Я тебя… никогда!

Ромка ни к одной из этих категорий не относился. Он экземпляр штучный, ручной выделки. Феномен в своём роде.

Он не торопил любовь, поглядывая на потуги окружающих обеспечить себя щёлочкой поуже и кочерыжкой потолще снисходительно, почти равнодушно. Эротический спорт вызывал в нём отвращение, а к серьёзным отношениям парень был не готов.

Где-то в глубине души чувствовал, есть нечто или некто, отвечающее за счастье. Раз оно дремлет – значит, ещё время не пришло. Надо ждать.

Карина со своими лукавыми уловками налетела словно ураган “Катрина”, разворотив напрочь мысли и утверждённые на годы вперёд жизненные планы, обаяла непонятно чем.

Во всяком случае, морзянка через волнение пульса и вибрации набухшего естества что-то неприличное отстукивала, намекала на вступление в пору половой зрелости. А поскольку мужчина в той азбуке не силён, прочесть послание изнутри не в силах, то и действовать приходится по интуиции, как карта ляжет.

Смылись они с той вечеринки вприпрыжку. Переплелись потными от энергичного танца руками и крадучись, чтобы никто не увидел, вальсируя, просквозили до самого выхода.

Выбежав на улицу, смеялись. Вдвоём оказалось веселее и приятнее, чем среди озабоченных претенденток на Ромкину благосклонность, подмечающих каждое слово и движение.

Над этим они и хохотали, показывая в лицах реакцию и напрасные старания женщин, пытающихся соблазнить разгорячённого возлияниями Виктора, перебивая друг друга, изображая наперебой обеспокоенных безбрачием девчонок.

Воздух был свеж. Первый же глоток опьянил, заставляя встретиться изучающим взглядом.

А в нём…

Всё было ясно без слов. Ребята прижались головами, вдыхая волнующие кровь пары магических флюидов, обнажающих помыслы и желания.

Сердечко Романа ухнуло, провалилось в бездну пронзительных глаз, отозвавшись колокольным звоном, словно кто здоровенный врезал со всего маха по рынде, созывая народ на пожар.

Пропал мальчишечка…

Каринка, приподнявшись на одной ножке, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до его лица, закрыла глаза, свернула губки в трубочку, подставляя это сооружение для поцелуя. Это уже не сигнал, даже не намёк – прямое указание.

Ромка огляделся.

Стояли под самым фонарём, словно намеренно хотели продемонстрировать публике проснувшиеся чувства. Не зная, как приступить к делу, Роман отступил на шаг, решаясь на неведомое, но желанное действие.

Испробовал, вкусно! Почему же такого не было с той, самой первой его женщиной?

Они тогда изрядно выпили, познакомившись на студенческой вечеринке. Нашли свободный кабинет с вставленным в замочную скважину ключом, закрылись изнутри. Сразу приступили к сближению, несколько вульгарно, неумело, практически без предисловий.

Девушка тогда решительно расстегнула его ширинку всего после пары поцелуев. О чём она думала, непонятно, ведь оказалась девственницей. Процесс раздевания друг друга описать невозможно. Нечаянные партнёры, желающие острых ощущений, явно не знали, как и что нужно снимать.

Пуговицы, молнии и застёжки отлетали, прищипывали самое больное, но не желали покидать уютные, обжитые тела.

Потом, происходило это на каком-то жёстком топчане, долго пристраивались, хотя сильно спешили, нервно, довольно безрезультатно пытались совокупиться, не зная, как это правильно сделать.

Было жутко неудобно и совсем темно. Желанное располагалось совсем не там и не так, как предполагали, было скользкое, липкое и не очень приятное на ощупь. Каждый пытался выполнить свою миссию, удовлетворить личные желания, не желая и не умея действовать согласованно.

Незадачливые любовники никак не могли состыковаться, упрямо маневрируя вразнобой, мешая друг другу.

Сначала воспалённая торпеда никак не желала заходить в истекающий соками грот, выскальзывала и попадала совсем не туда. Потом у Ромки начало выскакивать из груди сердце, спёрло дыхание, заклинило и свело правое бедро.

