Очень высокие горы. Восхождение

Нет, надо пробовать. Надо!

Юра оглянулся. Где тут у нас Эльбрус? Ага вот он… рукой подать. А Килиманджаро? Где у нас Килиманджаро? На юге – Килиманджаро… А солнце где? Вот оно. Значит, туда! Ох и далеко Килиманджаро… Ох и далеко… Не видать отсюда.

Значит, говоришь, человек – хозяин своей судьбы, да? Юра успокоил дыхание, оглянулся на заснеженные вершины и вдруг, раскинув руки и задрав голову, заорал что есть мочи: «Я приеду к тебе, Африка! Слышишь?! Я обязательно к тебе приеду!!!»

Часть I. Язычник

Глава первая. Долины. Долгопрудный. Май, 2012. Алкоголик

Мы отчаянно любим майские праздники. Первое мая, День Победы. Весна, тепло, зелень, ещё совсем прозрачная, ещё воздушная, но уже наконец-то можно выползти на пригрев после опостылевшей зимы, сесть на завалинку, щурясь на солнышко, и выдохнуть: «Дожили…». А потом пожарить мясо!

Северный народ на жареное мясо выбирается буквально на любую проталину, появляющуюся в первых числах мая, лишь можно было установить мангал. По ночам ещё заморозки, вокруг го?ры снега, а на сыром песке дымит металлический короб, а в нём на решётках и шампурах – куски говядины, или свинины, или баранины, даже курятины, да хоть просто сосиски! Любит наш народ жаренное на углях мясо!

А впрочем, весь мир любит. Атавизм, доставшийся от далёких предков, от пещерной жизни, полной опасностей, страхов и первобытной романтики, когда возвращение мужчин с охоты становилось праздником для всего племени, ибо наконец-то можно наесться от пуза, а потом весь вечер слушать героические рассказы, где факты причудливо переплетаются с вымыслом, реальные истории с выдумкой, и часто именно фантазии и есть самое интересное. А ночью… Ночью… Мужчины вернулись! А ну, мелочь, брысь спать! Где мои любимые бусы из когтей медведя, они так нравятся моему герою…

На майские праздники в России съедается неподсчитываемое число шашлыков и выпивается неизмеряемое количество горячительных напитков. А зря! Стоило бы подсчитать и измерить. И хоть немного пожалеть себя.

На праздники 2012 года Юрка Серов ел много, пил ещё больше, и поджелудочная, не выдержав нагрузки, включив красный аварийный фонарь, отключилась. И после окончания праздников вместо работы он прямиком угодил в хирургическое отделение Долгопрудненской клинический больницы с опоясывающей болью и непрекращающейся рвотой. Начиналась борьба за бестолковую, тогда ещё никому не нужную Юркину жизнь.

Панкреонекроз – третий в числе главных убийц после рака и инфаркта. Омертвление поджелудочной железы – смертельное заболевание. Конечно же, ни один праздник, даже такой большой, как День Победы, не способен убить её сразу, крепка она, железа? эта, хоть и не из желе?за. Чтобы довести её до «нужной кондиции», надо сильно постараться. Например, пожить на Севере. Лет двадцать. Хотя, некоторым и меньшего срока хватает, Юрке хватило семнадцати. Ведь Север, что бы и кто бы ни говорил, это не только годы напряжённейшего, тяжелейшего труда, но и годы неумеренного употребления алкогольных напитков, часто – а особенно в 90-х – сомнительного качества. Это годы и годы «тренировок», когда ежедневно выпивается стакан, а в пятницу и субботу чуть больше – два. Это полевые работы без рации, но со спиртом. А ещё это отрешённость, удалённость и оторванность от всего мира, когда даже на новогодние праздники заняться больше нечем, кроме как пойти в гости и посидеть за бутылкой. И никаких зимних видов спорта – за боротом минус сорок пять, а то и весь полтинник. А ещё эпоха перестройки вкупе с генетической и национальной предрасположенностью к питию. И многих свела в могилу совокупность перечисленных факторов. Инфаркты, инсульты, те же панкреонекрозы, как у Юркиного брата Славки, тому и шестнадцати лет хватило, и того не вытащили[8 - Об этом рассказывается в первой книге цикла «Восхождение» «Очень Крайний Север», в конце первой части, в главе LACRIMOSA DIES ILLA.].

