Утром пошли прочесывать лес и нашли убитого пулей в челюсть Пашку, а потом и Наркошу. Он был убит в спину в упор. Кругом были разбросаны боеприпасы, штык-нож воткнут в землю. За убитыми пришла машина.
Из леса вышли Лебедев, поцарапанный, но с оружием, и М. – без оружия и в одних трусах. Побежал такой в штаб, стал кричать, что нас всех обложили румыны, его за трусость арестовали, а когда он хотел бежать, пристрелили из автомата.
13 июля. Нас сменили и отвели на отдых в штаб батальона. Вечером послали гонцов, чтобы помянуть погибших ребят. Олег принес шесть банок по три литра. Но вино у нас было изъято и поставлено у штаба на виду у всех. Думали, что банки с вином расстреляют в упор, но потом комбат все же отдал, когда я сказал, что собираемся помянуть погибших.
14 июля. Пошли на свои позиции и взяли на пополнение одного лейтенанта из Москвы, рядовым. Проверим на деле, чего он стоит. Румыны от нас за садом, на окраине села Кицканы, в 300 метрах. Даже ночью слышно, как у них техника гудит. Разведчики говорят, что там у них танки и БТРы.
Всю ночь ползал, проверял посты. Б., москвич, спит, гад, на посту, то и дело его проверяю и бью слегка по шее прикладом. Все, выдохся он. Когда его сменили, он дополз до землянки и тут же уснул.
На рассвете к нам пришли соседи и сказали, что есть распоряжение президента Приднестровья Смирнова: всех добровольцев и казаков уволить, а кто хочет – пусть подписывает контракт и служит в 14-й армии. Большинство согласились ехать домой.
В 5 утра снимаемся с позиций, отдаем лишние патроны и гранаты смене и пешком по дамбе уходим к штабу батальона. Доложил командиру, что прибыл сдать оружие и обмундирование и получить документы. Сдали все и стали ждать машину.
Не доезжая моста через Днестр, свернули с дороги на площадку, остановились, все построились для проведения личного досмотра. У пятерых из нас нашли патроны, магазины, штык-ножи. Их и меня, как командира, сразу арестовали – и в машину.
По дороге нас спрашивали, где оружие, кому переносили, где прятали и кому продавали в Тирасполе. Пообещали, если не скажем, расстрелять у берега Днестра и спустить в реку.
Привезли в Тирасполь к коменданту города. Тот, не посмотрев на нас, сказал: «Делайте с ними, что хотите». Снова посадили в машину и куда-то повезли, по дороге продолжая допрашивать.
Привезли на автобазу, посадили в бункер под землей. Пришел рыжий майор и сказал: «Или вы все расскажете, или живыми отсюда не выйдете». Повели на допрос Леню Б., москвича, не было его больше двух часов, привели еле-еле. Вызвали меня, повели под охраной двоих автоматчиков. Сказали: «Шаг влево-вправо – стреляем без предупреждения».
Привели в полутемную комнату с плиточным полом. Спросили: «Наручники тебе надеть или как?» Я сказал, что не считаю себя и своих ребят виноватыми. «Ах так! А ты знаешь, куда попал?» – «Догадываюсь. В контрразведку». – «Точно. Давай рассказывай, а то размажем тебя по этому полу, а потом смоем водой». Я сказал, что мы приехали сюда на помощь, добровольцами, были в окопах, ребят потеряли, а вы нас обвиняете в том, что мы и не могли сделать, мы же все время были на глазах или на передовой.
Контрразведчик продолжал утверждать, что у них есть сведения, как мы похищали оружие и продавали его в городе. Один из них приказал мне встать и ударил пистолетом по шее, и давай кричать и угрожать. Я ему говорю: «Давай уж сразу, чтоб не мучиться». – «У нас так просто не уйдешь, даже на тот свет». А другой неожиданно ударил меня локтем в бок. Думаю, упаду и затопчут. Один бьет пистолетом, второй – прикладом автомата. Очнулся я уже в бункере, голова трещит. После меня повели допрашивать другого из моей группы.
