись и побежали мириться.
Темпераментно вышло, азартно и чертовски чувственно, аж мурашки по телу.
Но я так ничего и не понял, не поверил в хохму. Умеют же бабы воду мутить.
Интересно, а она мне поверила?
Химера
На просторах нашей необъятной страны есть суровые регионы, где три сезона года – весна, лето и осень – укладываются в один или два месяца. Там шутят, если их кто-либо спрашивает о том, какое было лето, что их в этот день там не было.
Нечто подобное происходит зачастую с любовью: ждёшь её, ждёшь… потом бац – вторая смена. А была ли та самая любовь на самом деле или показалось? Зато, какая обильная пища для воображения.
Некоторые, прожив в состоянии любовного обморока неделю или месяц, впоследствии пишут романы с продолжением, десятками томов, скрупулёзно выдумывая мельчайшие подробности якобы происходившего с такой тщательностью и детализацией, словно, пылая страстью, всё это время не выпускали из рук блокнот, где регистрировали каждый нюанс ощущений и переживаний. Каждый штрих поминутно выписан с достоверными маркерами, чтобы можно было каждому сравнить с личными переживаниями.
Реальная любовь чаще вырастает из физиологии и ей же заканчивается. Равно как Вселенная в результате Большого взрыва: из ничего появляется, растрачивает потенциал, постоянно охлаждаясь, и сворачивается опять же в ничтожно малую величину.
Витька из тех мальчишек, которых отношения с девочками всегда заставали врасплох. Книжки, футбольный мяч, фотоаппарат очерчивали границы его интересов.
Конечно, среди его друзей были и девчонки. Например, Катя и Юля, две сестрёнки из пятьдесят пятой квартиры, которые жили двумя этажами выше в его подъезде.
С ними Витя с шести лет. Когда была плохая погода, он вместе с сёстрами играл в больницу или магазин, иногда в семью. Коноводили всегда сёстры. Мальчик обычно соглашался на такие правила, которые непрерывно выдумывали они. Это ему даже нравилось. Дружба продолжалась до окончания школы в неизменном виде, ни разу не перейдя в иную плоскость. Так он и воспринимал девчат как друзей, просто иного пола.