МАЛЕКОН – «волнорез», мол, дамба, набережная. Официально называется Авенида де Масео, представляет собой широкую эспланаду, проезжую часть и дамбу, которая простирается на 8 км вдоль побережья Гаваны, столицы Кубы, от устья Гаванской гавани в Старой Гаване, вдоль северной части района Центральная Гавана, заканчивая в районе Ведадо.
Строительство Малекона началось в 1901 году во время первого временного военного правления США под руководством генерала Вуда. Основной целью создания Малекона была постройка дамбы для защиты Гаваны от моря и так называемых американских Nortes-ураганов, чтобы отметить появление первого 500-метрового участка Малекона американское правительство построило кольцевую развязку на пересечении с Пасео-дель-Прадо, которая по словам французского архитектора Форестье тех лет, была первой, построенной на Кубе из железобетона.
Перед кольцевой развязкой, где каждое воскресение оркестры играли кубинские мелодии был построен отель «Мирамар», который был очень модным в течение первых 15 лет независимости и который был первым, где официанты носили смокинги и жилеты с золотыми пуговицами.
Последующие кубинские правительства продолжали удлинять Малекон. В 1923 году он достиг устья реки Альмендарес между улицами К и Л в районе Ведадо, где было построено Посольство США, спортивный парк Хосе Марти и далее отель Расита де Орнеда (нынешняя «Сьерра-Маэстра»).
Вид на набережную Малекон со стороны бульвара Прадо.
…И вот палимые полуденным солнцем мы побрели по широкой набережной с бетонным бортиком удивлённо рассматривая слева роскошные, но полуразрушенные старинные особняки и здания различных архитектурных стилей, а справа плескались тёмные морские волны и летали большие чайки. Воздух был наполнен морскими ароматами. Было время сиесты, о местном обычае послеобеденного отдыха мы уже знали, поэтому набережная была почти пустая. Только на выступающих в море площадках, также окаймлённых бетонными ограждениями, суетились рыбаки разных возрастов, периодически закидывающих свои снасти в море, и иногда вытаскивали рыбу разных размеров и цветов. Мы прошли уже достаточно много по набережной, когда слева появился холм с красивым белым отелем на нём и большим плакатом с фото Фиделя Кастро и надписью «Socialismo o muerte».
Жара немного спала к вечеру, и рубашки перестала прилипать к спинам, а туфли к асфальту, когда Колька взмолился, что ему срочно надо искупаться в море, а то он совсем растает. Кстати, мы нигде не видели купающихся людей, только в одном месте плескались темнокожие мальчишки, да и то они были больше заняты рыбалкой. Прямых спусков к воде с набережной не было, можно было спуститься только на выступающие из-под набережной каменистые выступы коралловых рифов, но с них опасно было спускаться в воду.
Николай был неумолим и его поддержал Владик, мне оставалось только согласиться с мнением большинства и присоединиться к поискам нормального для купания места. Перспектива окунуться в прохладное море и немного охладиться тоже прельщала. Нашли более-менее подходящее место и спустились на коралловый риф. Раздеваясь, всезнающий Владик заметил:
– А вот напротив совсем рядом в 80 км от нас находится Ки-Уэст и американская Флорида!
– Тогда я должен немедленно показать свою задницу американскому империализму, – заявил уже раздевшийся Колька. Тут же поскользнувшись на мокрых зелёных водорослях, облепивших снизу коралловый риф он с диким воплем, рухнул в воду скользя своим тощим задом по острым выступам рифа.
– Молодец, показал, – среагировал на этот подвиг Владик и сразу нырнул с рифа в море не пытаясь спускаться и рисковать как Николай. Я тоже последовал его примеру, и мы весело с полчаса поплавали в прохладном море смывая с себя малеконский пот и слушая стенания Кольки. Назад на риф мы выбирались из воды помогая друг другу, и чтобы не царапать ноги на рифе сразу поднялись на набережную под удивлёнными взглядами и возгласами вездесущих гаванских пацанов разного цвета кожи. На ободранные до крови сухие ляжки Кольки нельзя было смотреть без слёз. Он достал из своей сумки взятую «на всякий случай» бутылку водки «Столичная» и смочив ей носовой платок стал промывать свои раны.
– Зря водку тратишь, лучше внутрь прими. Морская вода – это самый лучший дезинфектор! – заметил Владик, – и одень штаны, а то к нам дамы идут.
Ближе к вечеру на Малекон начали выходить подышать морской прохладой простые гаванцы, они проходили мимо нас оживлённо обсуждая полуодетых мокрых русос. Мы оделись и решили отметить свой подвиг – купание с набережной Малекон в Гаване! Достали пластиковые стаканчики, разлили «Столичную», сказали тост «Ну, за Малекон!», чокнулись и выпили. Закусывали московскими пряниками и конфетами «Гусиные лапки». Вокруг кружились местные пацаны, жадно глядевшие на конфеты. Сердобольный Владик решил их угостить и начал раздавать конфеты, они одной рукой хватали их и тут же протягивали другую руку за следующей конфетой.
