245-й… Исповедь полка. Первая чеченская кампания. Книга 2-я

«Я БЫ ИСТЕК КРОВЬЮ ЗА НЕСКОЛЬКО МИНУТ…»

– Сидел я в кабине, рядом с водителем. Первый выстрел «духов» из гранатомета попал в БТР, еще видел, как людей с брони скинуло. Дал водителю команду – «Налево!», к кустам, а он почему-то повернул вправо. Очередь из крупнокалиберного пулемета попала в лобовое стекло, и прошило его хорошенько. Я успел среагировать, а водитель – нет. Быстро выпрыгнуть из машины было невозможно. Меня пулеметная очередь в полете поймала, по ногам. Водила, Коля Абрамов, метрах в трех от меня под машиной, кричит, стонет, каска у него свалилась. Пуля попала ему в голову. Я не мог ему помочь – у меня второе, третье ранение, в ногу, в руку. Если бы перебило артерии – я бы истек кровью за несколько минут…

Подполз Гена Кислов, он ехал в кузове. Взял меня за руку, вижу, что он и сам ранен в бок. Я попросил пить, он за флягой потянулся, пуля флягу пробила, вода течет… Он пытался меня тащить, снял свой бронежилет, накрыл меня им, пытался еще сверху лечь. Взял меня за руку, прижал ее к своей груди, пуля прошила его руку, попала в меня, а ему еще и вырвало часть мяса из-под лопатки. Я думал, что он убит.

Бензобак у машины пробит, горючее течет, вот-вот взорвется… Повезло, что машина не взорвалась.

«ТАК НЕ ХОТЕЛОСЬ УМИРАТЬ…»

– Вижу, что Валера Каблуков, командир первого огневого взвода, ко мне подползает. Это перебежками шли на помощь к нам из второй машины. Меня пытались спасти пять человек, как я потом узнал, четверо были ранены, а один погиб.

Мне нельзя было терять сознание. Ноги были переломаны пулями, открытый перелом, кости торчат. Пуля еще и в позвоночник попала, в крестец, ног не чувствовал вообще. Так не хотелось умирать – мне же только 26 лет было… Но боли не чувствовал, только печёт. И промедола у меня с собой не было, он лежал в кабине, я как раз получил на батарею восемьдесят тюбиков. Дал команду Каблукову – «Ко мне не подползать!». Потом вижу, как одна БМП, на броне я видел ротного Славу Сулейманова, несется к нам на скорости. Еще подумал, что «духи» нас не убили, так свои раздавят. Сулейманов нас прикрыл броней от огня. Когда меня стали в десантный люк затаскивать, только тогда почувствовал боль. Потом каждый из ребят считал своим долгом воткнуть в меня свой тюбик промедола. В медроту Коля Звягин, зам. комбата, прибежал. Он меня нес на носилках, солдат шел впереди, споткнулся, уронил носилки, Коля его пинками…

«КТО-ТО В МЕШКЕ ШЕВЕЛИТСЯ…»

– У медроты стояли два вертолета, первый с «трехсотыми» улетел, а меня почему-то оставили на второй, с «двухсотыми». Может быть подумали, что я все равно не выживу… В вертушке гляжу – кто-то рядом в мешке шевелится. Это был Гена Кислов. Его упаковали в мешок, как погибшего… И в полку его тогда подали в списки, как «груз-200». Потом, спустя несколько месяцев, взводный нашей батареи Сергей Шашков мне рассказывал, он был дежурным по полку: «Поднимаю голову – стоит Кислов Гена. Я думал, что с ума сошел…»

Гена – из Смоленска, детдомовец. Это был рубаха-парень. Когда у него есть деньги – и друзей много, нет денег – все исчезают. Если он едет на такси, с него дерут три шкуры, и он не сопротивляется, в компании он всегда платил за всех. Бесшабашный, искренний, безропотный, безобидный. В Чечне он постоянно за мной ходил, как хвостик. Готов был пожертвовать всем. Воевал он в Афганистане, в Приднестровье, во второй кампании в Чечне. В Грозном его ранило в руку, он ее просто перемотал, в госпиталь не обращался, так ему ранение и не засчитали. Мы с ним в госпитале имени Бурденко вместе лежали. Там ему орден Мужества вручили. Пока он воевал и в госпитале лежал – дома дверь в его комнату разбили, вещи растащили. После войны он приезжал в часть, но меня как раз не было, и больше я его не видел.

