Я тебя… никогда!

Отказывать сходу не было причины. Пусть так, лишь бы скорее выйти за рамки непонятного балагана.

Что и как происходило дальше, можно было вспомнить лишь фрагментами, поскольку начался спектакль как комедия, а закончился мелодрамой.

Пассажирка “случайно” попадала “не туда”руками, притворялась предельно пьяной, что было странно (выпито было всего ничего: в початой бутылке оставалась почти треть), лезла целоваться.

Венька отбивался недолго (мозг отключился, не давая права диктовать сознанию условия интимного взаимодействия буквально через несколько минут агрессивно-провокационных действий).

Машина была припаркована в кустах.

Близость доступного источника наслаждения насыщала атмосферу тесно замкнутого пространства терпким запахом грешных мыслей, сверкающих электрическими разрядами на налитых выпуклостях, прикосновение к которым лишало собственной воли.

Времени на поцелуи ушло достаточно, чтобы вскружить голову до состояния кипения.

Романтический танец продолжили на жилплощади соблазнительности.

Вениамин чётко помнил, как медленно, с поцелуями раздевались, как дрожащими руками прижимал женщину за упругий зад, как оглаживал крепкую спину, с каким азартом приник губами к упругой груди, пьянящей запахом разрешённого бесстыдства.

Нежная шея, подключичные ямочки, мягкий живот: руки и губы путешествовали по неизведанным просторам в попытке отыскать контрольные точки, в которых сосредоточена чувствительность, где прячется страсть.

Венька вёл себя как умалишённый, словно впервые и вдруг увидел эти потайные уголки, как целомудренный юнец, познающий запретную девичью тайну впервые.

Слишком долго мужчина добирался до полюса наслаждений, слишком реалистично и красочно представлял это мгновение.

Когда почти весь путь был пройден, когда сокровенные пределы раскрылись, голова закружилась в медленном танце, лишая возможности поступать осознанно.

Раздвигая словно в горячечном бреду аппетитные бёдра, крадучись, нежно, но страстно вклинивался Венька во влажную тесноту: нырял, замирал, окунаясь с головой бездну порока, “извинялся” целомудренно и страстно.

Он и забыл, что обладает столь яростной мужской силой, нерастраченным доселе умением извлекать из женского естества столь темпераментный отклик, дающий право задерживаться в промежутке меж ног сколь угодно долго, пока не иссякнет последняя капля эликсира молодости.

Оказывается, он ещё ого-го! Выходит преждевременно вычеркнула Веньку супруга из числа обладателей выдающихся интимных способностей.

Очнулись любовники на мокрой постели, лишённые сил, хотя настроение праздника не покидало воспалённые сердца.

В таком-то возрасте, мама дорогая!

Смотреть в глаза друг другу было неловко и стыдно, зато запретные действия постыдными не казались.

В воздухе витал концентрированный аромат похоти, запах немыслимого в своей откровенной целомудренности разврата, специфически, очень щедро сдобренный мускусом нутряных соков.

Вениамин застенчиво прикрыл скомканными трусами погрустневший, сдувшийся как воздушный шарик молот, спустивший в свисток последний пар, и засобирался домой.

– Оставайся уж. Чего вскочил. Нормально же всё, мне понравилось. Никто никого не насиловал. Попробуем притереться. Я одна, ты один. Недавно стихи читала, не помню, кто написал, – знаешь, милый, ведь будет здорово, если всё это – не в бреду! Это я, твоя помощь скорая. Вызывай меня. Я приду. Ну, попробуем?

– Дети у меня, двое. Так что я один.

– Дети – это хорошо. Ребятишек люблю. Не бойся, не обижу. Оставайся.

– У тебя не останусь. Хочешь серьёзных отношений – жить у меня будем. А ты ничего… та ещё зажигалка.

– Да и ты – мужик не промах. Вдруг у нас с тобой сладится?

– А Софья? Я же, выходит, поманил её, обнадёжил, а сам…

– Не хотела тебе говорить. Может и не стоило бы. Ты – мой приз. Только не обижайся. Я же не знала, что по сердцу придёшься. Мы на тебя шуточный жребий бросили. Обидится – сама виновата: нечего было авантюру предлагать, даже для хохмы. Мы с тобой не в том возрасте, когда год нужно глазки строить да на Луну любоваться, чтобы решиться жить вместе.

На самом деле разговор был довольно длинный, непростой.

На следующий день Вениамин встречал подружку с работы на проходной с букетом полевых цветов, вином и фруктами, чтобы отвезти к себе домой. Познакомил с детьми и поехал на работу.

Смена затянулась на сутки. Вениамин работал в такси.

Уйти домой, когда есть заказы, выше его сил: деньги в семье всегда нужны.

Люба встретила Веньку горячим с пылу с жара ужином, хоть не знала, когда тот вернётся.

Эмоции предыдущей всё ещё расцвечивали окружающее пространство.

В спокойной обстановке, когда знаешь, чего ожидать, когда нет иных тормозов, кроме бытовых проблем, праздник плоти превращается в феерию: даже свет на сей раз выключать не стали.

Экспериментировали азартно, обстоятельно, методично, с энтузиазмом и воодушевлением исследователей межгалактического пространства: вынюхивали, пробовали на вкус, пока не свалились в полном забытьи и изнеможении.

Венька уже с работы пришёл утомлённым. Эротический поединок высосал из него остатки сил.

Заснули после энергичной разминки моментально.

Видно Венька основательно переутомился, потому, что всю ночь стонал, охал, ругался и вертелся волчком.

Люба никак не могла уснуть, не зная, что думать на сей счёт. Кто знает, что у мужика на уме: может не совсем в своём уме.

Мысли одолевали разные, взаимоисключающей направленности. В плане секса Венька её устраивал. Дом чистенький, дети ухожены, зарабатывает неплохо.

Но это внешнее. А внутри… мало ли на свете чудаков на большую букву М.

В бешеной скачке, какую они две ночи подряд устраивали в постели, Люба отродясь не участвовала. До сих пор остыть не может, обливается соком при малейшем намёке на нескромные моменты тесного контакта, как… прости господи… как семнадцатилетняя девственница.

Даже стыдно становится за свою несдержанность.

Чем чаще вспыхивали дерзкие фантазии, тем сильнее искрились всполохи неуёмного желания. Ей и сейчас невыносимо хотелось почувствовать живое тепло в тесноте внутри себя.

Люба вспотела от непристойной мысли, пронзённая насквозь возрастающим потоком вожделения, разлившимся по груди и бёдрам. Даже руку пришлось запустить меж ног, чтобы успокоить внезапно подступившую похоть и ладонь прикусить.

Лучше бы этого не делала.

Её терзала очень нескромная мысль разбудить Веньку, потребовать определённых действий: нечего было разжигать костёр, если нет запаса горючих материалов.

Впрочем, прежние мужья так точно не умели.

Может, слишком долго воздерживалась, оттого так накрыло сладострастием?