Торжество тревог

Ей показалось, что в эту минуту она увидала прежнего Аспенского. Но это длилось недолго, потому что его глаза начинали быстро гаснуть. Марина откинулась на спинку сиденья, задумчиво глянула в лобовое стекло, долго не шевелилась, потом произнесла:

– Андрею я тоже нужна.

– Все это глупо, Марина, – надавил Константин. – Глупо жить с человеком ради жалости к нему.

– А ради чего с тобой жить?! – с вызовом спросила женщина. – Ради твоих амбиций? Разве мне от этого будет легче? Что ты мне можешь дать?

– Все, что ты любишь! – непривычно торопливо пообещал он.

– Я люблю свободу! – воскликнула она. – Ты не способен ее дать. Я это уже хорошо видела. И я знаю результат такой жизни.

Аспенский тяжело задышал, щеки налились кровью:

– Я стал другим, Марина, – с трудом выдавил он из себя, – я многое осознал, я стал другим. – И снова нажал: – Что толку от твоей свободы, когда все тебе опостылело? Только не говори, что это не так. Я не слепой, Марина, я не слепой. Я вижу, как ты время от времени уматываешь подальше от Андрея, и он не знает, где ты куролесишь.

– Но я все равно возвращаюсь к нему, – вздохнула Печаева. – Он добрый. Он мне все прощает. Ты не такой, Константин. Ты не способен прощать женщин. А нам это необходимо. Мы из другого теста слеплены, Константин. Нам нужен мужской восторг, а не пресные разговоры о бизнесе.

Аспенский понял, что его попытка провалилась. Сразу равнодушие разлилось по всему телу. Он и раньше своим металлическим голосом не мог закрыть ей рот, а теперь подавно. Но прежде чем выйти из машины, положил ладонь на ее руку:

– Не надо терять время, Марина, у нас его и так много утрачено.

Сквозь стекла она видела, как Константин медленно направился к своей машине. Женщина не удивилась предложению, она всегда чувствовала, что такое предложение от него когда-нибудь поступит.

Мир, в котором она жила долгие годы, никак не хотел отпускать ее. Ей было жалко видеть Аспенского слабым, однако греть его у себя на груди она не собиралась. Это время прошло, кануло в Лету, она не хотела помнить о нем. Вот только Константин еще не выкарабкался из прошлого, цепляется за него и хочет вернуть туда ее. Глупо, глупо. Это было трагедией Аспенского. Он не понимал, как все изменилось.

Марина оторвалась от мыслей об Аспенском, вспомнила Хавина. Вот за ним сейчас она могла бы пойти, если б он позвал. Но она не верила, что он позовет. Она убеждена была, что он не решится поломать свой уклад. Ведь с нею ему придется поломать все, впрочем, как и ей тоже.

Странно устроена жизнь. Сначала женщина хочет отправить Павла на тот свет, а теперь сожалеет, что он не рискнет позвать ее. Однако хмель забродил в их душах. И что, если он вырвется наружу?

7

Анатолий Адаевский беззлобно строчил словами, как пулями из пулемета, журя Истровскую за то, что в магазинах не успевали выполнять заказы клиентов. Сроки последнее время нарушались, и покупатели выражали недовольство.

Она, нетерпеливо играя искорками в глазах, иронично смотрела, как дергался кадык на его горле. Причины срывов были объективными, она могла бы объясниться, но считала ниже своего достоинства стоять и оправдываться перед Адаевским. Обеляются пускай бездари, те, кто не умеет работать. К ней это не относится. Она уже исправляет положение. Но чтобы все вошло в нормальное русло, нужно время. Не так много, но все-таки нужно.

Анатолий выслушал и удовлетворился ее ответом. На этом и закончилось его внушение. Она шагнула к двери и от нее вдруг спросила:

– Ты не забыл поздравить Хавина с днем рождения? Все-таки круглая дата. Пятьдесят. Впрочем, глупо спрашивать. Конечно, не забыл. А я как-то не собралась это сделать. Вроде и баба из меня скоростная получилась, а вот что-то забуксовала.

– Что это ты вдруг вспомнила? Уже все прошло, – не отвечая на ее вопрос, проговорил Адаевский. Ему было стыдно признаться, что он не дерзнул. Несколько раз порывался, но так и не рискнул. А все потому, что после событий пятилетней давности, передавая ему бизнес, Павел категорично предупредил и потребовал, чтобы никто никогда из этого города не напоминал ему о себе. Он хотел забыть все, что случилось, и всех, кто мог оживить его воспоминания. – Ты собиралась встретиться с ним. Помнишь?

– Хотела, – кивнула Алла. – Я много чего хотела. Да не все получалось. Не отважилась. А честно, самолюбие остановило, – она импульсивно дернулась.

Адаевский поразился. Самолюбие у Аллы? Откуда оно вдруг взялось? А нерешительность, застенчивость, скромность – это вообще не про нее.

Она скривила красивые губы:

– Я сама удивляюсь, Анатолий, но ты знаешь, мне кажется, я становлюсь иной. И потом, незваный гость это как кость в горле. Я бы не хотела больше быть такой костью, – помолчала, хмыкнула. – Надоели мужики. Кружатся вокруг меня, как слепни вокруг лошади. Каждый норовит попробовать сладкого. Достали.

