Это был начальник полковой разведки майор Удальцов и пришедшие с ним Маклярский и «Гейне».
Капитан снял с гвоздя белый полушубок с шапкой, быстро перетянулся портупеей, сунул в кобуру пистолет и, прихватив висевший на гвозде автомат, первым шагнул к выходу. Край неба на западе чуть посветлел, со стороны немецких окопов взлетела и лопнула в небе зеленая ракета, высветив часть поля и за ними темную кромку леса.
Пройдя по узкому ходу сообщения в стрелковую траншею, группа свернула направо и через сотню метров остановилась у более мелкой траншеи, с замаскированной огневой точкой.
– Ну как тут у тебя, Маклаков? – спросил комбат у заснеженного бойца в тулупе, лежавшего за щитком «максима».
– Всё путем, товарищ комбат, – просипел тот. – Час назад фриц постреливал, а теперь стих. Не иначе перекуривает.
– Ладно, давай бди, – комбат похлопал пулемётчика по плечу и, согнувшись, первым скользнул в неглубокий ход, позади сопели остальные. Вскоре ход сошел на нет и пересекся с промоиной.
– Здесь ползком, – обернулся капитан. Шурша снегом, поползли, через несколько минут скатились в бомбовую воронку, на дне которой лежали длинные лыжи с палками.
– Ячейка передового охранения, – паря ртом, приблизил капитан лицо к Удальцову. – Ребят, как вы приказали, я убрал.
– Добро, – шевельнул губами Удальцов.
Несколько минут все наблюдали за дальним концом поля с немецкими позициями на взгорке. Там по-прежнему свистел ветер, но поземка прекратилась, мороз крепчал.
– Ну что, Саша, давай, – толкнул Маклярский в бок напарника.
Тот молча надел лыжи, затянул крепления, взял в руки палки, и остальные тихо вытолкнули перебежчика наружу.
«Шурх, шурх, шурх», – удалились от воронки шаги и стихли.
…Командир стрелковой роты лейтенант Вернер пил в своем блиндаже утренний кофе с коньяком и просматривал свежий номер «Фелькишербеобахтер»[36 - «Фелькишербеобахтер» – (Народный обозреватель) – немецкая газета. С 1920 года печатный орган НСДАП. Газета издавалась ежедневно в издательстве «Franz-Eher-Verlag». Последний номер вышел 30 апреля 1945 года.]. На титульном листе был запечатлен фюрер, державший с трибуны речь перед восторженной толпой арийцев[37 - Ариец – псевдонаучный термин, раса, расовая группа, якобы включающая в себя индоевропейские народы и их предков и физически и интеллектуально превосходящая другие расы.], ниже шли несколько победных снимков с Восточного фронта. Они дополнялись сводками оттуда, выступлением доктора Геббельса[38 - Доктор Геббельс – немецкий политик, один из ближайших соратников и последователей Адольфа Гитлера.] и ряда известных журналистов. Все это весьма бодрило, наполняя чувством патриотизма.
Лейтенант был родом из Баварии, где его отец имел пивоварню, в двенадцать вступил в гитлерюгенд[39 - Гитлерюгенд – молодежная военизированная организация третьего Рейха.], стал там членом НСДАП, а потом, закончив военное училище в Ганновере – пехотным офицером. С началом войны, являясь командиром взвода, принял участие в разгроме Польши, а два месяца назад принял под Москвой роту.
Война ему нравилась, нравилось и командовать людьми, устанавливая превосходство арийской расы. Русских считал унтерменшами[40 - Унтерменш – недочеловек. Философско-антропологический, впоследствии пропагандистский расистско-евгенический термин из идеологии немецких национал-социалистов.], подлежащими уничтожению, презирал и ненавидел.
Чтение прервал негромкий стук в дверь, по ступеням скатился фельдфебель Ливински. В отличие от своего командира тот в партии не состоял, был из крестьян, но являлся рьяным служакой и регулярно отправлял на родину вещевые посылки.
– Господин лейтенант! – фельдфебель щелкнул каблуками. – К нам по минам, что установили саперы прошлой ночью, со стороны иванов[41 - Иваны – презрительное название русской нации германцами.] бежит человек.
– Вот как? – отложил в сторону газету Вернер. – Это интересно.