Из журнала боевых действий:

31 мая. В течение суток подразделения полка вели боевые действия по освобождению н. п. Махкеты и Киров-Юрт. В 6:50 колонна автомобилей 2-й минбатареи при смене огневых позиций проскочила указанные точки и попала в засаду, была обстреляна интенсивным огнем из РПГ и стрелкового оружия со стороны бандформирований. Силами 2-й и 3-й мср огонь противника был подавлен. Личный состав и техника выведены из места засады. Имеются потери в личном составе, вооружении и технике. Бой продолжался до 10:00.

В период с 11:00, выполняя поставленную задачу, вели бой на окраине Махкеты подразделения 2-го батальона. Противник на окраинах подготовил хорошо оборудованные огневые точки. Ведется интенсивный огонь из РПГ и пулеметов. Подбита и сожжена БМП-2. После обстрела окраин орудиями БМП-2 боевики отступили в глубь поселка.

В 16:00 на позиции 1-го батальона вышли старейшины поселка для проведения переговоров. Достигнута договоренность, что боевики сдают Махкеты без боя. К исходу дня бандформирования по зеленке отступили в район Элистанжи.

Потери за сутки составили: безвозвратные – убиты сержант Гончаров, рядовой Абрамов, рядовой Аправдин. Ранены 13 человек. Пропали без вести – двое.

«А ПРОИЗОШЛО СЛЕДУЮЩЕЕ…»

Игорь Ткаченко, старший офицер минометной батареи, старший лейтенант:

– Просыпаться утром не хотелось, ворочался, ворочался и, как только я открыл глаза, на расстоянии вытянутой руки мимо меня бесшумно прошелестели колеса ГАЗ-66 в направлении «строго вниз». После короткой паузы раздался вопль «Ой, как больно», чей-то выдох «Твою ж мать!», а затем характерный удар машины о дерево и непрерывный звук автомобильного сигнала. Я снова закрыл глаза, представил себе как разбившийся водитель, навалившись всем телом на руль, жмет кнопку сигнала. Шум нарастал. Меня ждали великие свершения, пришлось вставать. Быстро разобрались с источниками шума. На дороге лежал контрактник со сломанными ребрами, и вопил от боли. Выдох «твою ж мать» был результатом коллективного творчества. А произошло следующее. Водители выполнили вечернюю установку – построили машины в колонну вдоль дороги. Так как дорога проходила по гребню высотки, машины поставили под уклон, на ручной тормоз, после чего водители пошли завтракать, а в это время сознательный контрактник, в должности заряжающего решил проверить уровень масла перед маршем. Дернув рукоятку, он откинул кабину ГАЗ-66, и тем самым снял машину с ручного тормоза. Машина медленно, но уверенно пошла под откос. «Контракт» схватил машину за колесо, пытаясь воспрепятствовать неизбежному, и получил удар по ребрам. Машина скатилась вниз и воткнулась в дерево. От удара замкнуло электрику, и утренняя тишина нарушилась воем автомобильного сигнала. Контрактника отправили в санчасть, а потом в госпиталь. Машину достали, осмотрели, заложили взрывчатку, грамм 400, приобретенную у саперов, подожгли фитиль и отправили обратно под откос. Время поджимало, возиться с машиной не было никакой возможности. Кабина разбита, передний бампер вогнут, колеса «в кучу». Отъездила своё.

К обеду мы были уже у Сержень-Юрта. Картина была впечатляющая: ни одного целого строения. Что там произошло, толком не знаю до сих пор.

«НИ НАВЫКОВ, НИ ОПЫТА, НИ ПОДГОТОВКИ…»

Сергей Кузнецов, оператор-наводчик БМП 2-й мотострелковой роты, сержант:

– Тяжело приходилось в горах. Утром холод собачий, днем жара невыносимая. При блокировании Ведено и Шатоя ребятам приходилось с полным снаряжением на своих двоих идти ночью без техники, чтобы «духи» раньше времени нас не обнаружили. Техника пошла на рассвете, и когда мы догнали пехоту, я увидел, как несладко ей пришлось. Ночью с полным боекомплектом совершить марш-бросок в горы – это не прогулка по бульвару. Но поставленную задачу мы выполнили в срок.