– Выбор за тобой, – напомнил Адаевский.

– Не могу я выбрать, Анатолий, и оттого тошно становится на душе. Дураки вокруг. Причем круглые дураки. Каждый мнит себя пупом земли, этаким особенным мужиком. Надоело быть среди дураков.

– Ты и нас под одну гребенку? – промурлыкал Адаевский. – И меня, и Печаева, и Аспенского, и Хавина туда же.

– Перестань, Анатолий, ты прекрасно понимаешь, о ком я говорю, – ответила Истровская. – А между прочим, Аспенский он и есть дурак. Мыльным пузырем оказался. Пальцем деланый. Весь его бизнес разбух в свое время благодаря покойной жене. Без нее он получился обыкновенным нулем. Да и Печаев под Мариной танцует. Ну, что это за мужик, смотреть смешно и тошно. Не люблю таких мужиков! Опустили себя мужики! Не стало мужиков! Нету мужиков! – Прищурилась вопросительно. – А Хавин ненароком в наши края не собирается? Все-таки из-за него тогда заварилась вся каша. Посмотреть бы, как он выглядит. А ведь наш нынешний бизнес начинался с его легкой руки. Пять лет. Юбилей своего рода.

– Не собирается, – сухо проговорил Анатолий.

– А ты напомни ему! – посоветовала Алла. – Пригласи! Хватит уже сидеть в своей норе. Спрятался там, как крот. Но от себя не спрячешься и не убежишь. – Вздохнула и сверкнула глазами. – Хотелось бы повидаться. Я б сама пригласила, но не желаю больше быть навязчивой, не могу ущемлять чувство собственного достоинства.

Адаевский усмешливо икнул и отвернул лицо в сторону.

Когда за нею закрылась дверь, подумал, что Алла, наверно, права. Не мешало бы отметить пятилетний юбилей. Что, собственно, препятствует ему? Ведь с момента начала ни разу не отмечали. Пахали, как кони-тяжеловозы. Думать некогда было о праздниках. Зато есть теперь чем погордиться. Анатолий удовлетворенно заиграл мимикой лица.

Алла стремительно вышла из офиса. Горячее дыхание летнего дня обожгло жаром, и она остановилась, подставив лицо лучам солнца. Услыхала, как рядом хлопнула дверца автомобиля. Из авто вышел мужчина в кремовой рубашке и брюках. Алла мельком пробежала по нему глазами. Примерно того же возраста, что она. Приятного вида, отметила в уме. И больше ничего.

Он двинулся в ее сторону. Поравнявшись, спросил:

– Мне нужна Алла Васильевна Истровская. Не вы ли это будете?

Алла по привычке оценивающе глянула мужчине в глаза, но ничего не смогла прочитать в них, и это немного обескуражило, усмехнулась:

– Я и буду Алла Васильевна Истровская.

– Меня зовут Дмитрий Пекрасов, – представился мужчина. – У меня к вам дело. Ничего, что я вот так сразу? – спросил и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Я был в вашем офисе, но мне сказали, что вы уехали сюда, поэтому я здесь.

– Кто же вы такой, Дмитрий Пекрасов, и что вы от меня хотите? – импульсивно спросила Истровская, сойдя с места.

– Неделю назад я приобрел в вашем городе магазинчик, – произнес Пекрасов, – но, видимо, допустил оплошность, потому что никогда прежде не занимался торговлей. По рекомендации одного из знакомых решил обратиться к вам за помощью, чтобы помогли организовать торговлю. Или, в крайнем случае, купили у меня этот магазинчик.

Алла посмотрела на него с удивлением, у этого Пекрасова не все в порядке с головой. Чтобы она выращивала конкурента себе? С какой стати? Истровская подошла к своей машине, распахнула дверцу, красиво села, вставила ключ зажигания. Стартер крутанул мотор, тот загудел, но не завелся. Она лихорадочно давила на ключ зажигания. Бесполезно. Начала нервничать.

– Аккумулятор посадите, – сказал Пекрасов, стоя возле распахнутой дверцы. – Откройте капот, я посмотрю.

– А вы разбираетесь в машинах? – недовольно и недоверчиво сверкнула искорками глаз Алла.

– Да есть немного, – отозвался он.

Она потянула на себя ручку. Пекрасов подвернул рукава рубашки выше локтей, поднял крышку капота, наклонился над мотором. Истровская вылезла из авто и стала наблюдать за ним. Смотрела на пружинистую спину, загорелую шею, уверенные движения крепких рук. Прошло некоторое время, прежде чем Пекрасов выпрямился. Хлопнул крышкой капота, сказал:

– Пробуйте.

Она села за руль, надавила на ключ зажигания. Мотор завелся. Алла довольно взвизгнула, сунула Пекрасову несколько бумажных салфеток, чтобы вытер руки, закрыла дверцу авто и включила скорость. Машина понеслась по дороге.

Пекрасов изумленно опешил. Кинулся к своему автомобилю. И погнал за Истровской.

Алла была уверена, что Дмитрий непременно сделает это, ведь он не получил никакого ответа от нее. Наверняка перед встречей навел о ней справки. И сейчас явно заинтересовался ею. Бесспорно, попытается затащить в свою постель. Она читала его, как раскрытую книгу.