Быстро надел шинель изимнее кепи, натянул меховые перчатки, после чего оба поднялись наверх.
У бруствера траншеи, на площадке перед амбразурой МГ-34[42 - МГ-34 – немецкий пулемёт времён Второй мировой войны. Отличался высокими характеристиками.], гогоча и обмениваясь замечаниями, стояли несколько солдат, а вдали мелькала неясная фигурка быстро приближавшегося человека.
– Смирно! – рявкнул Ливински, гогот прекратился, все, хлопнув руками по ляжкам, вытянулись.
– Вольно, – кивнул Вернер и протянул ладонь за биноклем. Приложил к глазам, цейсовская оптика четко приблизила картину: белый балахон, широко раскрытый рот и локти, быстро мелькающие палками.
– Держу пари, подорвется, – ощерился стоявший рядом фельдфебель.
– А возможно, и нет, он на лыжах – продолжил наблюдение офицер.
Через сотню метров неизвестный дернулся, швырнул палки в стороны и наддал ходу, затем в его руке затрепетало белое, а ветер донес крик:
– Нихтшиссен! – Не стрелять, – опустив бинокль, приказал ротный пулеметчику Рашке, державшему неизвестного на прицеле.
Еще через несколько минут, запалённо дыша, беглец перемахнул через заснеженный бруствер, где его свалили, а затем, обыскав и стащив лыжи, подвели, держа за локти, к Вернеру.
– Вер бист ду?[43 - Вер бист ду? – Ты кто такой? (нем.)] – ткнул его офицер пальцем в грудь.
– Младший лейтенант РККА, добровольно перешел на вашу сторону, чтобы бороться с большевиками, – последовал ответ на немецком.
– О, лейтенант! – высоко вскинул брови Вернер. – Ты знаешь наш язык?
– Да. И у меня есть важные сведения для германского командования. Прошу организовать с ним встречу.
– Не спеши. Сначала расскажешь, кто ты и где служил. Ливински! – Вернер обернулся к командиру взвода.
Тот, вынув парабеллум из кобуры, махнул им в сторону блиндажа – вперед.
Когда спустились вниз, Вернер уселся за раскладной стол, фельдфебель приказал русскому «Стой!» и положил перед командиром изъятые у перебежчика карманные часы, перочинный нож, мятую пачку папирос «Пушка», спички и командирское удостоверение.
– Демьянофф Александр Пьетрович, – брезгливо развернул удостоверение ротный. – Командир стрелкового взвода 183-го пехотного полка.
– Совершенно верно, – утер рукавом мокрое лицо «Гейне».
– Ну и что у тебя за сведения для германского командования? – откинулся на стуле лейтенант.
– Они касаются антибольшевистского подполья в Москве, которое желает оказать помощь вермахту.
– Вот как? – высоко вскинул брови Вернер. – Дальше.
– Подробности, господин лейтенант, я уполномочен сообщить только Абверу.
– Откуда о нем знаешь? – поморщился немец.
– У нас серьезная организация, с обширными связями.
– Хорошо, – чуть подумал Вернер и бросил Ливински: – Увести и взять под охрану.
– Яволь! – щелкнул каблуками фельдфебель. – Давай, иван! – развернул пленного к выходу.
Наверху Ливински окликнул двух солдат, те отвели Демьянова в деревянный сарай в сотне метрах за линией обороны. Когда закрылась дверь и щелкнул навесной замок, перебежчик осмотрелся.
В тусклом дневном свете, проникавшем сквозь щели крыши, у боковой стены лежали остатки сена, а в глубине виднелось что-то накрытое брезентом. Подошел и, наклонившись, приподнял – на земляном полу аккуратным рядом лежал десяток убитых солдат вермахта в наглухо застегнутых шинелях и с инеем на лицах. У одного не было ног, от второго осталось лишь туловище, рядом темнел запекшейся кровью безголовый.
«Так вам и надо твари», – мелькнула мысль. Опустив брезент, Демьянов вернулся назад и, подгребя сапогами сено, уселся, прислонившись к бревенчатой стене.
Вскоре короткий день стал меркнуть, и Александр погрузился в сон, зябкий и тревожный. Ему снился бешеный бег по полю, свист ветра и ожидание выстрелов, а потом звяк палки на мине, и всё прокручивалось вновь.
Разбудил пинок в бок.