Было стыдно и больно. Глаза заливал пот, капая на лицо подружки, вызывая тем самым её брезгливое раздражение.

Когда догадались направить в кипящее желанием и страхами жерло вулкана разбухший снаряд руками, обрадованный неожиданной удачей Ромка вогнал его чересчур энергичным движением до самого основания, вызвав тем самым непредвиденную реакцию подруги, вцепившейся от боли в его лицо ногтями.

Парень попытался вырваться, инстинктивно напрягся, усилив тем самым эрекцию, освободил руки, упав на девушку плашмя, придавив её к топчану. Подружка заорала, как раненый зверь, подтянула к подбородку колени и выстрелила Ромкино тело прочь с кушетки.

Он отлетел головой на край стола, потерял сознание, в то время как орудие любви начало стрельбу очередями.

Девушка вскочила с топчана, нащупала выключатель, зажгла свет. По ногам стекала прозрачная кровянистая жидкость, в голове стучала набатом боль и обида на партнёра, причинившего страдание.

Подружка подскочила к обидчику, принялась колошматить ногами, крича, какая он свинья, грозясь уничтожить. Лишь тогда она заметила лужицу крови, вытекающую из рассечённой раны на голове.

При виде крови девочка потеряла сознание, представив, что нечаянно убила любовника.

Нелепую случайность усугубило внезапное желание уборщицы прибраться в том самом кабинете. Техничка открыла дверь своим ключом, и её взору предстали два окровавленных трупа.

Через пять минут вульгарную картинку лицезрели чуть ли не все участники той вечеринки.

Потом были слёзы, пощёчины ни за что, от раздражения, бессилия, недовольства, обвинения и угрозы с её стороны. Затем затяжная истерика с икотой, попытка суицида. Всё было, кроме настоящих чувств.

Исключительно незрелые эмоции. Это было обыкновенное юношеское любопытство, не более того.

С Кариной он испытал очарование прикосновений, сладость поцелуя, магнетизм взаимодействия, сближающий до состояния смешения.

Внутри звучала мелодия, крутилась фраза, – очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана, вся ты словно в оковы закована, драгоценная ты моя женщина…

Ромка растворился в Каринке, потерялся, впитывая её волшебную ауру, окутывающую паутиной сладострастия, делясь с ней торжеством некого таинства, посвящения в адепты то ли религии, то ли сокровенного братства. Отныне он будет на неё молиться, посвящая открывшейся ему до донышка женщине всю свою жизнь.

Во всяком случае, теперь он уже совсем другой. Девушка изменила его внутренний мир, ощущения и мысли.

Хорошо это или плохо – не понять. Ясно одно: с ней много лучше, чем было без неё.

Поодаль фонарь высветил силуэты. Не важно, кто это мог быть, им ни с кем не хотелось встречаться.

Ребята переместились в тень, держась за руки, не переставая дарить и принимать поцелуи, сдерживая дыхание, едва различимые стоны благодарности, упиваясь блаженством совместного бытия.

Едва тени и их голоса растворились в ночи, они приступили к тому же, но уже яростно, сплетаясь языками, чмокая от удовольствия, склеиваясь телами.

А ведь это похоже на любовь: на ту, нереальную, о которой столько врут.

Может, не зря?

Восторг! Как иначе описать волшебное состояние, посетившее их?

Время украло незаметно несколько часов, насмехаясь над незрелыми чувствами, приблизив утро. Пора домой.

Ромка пошёл провожать Карину через весь город. Женщина была чрезмерно возбуждена. Она говорила, говорила, говорила. Читала стихи. Восторженно, страстно, с придыханием, словно написаны ей и про неё.

Прощание было долгим и бурным. Любовникам никак не удавалось разжать руки. Они отходили на пару шагов, соскальзывали в предвкушении разлуки ладони… не сговариваясь, задерживались на последних пальчиках, схлёстываясь опять в объятии. Снова принимались неистово чмокать, желая проникнуть языками не только в рот, куда глубже…

Они понимали, скорее, ощущали кожей обоюдное желание осуществить окончательное сближение, но сдерживались, как могли, из последних сил.