Отдай свое сердце!

– Да, твое, – кивнула Курочкина и сделала шаг вперед.

Генка невольно попятился. Курочкина сделала еще шаг вперед. А Самокатов, соответственно, шаг назад.

Тем временем приближался очередной товарняк. Тудух-тудух… тудух-тудух… – стучали колеса.

Курочкина продолжала наступать на Самокатова, улыбаясь при этом какой-то застывшей улыбкой.

– Рит, ты чего?.. – пробормотал Генка, отступая к краю платформы.

И тут вдруг Ритино лицо мгновенно позеленело.

– Отдай свое сердце! – завизжала Курочкина и толкнула Самокатова на рельсы.

– А-а-а-а-а!.. – полетел Генка с платформы. Прямо под колеса товарняка.

Глава IV. «Шуточки» подсознания

– А-а-а-а-а!.. – продолжал вопить Самокатов. Что с ним? Где он? Да это же его комната!.. А сам он лежит на кровати… Блин!.. Значит, это был сон!.. Сон?.. Но почему так болит затылок?.. Генка нащупал на затылке здоровенную шишку. И тотчас вспомнил о царапинах на шее, появившихся после вчерашнего сна.

А что если это никакие не сны, а глюки, во время которых он царапает себя ногтями и бьется головой о стену!

Самокатов даже вспотел от такого предположения. И отбросил его куда подальше. Да нет же! Все очень просто: он где-то незаметно для себя оцарапался и ударился. И с кошмарами тоже все очень просто: он в инете объелся фильмами ужасов; вот поэтому кошмары и сняться.

Но сколько Генка себя ни убеждал, все равно оба сна казались ему явью. Он даже путаться стал – что ему снилось, а что было на самом деле. Ну, то, что он в Курочкину превратился – это, конечно, сон. А вот когда он пошел в школу и спорил там с Максом насчет все той же Курочкиной – это сон или не сон?.. Вроде бы не сон… А может, сон?

«Двойка!» – осенило Самокатова. Ему же Нестерова пару влепила!.. Генка схватил дневник, перелистал… Есть пара!.. Вот она!.. Самокатов обрадовался стоящей в дневнике двойке, как пятерке никогда не радовался. Значит, то, что было вчера в школе – было на самом деле. Он поболтал с Горохом, схватил двойбан, вернулся домой и…

И – что?

Генка опять встал в тупик. Потом позвонила Рита и позвала его на Фарфоровскую. Выходит, с этого момента и начался сон? Но тогда получается, что, придя из школы, он сразу же лег спать – это в три-то часа дня! – и продрых до сегодняшнего утра. Фигня какая-то… Спать он обычно ложился в десять, а с отъездом родителей – в двенадцать. Ночи, разумеется, а не дня. Да, но если он, вернувшись из школы, не лег спать и не ездил на Фарфоровскую – что же, в таком случае, он делал с трех до полуночи?

В общем, Самокатов опять потопал в школу. Притопал. И около раздевалки встретил Горохова.

Макс как всегда был в своем репертуаре:

– Зацени, Самокат. Вчера на вечеринке две девчонки из-за меня подрались.

На сей раз Генка заценивать не стал.

– Горох, – сказал он, – я задам тебе пару вопросов. Ты просто отвечай и ни о чем не спрашивай.

Горохов недоуменно уставился на друга.

– Самокат, ты в последнее время какой-то прибабахнутый.

«Будешь тут прибабахнутым», – подумал про себя Генка, а вслух спросил:

– Ну, ты врубился?

– Врубился, врубился, – ответил Макс и тотчас спросил: – А почему я не должен ни о чем спрашивать?

– После объясню, – пообещал Самокатов и начал задавать вопросы: – Я вчера в школе был?

– А ты что, сам не…

– Отвечай на вопрос!

– Ну был.

– Мы о Курочкиной говорили?

– Ну говорили.

– Раньше ты о ней слышал?

– Нет, не слышал.

– Мы с тобой после школы куда-нибудь ходили?

– Нет, не ходили… Слушай, Самокат, – не выдержал Горохов, – а ты случайно не шизанулся?

– Вполне возможно, – вздохнул Генка и рассказал Максу обо всем, что с ним случилось то ли во сне, то ли наяву.

– Вот такие у меня заморочки, – мрачно закончил он свой рассказ. – Что ты на это скажешь?

Горохов дурашливо похлопал друга по плечу.

– Чего тут говорить, Самокат. Ложись в психушку.

– Да пошел ты!.. – вспылил Генка.

И сам пошел. Злой как черт.

Макс кинулся следом.

– Эй, я же пошутил.

– Отвали!

– Да не заводись, Самокат! Че ты такой нервный?

– Посмотрел бы я на тебя, если б тебе всякая шиза снилась!

– Подумаешь, как будто мне шизуха не снится. Недавно вон приснилось, что я от монстров удирал.

– Ты хоть удирал. А я на рельсы упал и ни рукой, ни ногой не могу шевельнуть. А товарняк надвигается…

– Ой, да не парься ты, Самокат!