Поначалу Юрке ставили только обострение – острый панкреатит. И первые пять дней, как водится при таком диагнозе, он ничего не ел и жил исключительно на капельницах. Молодой хирург, который вёл Серова, осматривая Юрку, щупал живот, читал выписки УЗИ, заполнял историю болезни и невнятно матерился:

– Ёрш твою медь… – шептал он. – И отёк? И отёк… Так и знал… И некроз? Неужели? – И он назначал новые анализы, повторные УЗИ, рентгеноскопию и прочие методы неразрушающего контроля на уже разрушенном органе. Он терялся, он не знал, он был слишком молод, и тогда Серова передали более опытному хирургу, женщине пятидесяти лет, дай ей Бог здоровья. А когда выкристаллизовался диагноз «панкреонекроз», за него взялся сам. Завотделением…

На шестые сутки к уже отчаявшемуся Юрке ночью пришёл брат Славка, и Юрка подумал: за ним…

Славка. Ярослав. Старший брат. Со Славкой они прошли весь Север Западной Сибири; все болота, все реки, все озёра, всю тайгу Сибирских Увалов; горы и реки Приполярного Урала; снег и морозы за пятьдесят, пургу и темень бесконечной зимы; жару за сорок, нескончаемый гнус и нескончаемые белые ночи летом… Все те самые полевые работы без рации, но со спиртом. А знаете, как становятся родными те, кто вместе прошли боевые действия? Без пафоса, полевые работы обладают таким же консолидирующим свойством. А они ещё были братьями…[9 - Об этом рассказывается в первой книге цикла «Восхождение». «Очень Крайний Север», в первой части «Северный».]

К моменту своего «визита» в больницу старший уже девять лет как пребывал не на этом свете. Как и откуда появился брат, Юрка не заметил. Он увидел Славу, только когда тот уже присел к Юрке на кровать. Старший брат внимательно поглядел на младшего и, сочувственно сморщившись, спросил:

– Болит?

Юрка лежал на спине, исключительно на спине, только на спине, подтянув ноги, накрывшись почти до самых глаз одеялом, повернуться на бок или на живот он не мог, острая, пронзающая всё тело боль не позволяла.

– Скоро… у тебя… буду … – выдавил он.

Старший вздохнул и… неожиданно улыбнулся:

– Не-а. Не будешь. Ты не умрёшь, брательник. Не в этот раз… – Он помолчал и сделал движение уходить.

– Погоди! – забеспокоился Юрка. – Погоди! Посиди. Посиди ещё. Со мной. Пожалуйста…

– Хорошо, – кивнул старший и загадочно добавил, указав на дверь: – Подожду.

Дверь внезапно распахнулась, и в палату на каталке ввезли мужчину. Из переговоров врачей скорой, они были в синей униформе, и врачей стационара Юра понял, что у молодого парня прободение желудка. Врачи вяло переругивались, в приёмном покое оформлять отказывались, мест не было – после праздников едва успевали распределять страдальцев по отделениям – но скорая настояла, и теперь в палате вокруг новенького суетились, заполняли бумаги, тут же резали одежду, раздевая его, подключали к капельнице, настраивали мобильные аппараты ФГС[10 - ФГС – фиброгастроскопия, визуальный метод диагностики желудка и двенадцатиперстной кишки с помощью световода, в народе известен как «проглотить лапмочку».], готовя к операции. Парень при всей этой суете был удивительно спокоен и даже безмятежен, было ему всё до лампочки, он пребывал в шоковом состоянии и продолжал существовать в блаженном неведении.

Славка некоторое время молча наблюдал за суетой, потом показал младшему на парня и сказал:

– Его подожду… Он умрёт. На столе… Сердце не выдержит анестезии. Вот он да. А ты, Юр, нет. И не торопись туда, брат! Здесь и так времени мало. И потом… – он снова улыбнулся, – ты же ещё нигде не был Ничего не видел. Моря не видел… Помнишь «Достучатся до небес»[11 - «Достучаться до небес» – художественный фильм 1997 г. Режиссер Томас Ян. В ролях: Тиль Швайгер, Ян Йозеф Лиферс, Тьерри Ван Вервеке и др. Судьба сводит героев картины в больнице, где врачи выносят им смертный приговор. Счет времени их жизней идет на часы. Дальнейшие события разворачиваются в стремительном темпе. Украв машину с миллионом немецких марок в багажнике, они сбегают из больницы к морю.]? «На небе только и разговоров, что о море и о закате…»

– Банально… Совсем банально…

– Банально, но не был же.

