Агент Абвера

Основанная великим князем Василием III четыре века назад, обитель, куда впоследствии Рюриковичами с Романовыми[21 - Рюриковичи, Романовы – царские династии в России.] насильно ссылались их опальные жены и где их обращали в инокинь[22 - Инокиня – обитательница монастыря, стоящая на первой ступени получения церковного сана.], с приходом большевиков стала филиалом Исторического музея, но небольшая часть насельниц[23 - Насельница – женщина, проживающая и работающая в монастыре «во славу Божью», но, как правило, без цели принятия монашества.] в ней осталась. Сохранился и приют для бездомных, в том числе дворянского сословия, потерявших в годы революции своё жилье.

В первый же день войны митрополит Московский и Коломенский Сергий отслужил в Богоявленском кафедральном соборе воскресную литургию, призвав верующих и весь русский народ дать отпор фашистской нечисти, а после разослал аналогичное воззвание «Пастырям и пасомым Христианской Православной Церкви» по всем прихо дам. Власть это оценила и дала разрешение открыть ранее закрытые в стране храмы с проведением в них богослужений.

Садовской Борис Александрович (22 февраля 1881, Ардатов, Нижегородская губерния, Российская империя – 5 марта 1952, Москва, СССР)

По аллеям и тропинкам обители на звуки колокола группами и поодиночке шли верующие, как правило, старики и люди средних лет, чтобы вознести Господу свои молитвы за сражавшихся на фронтах родных и близких. В их числе следовал и Демьянов, в зимнем суконном шлеме со звездой, длинной комсоставской шинели, перетянутой ремнями, и с небольшим саквояжем в руке. Миновав собор, он свернул в боковой проход и спустя короткое время спустился по ступеням в притвор[24 - Притвор – передняя, проходная часть храма.] Красной церкви.

Уже вторую неделю «Гейне» общался с членами «Престола», в круг которых его ввел их близкий друг, являвшийся агентом НКВД с псевдонимом «Старик». Он состоял при Историческом музее реставратором и, помимо основной деятельности, наблюдал за всеми, кто жил в монастыре.

Демьянов был представлен князю и Садовским как человек монархических взглядов и дворянин, а еще почитатель таланта Бориса Александровича.

На первой же встрече молодой человек весьма понравился Надежде Ивановне, весьма импозантной даме, когда галантно поцеловал ей руку и выдал несколько комплиментов.

– О, мон шер, – жеманно сказала она с прононсом, – в вас чувствуется благородное воспитание.

– Немного есть, – улыбнулся Александр. – Я из старинного рода атамана Головатого[25 - Головатый Антон Андреевич – казачий атаман, войсковой судья, бригадир русской армии, один из основателей и талантливый администратор Черноморского казачьего войска, инициатор переселения черноморских казаков на Кубань.], отец был царским казачьим офицером, а мать выпускница Бестужевских курсов.

– Они живы?

– Увы. Отец умер от ран, полученных на германском фронте в пятнадцатом, мама проживает в Ленинграде.

– Чем занимаетесь, молодой человек? – близоруко щурясь, поинтересовался Глебов.

– Работаю инженером-электриком на «Мосфильме».

– Любите кинематограф?

– Весьма, но больше поэзию серебряного века, например, это…

И с пафосом прочитал:

Но призрак жив и будет жить всегда.
О, Николай, порфиры ты достоин,
Непобедимый, непреклонный воин,
Страж-исполин державного гнезда.
В деснице меч, над головой звезда,
А строгий лик божественно-спокоен.
Кем хаос европейский перестроен?
Сжимает пасть дракону чья узда?
Как в этом царстве благостного мира
Окрепли кисть, резец, перо и лира,
Как ждал Царьград славянского царя!
Но черная опять проснулась сила
И, торжествуя смерть богатыря,
Чудовище кровавое завыло.

– с горечью завершил последние строки.

– Браво, браво, – захлопала в ладони Надежда Ивановна, а все это время молчавший Садовской умилился: – Да это же мой «Николай Первый»! А что еще знаете?

– Из ваших стихов практически все, они достойны восхищения.

– Спасибо, весьма тронут, – порозовел бледными щеками литератор.

Потом все вместе пили чай с крыжовенным вареньем и долго беседовали о прежних добрых временах и тревожном настоящем. А еще нелестно отзывались о советской власти, уповая на грядущие перемены.

С того дня Александр начал часто бывать в компании былых аристократов, став своим человеком. В один из вечеров, когда играли за столом в вист[26 - Вист – азартная карточная игра, предшественница бриджа и преферанса. Известна с XVIII века.], князь, в очередной раз сдавая карты, поинтересовался, как Александр относится к большевикам.

– Большевики, Юрий Петрович, лишили меня будущего. Как я, по-вашему, должен к ним относиться?

– А к немцам? – поднял на него выцветшие глаза литератор.

– Нормально. Они цивилизованная нация и несут России освобождение.

– Мы тоже так считаем, – рассматривая в руках взятку, сказала бывшая фрейлина, а князь тяжело вздохнул: – Жаль, не можем им помочь.

На следующее утро, встретившись с Судоплатовым на явочной квартире, «Гейне» рассказал о состоявшемся разговоре, и тот усмехнулся:

– Этого следовало ожидать. Так что переходим к завершению внедрения…

Миновав длинный ряд глухих дверей в мрачном сводчатом коридоре, по которому изредка шмыгали похожие на ворон монахини, Александр остановился у предпоследней и постучал в нее костяшками пальцев.

– Да, – неясно послышалось изнутри, он открыл и вошел в просторную келью.

Садовской в свете семилинейной[27 - Семилинейная лампа – осветительный керосиновый прибор, конца XIX – начала XX века.] лампы что-то писал, сидя в инвалидной коляске, а его жена, расположившись напротив, неспешно раскладывала пасьянс[28 - Пасьянс – карточная игра для одного человека.]. При виде Александра в красноармейской форме оба открыли рты.

– К-как прикажете вас понимать? – сглотнул слюну литератор, а Надежда Ивановна побледнела.

– Да не пугайтесь вы так – успокоил чету гость. – Меня призвали в армию, отправляют на фронт, зашел с вами попрощаться.

– Ах вот оно что, – первой опомнилась дама, и на ее лицо вернулись краски жизни. – Милости просим, Саша, раздевайтесь.

Демьянов, расстегнув портупею, повесил шлем с шинелью на крючок, а потом с саквояжем в руке прошел к столу, куда поочередно выложил качалку колбасы, пару банок сардин в масле, батон и в завершение поставил засургученную бутылку водки.

– Купил по случаю у знакомого директора гастронома.

– И кто вы по званию? – покосился Борис Александрович на его алые петлицы.

– Младший лейтенант связи, буду воевать в пехоте. А почему не видно Юрия Петровича? – оглянулся по сторонам.

– Одну минуту, – покатился Садовской к тихо потрескивающей дровами голландке, взял прислоненную рядом кочергу и несколько раз стукнул в боковую стену.

Вскоре за дверью зашаркали шаги, она, чуть скрипнув, отворилась, в проеме появился князь в толстовке и обрезанных валенках на ногах. В отличие от Садовских, виду гостя он не удивился и, пожав тому руку, изрек:

– Значит, все-таки призвали?

– На днях получил повестку, – ответил Александр. – Решил зайти к вам попрощаться, а потом сразу к себе в часть.

– Что-что, а заставить за себя воевать они умеют, – хмыкнул бывший предводитель дворянства. – Сучье племя.