Утром опять зовут меня: «Будешь себе могилу копать!» Привели к траншеям, приказали спрыгнуть. Говорят мне: «Ну, иди». В висках стучит, ноги стали как ватные. Думаю, почему не стреляют? Подошел рыжий майор: «Ну, прапор, давай колись, где оружие». Чувствую запах алкоголя, глаза его налились кровью. Ударил меня ногой в живот. Тогда он приставил к горлу румынский штык-нож: «Ну, говори, а то я тебя отправлю к тем, кого я уже отправил туда, откуда не возвращаются». – «Убей меня, но никакого оружия ни я, ни ребята не брали». Чувствую, как сталь ножа вонзается в шею, он полоснул им снизу вверх, пошла кровь.
Ночью нас всех вывели с усиленной охраной и поставили к стене. Охранник сказал, что приехал следователь из управления контрразведки и будет разбираться с нами. Уводили по одному, и никто не возвращался. Значит, расстреливают, думаю. Привели и меня к командиру в камуфляже. Стал расспрашивать, я рассказал, как попал в Приднестровье, а он заявил мне: «Есть данные, что вы похитили оружие и хотели уйти с ним в Турцию или в Ирак». Ответил, что это бред, мы же воевали за вас.
Следователь пообещал мне сообщить родным, что я погиб при защите Приднестровья. Опять пришел рыжий майор, сел сзади и шепчет: «Колись, прапор, колись». Был он пьяным. Следователь попросил его уйти, а потом дал команду увести и меня.
Утром нам принесли бак с макаронами, ведро с компотом. Наелись, и стало повеселей. Вывели подышать свежим воздухом. Пришел следователь и сказал, что скоро нас всех отсюда выпустят, а кто хочет, может влиться в 14-ю армию по контракту.
На следующий день нас вывели из бункера, построили и извинились. Прощаясь, контрразведчики попросили нас не держать обиды на них и на Приднестровье.
Через несколько дней я вернулся домой. В буфете меня ждал графинчик водки. О том, что произошло со мной, не жалею, не держу и обиды на тех, кто нас пытал. Война есть война, она всегда безжалостна к людям.
ГОРЯЧЕЕ МНОГОТОЧИЕ ГЕНЕРАЛА ПАВЛОВА
У нынешнего председателя комитета по делам военнослужащих городской администрации генерал-лейтенанта Льва Павлова судьба сложилась так, что ему одному из первых в стране пришлось гасить конфликты в «горячих точках».
Первый шок
Вечером 22 февраля 1989 года генерал Павлов, исполнявший обязанности командующего Приволжским округом внутренних войск, был вызван для прямой связи к главкому внутренних войск СССР и получил задание: вылететь на самолетах с шестью батальонами Шумиловского учебного полка в Азербайджан.
– Предстояло навести общественный порядок в Карабахе, – вспоминает Лев Васильевич. – А что там случилось – никакой ориентировки. До этого конфликтных событий большого масштаба в стране не было, психологически к ним мы были не готовы.
Приземлились в Нагорном Карабахе ночью. Куда двигаться – не знаем… Под утро встретил командира 103-й воздушно-десантной дивизии, которая там дислоцировалась. Он предоставил транспорт – и вперед, в Степанакерт. Впервые я тогда увидел на площади перед обкомом партии громадную толпу и лозунги типа «Карабах плачет – Москва молчит». Я был тогда просто ошеломлен… Толпа армян требовала срочной встречи с Михаилом Горбачевым.
В суть национальных проблем нашим командирам приходилось вникать на ходу. Они не выясняли, кто прав, кто виноват, а старались просто разделить людей, в одночасье ставших непримиримыми врагами.
Первая кровь
Через четыре дня генерал Павлов получил новую задачу: немедленно взять с собой 900 бойцов и маршем – на Сумгаит.
– Мне заместитель министра внутренних дел только сказал: «Там идут безобразия с кровью». Когда мы въехали в Сумгаит, увидели сгоревшие здания, разбитые машины, разбросанное имущество, а в центре – трупы на улицах, – говорит Лев Васильевич. – К нам тут же подбежала громадная толпа армян, за ними азербайджанцы, в нас полетели камни… Несколько дней мы были в подавленном состоянии. Непонятно было, как люди, годами жившие вместе, могут бить друг друга палками. Было море крови…
Войска оказались между двух огней. Надо было и разнимать враждующих, и себя в обиду не давать.
