Отдай свое сердце!

Мужчина, скорбно опустив голову, постоял у могилы. Потом побрел к выходу. Друзья тотчас подошли к надгробию, у которого он стоял. Здесь тоже имелась стихотворная эпитафия:

Без тебя, родная Рита,
Жизнь моя почти разбита.

– Рита, – обратил внимание на имя Генка.

– Ну и что, – пожал плечами Макс. – Очень распространенная кличка для овчарок.

– Надпись какая-то странная, – не унимался Самокатов. – Что значит – по-чти разбита?

– Так он-то пока еще живой, – объяснил Горохов, кивнув в сторону удаляющегося мужчины. – Вот когда коньки отбросит, его жизнь будет совсем разбита… Слушай, Самокат, а как ты узнал, что этот тип пойдет именно сюда?

– Я же тебе говорил. Он подошел к нам с Курочкиной на платформе и…

– Во сне подошел? – перебил Макс.

Генка вздохнул.

– Фиг его знает. С одной стороны – вроде бы во сне, а с другой – вроде бы наяву.

– Давай тогда продолжим слежку, – предложил Горохов.

– Давай. Пошли.

– Подожди. Знаешь, как надо сделать?

– Как?

– Ты садись на хвост этому типу, а я с карликом поговорю.

– О, точно!.. И еще поищи могилу Крыжовника.

– Какого Крыжовника?

– Кота Курочкиной. Она говорила, что он где-то тут похоронен.

– Ладно, поищу.

– Ну я отваливаю.

И Генка отвалил. А Макс направился к карлику.

Сразу заводить разговор о мужчине в черном Горохов не стал. А начал издалека:

– А вы не скажете, почему это кладбище называется Азоркиным?

– Скажу, – ответил карлик, не переставая махать метлой. – Самую первую собаку, которую тут схоронили, Азоркой звали.

– А-а, – протянул Макс и увидел надгробие с иностранной надписью. – А здесь кто похоронен, не знаете?

– Знаю. Крокодил.

– Крокодил?

– Да. Консул одной африканской республики привез с собой ручного крокодила. А тот простудился и помер. У нас же здесь не Африка… – Карлик достал сигареты. – Надо, пожалуй, перекурить.

Карлик закурил.

А Горохов перевел разговор на мужчину в черном.

– Это сейчас артист приходил, да? Я его вроде бы в каком-то сериале ви-дел.

Карлик выпустил изо рта дым.

– Может, и артист. Мы не знакомы.

– Вы же с ним поздоровались.

– Он сюда каждый день ходит. Потому и здороваемся.

– Каждый день?

– Да. А то и по два раза в день.

– Надо же. Видно, свою собаку очень любил.

– Любить-то любил, – покуривал карлик. – А потом взял да убил.

– Как это?

– А она взбесилась. И чуть было его не загрызла.

– Откуда вы знаете?

– Он сам мне рассказывал. Пришел однажды сам не свой. И битый час про свою Риту трепался. Да так, словно это не собака была, а человек. Странный тип. И могилка тоже странная.

– А чем она странная?

– Да я раз зимой пошел снег убирать, гляжу: а у могилы – на снегу – следы собачьих лап…

– Ну и что?

– А то, – сказал карлик. – Следы от могилы вели, а к могиле следов не было.

Глава VI. «Жильцам дома № 44 срочно покинуть свои квартиры!»

Тем временем Самокатов «сидел на хвосте» у мужчины в черном. А тот, в свою очередь, сидел в электричке. Электричка прикатила на Московский вокзал. Толпа повалила по перрону. И в этой толпе Генка потерял объект своей слежки.