Сквозь призму времени

Первый месяц только спали, а потом…

Теперь девочка узнала, что беременность – не настроение, а болезненное состояние, не связанное с любовью и удовольствием. Это ответственность, от которой она не желает избавляться, как поступил Вадик.

Ведь она ему верила, считала мужем.

Они вместе вели хозяйство, готовили, заработанные деньги складывали в одну коробочку из-под конфет.

Коробочка осталась там, в квартире. Там же её нехитрые пожитки. Вот только сможет ли она теперь решиться на встречу с Вадиком?

Придётся наверно ехать к родителям, рассказывать правду, в которую Ася и сама пока до конца не могла поверить. Одной не справиться.

Или всё же…

Девятнадцать. Это число лет до того, как её выбросили на улицу, словно ненужную или сломанную вещь.

Теперь её стало как минимум вдвое больше.

Тот, кто никого не спросив её должен вскоре появиться на свет, сейчас уютно плавал где-то внутри, даже не подозревая, что решается его судьба, которая может закончиться не начавшись.

Ведь его ещё нет.

Девочка стояла под проливным дождём и не могла принять решение.

Ей казалось, что жизнь утратила самое основное – смысл.

Зачем ей теперь жить, если любимый оказался предателем, если не на что и не на кого больше рассчитывать?

Потом из соседнего подъезда вышел парень с большим зонтом, направился прямиком к Асе, протянул ей записку.

“Ася. Мне нужно побыть одному, разобраться в себе. Не сердись, не отчаивайся, это жизнь. Мне рано становиться отцом. Рано. Будь умницей. Я тебя люблю! Вещи завтра привезу в общежитие. Наверно когда-нибудь мы сможем быть вместе, если… ”

Прочитав это “если” девочка разрыдалась.

– Что же ответить Вадику?

– Скажи, что я его тоже люблю.

Доброе утро, любимая!

Купание в ванне с подружкой это нечто изумительное.

Лёнька помнил, как когда-то в далёком детстве голышом бултыхался с неразлучной соседкой Люськой, когда приходили зимой с улицы с обмороженными руками и ногами.

Чтобы согреться и пошалить, они наваливали в прозрачную горячую воду резиновые и пластиковые игрушки, когда родителей не было дома, искренне веселились, безжалостно расплёскивая содержимое ванны на пол, как радовались этому неожиданно пришедшему в голову увлекательному приключению.

С тех пор прошла целая вечность. Люська выросла, выучилась в институте, вышла замуж, родила двойню, а незабываемое впечатление от аттракциона осталось.

Сколько раз уже Лёнька хотел предложить жене удивительную процедуру, которая теперь приобретала иной смысл, сулила новые ощущения, но стеснялся.

Если быть до конца честным, он боялся своей привычки излишне откровенничать. Катенька могла не понять, что именно и почему его возбуждает.

Покрутить у виска пальцем, безапелляционно заявить, что инфантильность – признак незрелости души и тела было для неё обыденным выпадом, а для Лёньки поводом огорчиться и впасть в уныние.

Они были безнадёжно влюблены, счастливо женаты, успели безоговорочно  принять недостатки и достоинства друг друга, но были отдельные моменты, договориться о которых никак не получалось.

Если говорить про эротику и секс – этих чувственных развлечений в семейных буднях было вполне достаточно.

Несмотря на полноценные  и системные интимные тренировки с постоянным наращиванием силовой нагрузки, Лёньку постоянно тянуло на уникальные эксперименты.

Катенька была не против исследовательской деятельности, в особенности, если интересные и новые способы сладостных эротических бесстыдств подавались в увлекательной игровой манере, но особенного усердия и творческой инициативы не предпринимала.

Девочка была чувствительной и страстной, иногда даже неутомимой, однако ненасытностью не страдала. Иногда Катенька запросто могла заявить, – достаточно, любимый, умерь пыл. Ты меня заездил. Превратишься в наркомана – потянет налево, я не переживу. Наказан. На три дня. И не спорь!

Лёнька переживал, но табу нарушить не решался.

И вдруг нашёл повод увлечь любимую странным предложением.

После очередной ссоры, спровоцированной внезапным приступом у любимой ревности, он ненавязчиво предложил в качестве примирения совместный заплыв в горячей ванне.

Катенька удивилась, но любопытство пересилило недоверие и настороженность.

Она долго выясняла, в чём изюминка данного мероприятия, почему Лёнька так возбуждён и настойчив.

Муж был красноречив.

Прежде, чем он закончил рассказывать, чего и как будет мыть, как ласкать, массировать и стимулировать, какие немыслимо прекрасные ощущения обязуется доставить, какие чувственные наслаждения предстоит испытать, Катенька впала в эйфорическую прострацию.

Тело девушки и чувствительная женская сущность налились нарастающим  желанием. Дальнейшие уговоры не понадобились. Если бы Лёнька принялся сейчас уговаривать, не делать этого, всё могло закончиться если не истерикой, то скандалом.

Катенька чувственно закатывала глазки, пока муж со вкусом раздевал любимую, попутно высекая искры блаженства из её любимых эрогенных зон, дразня предстоящим таинственным наслаждением.

Вода была прозрачной, сказочно комфортной температуры, с ароматной персиковой отдушкой. Места в ванной, как ни странно, хватило на двоих с избытком.

Лёнька улёгся снизу, Катенька на него.

Её упругий животик и нежные грудки с восставшими вишенками скользили по телу настолько восхитительно, что оба содрогались от избытка чувственного наслаждения, не успев приступить к обещанной процедуре.

Ласки в воде оказались гораздо соблазнительнее, чем привычный секс. Это была девственная нива, полная приключений. Движения и прикосновения отдавались в разгорячённых телах фантастически сладкой эйфорией.

Шампунь, добавленный в воду, придавал коже приятную шелковистость.

Распаренные, ароматные, гладкие, упругие, супруги сновали по соблазнительным изгибам, бессовестно проникали друг к другу в особенно чувствительные интимные пределы, ни на секунду не прекращая целоваться.

Ласковые прикосновения были ошеломляюще эротичны, восхитительно желанны.

Говорить не было ни желания, ни сил.

Супруги в совершенстве владели языком любовного танца, который богаче и ярче любого другого понятного обоим диалекта. В языке слов имеются не только восторженные эпитеты, но вульгарности и  колкости, которые сейчас были излишни.