– Мы защищали тех и других и получали от тех и других. Моему зампотылу обе ноги переломали брошенными камнями… Помню дебош азербайджанцев в поселке Красное, где проживали армяне. Там наших десантников тоже закидали камнями. В Кировабаде между армянами и азербайджанцами было самое настоящее побоище. После того как и мы вклинились, у нас было очень много раненых. Применять оружие было запрещено. У моих солдат были хотя бы щиты и каски, а у десантников – только парашюты за спиной. Десантники, конечно, озверели, когда булыжники в них полетели, и вынуждены были работать лопатками.
«Можно было предотвратить конфликты…»
До весны 1989 года группа войск генерала Л. Павлова наводила порядок в Нагорном Карабахе.
– Потом я с Бакинской бригадой внутренних войск и школой милиции попал в Тбилиси, на второй день после апрельских ночных событий. Крови уже не было, нам просто пришлось расхлебывать заваренную там кашу. Потом опять в Баку. Тринадцатого августа 1989 года массы азербайджанцев численностью примерно в триста тысяч человек пошли громить армянский район. Шли они по пяти улицам. А у меня группировка была численностью всего семь тысяч человек. Надо было остановить эту толпу, иначе погром был бы страшный. Остановили. Правда, не обошлось без жертв. Десантники не выдержали и открыли огонь. Но прокуратура признала применение оружия правомерным. Когда я доложил в Москву командующему внутренними войсками, что есть жертвы, он меня снял с должности. А когда доложил в ЦК, меня через час восстановили.
Затем был Ереван, потом Фергана, Абхазия, Молдавия…
– Сейчас вспоминаю, – говорит Павлов, – и такое ощущение, что всеми этими событиями в стране кто-то руководил. Они шли по нарастающей. Было предчувствие, что страна вот-вот развалится. Оставалось только гадать, когда и как это случится. Тяжело было на душе все это время. Гасишь одну «горячую точку» – вспыхивает другая. Анализировали, где может разгореться очередной межнациональный конфликт. Думали и про Татарию. Но Шаймиев сумел удержать ситуацию в руках…
Пять месяцев генерал Павлов был военным комендантом Баку. Практически управлял городом. За все это время там было совершено всего семь уголовных преступлений. Ночная жизнь Баку была полностью под контролем военных.
– Все эти события могли быть предотвращены в самом зародыше, – убежден Лев Васильевич. – Прежде всего надо было послушать конфликтующих между собой людей. И, главное, решительно браться за борьбу с коррупцией. На Кавказе ведь взятки брали не только золотом, но и бриллиантами. В высших эшелонах власти на Кавказе коррупция была исключительно высокой, и это злило людей. Коррупционеры и прикрывались национализмом, чтобы уйти от ответственности.
Приговорён к смертной казни
Очень часто генералу Павлову приходилось бывать в ситуациях, когда некогда было спрашивать совета у вышестоящего командования, надо было брать ответственность на себя.
– А потом сам себя терзаешь: правильно ли поступил? Ведь кровь людская – не водица…
За ввод войск в Нагорный Карабах Лев Павлов армянской террористической организацией был приговорен к смертной казни.
Кстати, эта организация не раз приводила смертные приговоры в исполнение.
– В Кировабаде на меня напал один армянин с саблей, хотя я там защищал армян, – вспоминает Лев Васильевич.
Друзей бояться не надо
Когда развернулись события на Кавказе, Л. Павлов принялся изучать обычаи, традиции народов, чтобы лучше понять людей.
– Если человек относится с уважением к другим народам, то он всегда встретит и ответное уважение, – говорит генерал. – Действовать на Кавказе только с позиции силы – значит, заранее обречь себя на поражение. Я никогда не пренебрегал, когда меня, например, приглашали на свадьбу. Всегда приходил без оружия. Меня спрашивали те, кто приглашал: «А ты не боишься?» – «А как я могу бояться, вы – друзья».
Со стариками, женщинами часто приходилось разговаривать. И с молодыми парнями. Помню, в Кировабаде узнал, что студенты готовят выступление. Пришел к ним в общежитие, один. Под кроватями стояли тазы с камнями, бутылки с бензином. Поговорил с ребятами, и они мне пообещали, что никакого выступления не будет.
«Они уважают только силу…»
Потом была Чечня…