– Да, что у них конфет нет? – в сердцах сказал Владик, раздав весь свой пакет.
– Нет. Тут говорят многого нет, – ответил я ему вспомнив пустую пластиковую бутылку из самолёта.
Возле нас неожиданно остановился кубинец и достав из своего пакета бутылку с тёмной жидкостью начал показывать на нашу водку и говорить:
– Ё тома водка, устэ тома рон!
– Чего он хочет от нас? – заволновался Владик.
– Я понял, – сообщил догадливый Колька, – он хочет выпить водки, а нам предлагает выпить свой напиток – ром, я его уже пил в Аламаре.
– Ну и что. Я тоже пил ром «Havana Club» в Союзе ещё студентом-добавил я в ответ наглому вопросу.
Налили кубинцу водки, себе рому, разложили на закуску оставшиеся пряники, а он достал из того же пакета какой-то большой фрукт.
– Манго, есте эс манго, – гордо заявил он и начал нарезать кусочками свой фрукт.
Выпили и закусили за дружбу народов. Ром оказался приятным на вкус, а манго вкусным и сладким. Повторили. Стало весело и приятно. Мы были общительны и к нам потянулись люди.
Какая-то смуглая девица с роскошными бёдрами, обтянутыми джинсами тянула блондина Владика за руку и говорила:
– Бамос асер амор, рапидо. Тодо трес кукас!
Памятная доска в честь Леонарда Вуда – американского генерал-губернатора начавшего возводить дамбу для набережной Малекон в 1901 г.
Владик не понимал, что она говорила и весело смеялся, предлагая ей слипнувшуюся конфету отыскав её в кармане брюк. Уже допивали вторую бутылку водки и ром, доедали третье манго и слушали весёлые кубинские песни под гитару и маракасы остановившихся возле нас уличных музыкантов, когда возле нас притормозил наш аламарский водитель Хосе на своих Жигулях. Он быстро навёл порядок, сказал тост и выпил сам со всеми, поговорил и пошутил, потом разогнал пацанов, поблагодарил музыкантов, что-то сказал тихо девице отчего она чуть ли не бегом рванула от Владика, не попрощавшись, а нам велел нам сворачиваться и загружаться в машину.
– А что эта красотка от меня хотела? – пытался выяснить у него Владик.
– Это мучача-пута, она предлагала тебе заняться с ней любовью, тут недалеко у неё на квартире и всего за три кука (доллара), – пояснил ему наш спаситель.
– Как прямо здесь, днём, сейчас? Хотя любовь – это всего лишь неудачная разновидность секса, – пытался как-то систематизировать события Владик.
– А шо, в новой стране пребывания надо всё попробовать как в первый раз, напитки, еду, узнать обычаи, – глубокомысленно рассуждал Колька, – и даже трахнуть мучачу, – подумав добавил он.
На обратном пути петляя по гаванским улицам Хосе спросил нас:
– Ну как, понравился вам наш Малекон?
– Малекон – это круто, – безапелляционно заявил Колька, – это пристанище рыбаков и проституток, – через некоторое время уточнил он.
Хосе не обиделся, улыбнулся и сказал:
– Ещё на Малеконе любят собираться «голубые», влюблённая молодёжь и простые кубинцы. Вся жизнь на набережной начинается вечером и продолжается до глубокой ночи, если бы я вас там оставил, вам бы водки не хватило со всеми пообщаться.
«Водочку льём, водочку пьём, водочкой только живём!».
Скоро я пойму, что этот постулат здесь на работает. Здесь любят ром. Кубинский ром и сербесу-пиво, хотя конечно и от водки не откажутся. Просто тут её мало, можно даже сказать практически нет.
Кубинцы от природы очень веселы, не взирая на трудности бытия и любят общаться, петь и танцевать, пить ром и сербесу (пиво) и заниматься любовью. Куба – это любовь!
На следующий день в Аламаре нам позвонил наш представитель ЗАЭСа и сообщил, чтобы мы быстренько собирали свои манатки и вещи на выезд к месту службы.
Строительство Кубинской АЭС
«Чтобы строить, надо знать, надо учиться!»
И. В. Сталин
Закончилось наше почти двухнедельное «аламарское сидение» и загрузившись в поданный автобус, а вещи побросав в грузовую машину мы покинули Гавану. В первый раз мы выехали на большую автотрассу пересекающую всю Кубу с запада на восток называемую Аутописта Карретера Сентраль. В первый раз сделали техническую остановку возле старинного паровозика в Агуаде и свернули в этом месте на юг. Мы смотрели в окна автобуса и любовались видами гор и лесов с красивыми пальмами, посадками сахарного тростника с редкими селениями и не менее редкими автомашинами на трассе, где иногда проезжали красивые американские большие кабриолеты 50-х годов. Через четыре часа дороги мы приехали в маленький городок под названием Сьюидад Нуклеар на берегу Карибского моря, где нас разместили в «отельере» – гостинице для одиноких специалистов. Мне достался «абитасьон» – апартаменты под номером 205, на втором этаже соответственно.