– Я был на море…

– Не был в горах.

– Мы с тобой были…

– На Урале? Так то не такие… Ты же не был ни на одной приличной вершине мира! Нет-нет! – Славка знакомым жестом двинул от себя рукой. – Эверест – это слишком… Но есть же ещё Эльбрус! Килиманджаро! Ладно горы… а вечные города? Рим, Иерусалим, Константинополь… А Австралия? А Италия! Брат, ты же даже не был в Италии! Венеция, Флоренция, Милан… А нырнуть с аквалангом. Помнишь? Ты в детстве всегда мечтал об этом. Спускал гольфы и изображал, что это ласты. Помнишь? Надо нырнуть. На Канарах. Или в Красном море? В Красном, говорят, лучше.

– Нагородил… Сам где был?..

Старший нигде не был. И с аквалангом не нырял. И в горы не ходил, только в студенчестве пару раз бывал в Хибинах, в зимних лыжных походах. Юра вспомнил, как в январе 72-го брат в третий раз собирался на Кольский, но вдруг надумал жениться и не пошёл, а вся лыжная группа, все двенадцать человек, с которыми он собирался, погибли. Замёрзли. Юрка хорошо помнил, как переживал брат, как потом через несколько лет с молодой женой Инной ездил в те места летом. Как привёз фотографии серой каменистой пустыни с высоченным каменным туром, брат с Инной соорудили ребятам памятник.

– Так получилось, брат… – Слава задумчиво наблюдал за манипуляциями врачей. – Так получилось… Теперь ты за меня всё сделать должен! И сделаешь, готов поспорить.

– Кому?

– Что кому? – он повернулся к Юрке.

– Кому я должен?

– Себе. Мне! Я же могу тебя попросить найти достойный разговоров закат? И сделать кадр?

«Можешь… – согласился про себя Юрка. – Ты – старший… Ты можешь. Ты для меня много сделал. Ты для всех много сделал. Помогал, спасал… Даже собак…»

– И как же без поджелудочной? – Юрка зашипел от боли, спазм крючьями вцепился во внутренности. – Ты-то без неё не особо разъездился… Раз! И…

В палату, распахнув дверь, ворвался завотделением, Юрка твёрдо знал – сегодня не его смена, но, видимо, у парня взаправду дела совсем плохи.

– …И сыграл в ящик! – договорил Юрка.

– Прям уж и без поджелудочной… – Слава проследил взглядом за завотделением. – У меня особый случай. Со мной долго возились… А тебя вовремя привезли. И вообще… Ну вышел твой… – Славка другим знакомым жестом дёрнул себя за нос и хмыкнул, – «скафандр» из строя… Подлатают… заклеят. Смотри, какие тут доктора-орлы, – он кивнул на завотделением, – Сашка моя поможет. И потом…

– Погоди! Ты чего сейчас сказал? Скафандр? Какой скафандр?

– А… да я тут подумал… Как назвать бренную оболочку, которую нам всем выдают? Ну, чтобы жить в материальном мире? Когда человек идёт в агрессивную среду, он что надевает? Скафандр! А когда наша душа идёт в этот агрессивный мир, что ей нужно? – И Славка хитро подмигнул. – Только мы часто себя ассоциируем с этим «скафандром», а он вещь временная. А «там»… «там» постоянный выдадут. Сечёшь? Но и здешний «скафандр» вещь классная! Беречь нужно… и попусту, – Славка снова хмыкнул, – казённое имущество не гробить!

«Давно ты такой умный?» – подумал Юра, прикрыв глаза. Боль, несмотря на то, что уже вкололи не меньше десятка разных уколов, продолжала накатывать волнами и терзать.

– Недавно… – ответил Славка на мысленный вопрос брата. – Ты даже точную дату помнишь.

Он снова замолчал, наблюдая за чехардой в палате, а потом продолжил:

– Ты, Юр, главное, не раскисай… И не сдавайся. Слышишь, что я говорю-то? Говорю: никогда не сдавайся! Если чего решил – не откладывай. Времени мало.