СССР ещё в 80-х годах прошлого столетия подписал Межправительственное соглашение о строительстве АЭС – атомных электростанций сразу на трёх площадках. Кубинский остров-крокодил протянулся с запада на восток почти на 1000 км. Поэтому планировалось построить в разных местах острова три атомные станции ВВЭР-440 по 4 энергоблока, но в исполнении с «контайментом» (оболочкой). ВВЭР-440 к тому времени уже были построены на Нововоронежской АЭС, в Венгрии, Украине, Словакии и Чехии, но они были без «контаймента», кстати до сих пор они успешно работают. На Кубе было поставлено проектировщикам условие сделать реактор с защитной оболочкой, с куполом, как реактор ВВЭР-1000. В 1984 году была выбрана первая площадка, проведены изыскательские работы и началось строительство атомной электростанции в центре Кубы в провинции Сьенфуэгос на берегу Карибского моря. Позже она получила название АЭС «Хурагуа» по названию места расположения. Вторая площадка планировалась на востоке страны в провинции Ольгин, там были никелевые рудники, где до революции французы и американцы добывали руду. Там проводились изыскания и исследования грунта. Третья станция должна была строиться на западе страны в провинции Пинар-дель-Рио, но площадку там ещё не выбрали. Правда потом проект строительства атомных станций на Кубе был значительно сокращён до строительства двух реакторов ВВЭР-440 в Хурагуа. Проектирование выполнялось под руководством В. В. Соболева в Ленинградском отделении Всесоюзного государственного научно-исследовательского проектно-конструкторского и изыскательского института «Атомэнергопроект».
На следующий день после приезда началась моя трудовая деятельность в Республике Куба. Утром все погрузились в рабочий автобус, останавливающийся по расписанию у «отельеры» и поехали на площадку атомной станции, располагавшейся в 5 км от нашего атомного городка «Сьюидад Нуклеар». Оформление временных пропусков заняло немного времени. Затем состоялся официальный приём всех вновь прибывших специалистов по очереди у Руководителя Группы советских специалистов, которым тогда был Юрий Парфентьевич Сараев – бывший директор Смоленской и Чернобыльской АЭС после аварии. Хороший человек и прекрасный руководитель, Царствие ему Небесное, Парфентьич скончался в 2021 году. После Кубы мы с ним часто встречались по совместной работе в Концерне Росэнергоатом, были вместе на последней перед эпидемией пандемии международной конференции «АТОМЭКО» по строительству АЭС Пакш-2 в венгерском городке Печ в конце 2019 года. Позже он приглашал меня на работу в свой Международный союз ветеранов атомной энергетики и промышленности, но как-то не сложилось из-за дрязг и интриг в этой организации.
Все вновь прибывшие спецы расположились в приёмной начальника, и секретарь Руководителя ГСС вызывала нас по очереди в соответствии с табелью о рангах наших. Мне долго не пришлось ждать и по приглашению секретаря я вошёл в скромный небольшой кабинет. «Парфентьич» поздоровался, предложил присесть на стул напротив его стола. Взял моё личное дело и быстро ознакомился с ним, хотя наверняка уже знал всё о тех, кто прибывает на его площадку.
Ю. П. Сараев-Руководитель ГСС на строительстве АЭС «Хурагуа» в 1991 г.
Спросил, как мне понравилось или нет «аламарское сидение» в Гаване, заметил, что эта ситуация в Аламаре ему не нравится, когда вновь прибывшие специалисты сидят там по две недели иногда с семьями и они над этой проблемой работают с ЗАЭСом. Коротко рассказал о ситуации на строительстве АЭС, потом сообщил, что рад видеть на стройке в моём лице представителя легендарного союзного треста ЦЭМ. Поздравил со вступлением в должность старшего инженера группы технического содействия тепло монтажного управления (ТМУ)и пожелал хорошей, ударной работы здесь, также как и на стройках Советского Союза. Пожал руку и направил на инструктаж по ТБ – технике безопасности и затем к Руководителю Тепло монтажного управления Зайцеву, кстати тоже «цэмовцу» со Смоленской АЭС.
Позже я узнал, что главным инженером стройки был представитель украинского треста «Южтеплоэнергомонтаж» (ЮТЭМ) и во всех управлениях было большое наличие их специалистов, поэтому Парфентьич так радовался редким «залётным» цэмовцам. Хотя часто сам запрашивал именно их приезды у ЗАЭСа, но те видимо имели другие «свои» планы или указания свыше.