Если бы нас в Чечню направляли после подготовки, потерь было бы меньше намного. Взять хотя бы меня. Восемь месяцев я служил по своей военной специальности, а прибыл в Чечню и первый раз увидел БМП. Ни навыков, ни опыта, ни подготовки…

В районе ущелья наша рота стояла на сопке. БМП по вине механика самопроизвольно, находясь под уклоном, начала движение и скатилась в зеленку. Спустились к ней, поняли, что поднять в расположение роты мы БМП не сможем. Время подходило к сумеркам, и решили до утра выставить охранение, так как машина была с полным боекомплектом и со всем вооружением. Утром на другой БМП, мы, группой в пять-восемь бойцов во главе со старшиной, через ущелье поехали к той БМП. В ущелье нас остановила группа чеченцев, до 30 человек, с оружием. Старшина, приказал нам приготовиться к бою и пошел к «чехам» на переговоры, чтобы те разрешили нам пройти. Ситуация разрешилась благополучно. Мы сняли с поврежденной БМП вооружение и боеприпасы, и уничтожили ее. А если бы нам пришлось вести бой с той группой, то исход его был бы непредсказуем: противник превосходил нас по вооружению и втрое по численности, а мы находились на открытой местности.

«ЗАШЛИ В ДОМ И НЕ ВЫШЛИ…»

Александр Дрозд, командир 4-й мотострелковой роты, старший лейтенант:

– В Махкетах, когда рота проводила там зачистку, «духи» захватили двоих бойцов из нашей роты. Они зашли в дом, и не вышли. Пошли их искать, в доме – нет, за домом – погреб, я туда, оттуда рой трассирующих пуль. Не знаю, как меня не задело. Дал команду командиру танкового взвода Якушеву: погреб уничтожить.

Спустя неделю пропавших бойцов, убитыми, нашли морпехи. Фамилии установили по запискам в гильзах в пистончике брюк. Один из них был Ильченко, второго – не помню. Погибшие были еще и заминированы… Мы их потом вертолетом переправили…

«ЧЕЧЕНСКИЙ ТАНК СТРЕЛЯЕТ…»

Александр Лягушкин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:

– Утром первого июня первым на мост пошел второй батальон. Наш батальон шел до этого первым, теперь в авангарде. Можно сказать – пассажирами. А во втором батальоне первыми успели собраться минометчики. Пока пехотинцы БМП заводили, имущество укладывали, батарея свои минометы забросила на прицеп к ГАЗ-66, и вперед. И напоролись на мосту на засаду. В каждой кабине головных машин по 30—40 пробоин от пуль насчитали.

На мост в ущелье мы выходили уже без приключений. Боевики обстреляли колонну минометной батареи и ушли.

Через несколько часов колонна полка достигла населенного пункта Макхеты. В том районе расположились до утра. Впереди дорогу пересекал глубокий и протяженный овраг. Инженерные подразделения мостоукладчиком через него вечером переправу положили. А нашей группе совместно с ротой Сулейманова поставили задачу ночью мост охранять, чтобы боевики не взорвали. Часов в пять утра со стороны боевиков неожиданно раздался танковый выстрел по району сосредоточения полка. Смотрим, из перелеска километрах в полутора от нас чеченский танк стреляет навесной траекторией. Пока наш приданный танк к ответной стрельбе приготовился, чеченский успел три-четыре выстрела сделать и скрылся. В полку несколько убитых и раненых. И до Ведено еще километров десять.

Через мост на нашу сторону перебрались несколько наших танков и самоходных артиллерийских установок. Слава Сулейманов подходит к командиру этой бронегруппы: «Кажется, что танк боевиков ушел на левую высоту. Мы там дымок видели». Бронегруппа прямой наводкой в сторону высоты дала залп. А оказалось, что там по хребту опять десантников поставили, чтобы они охраняли полк от внезапного нападения боевиков. Выяснилось позже, что от залпа погибли капитан-десантник, командир блокпоста, и его связист. Долго нас потом десантники «добрым» словом поминали…

«МАМА, Я ЖИТЬ ХОЧУ…»

Вадим Рикун, зам. командира взвода, контрактник:

– По дороге на Ведено вообще творилось черт знает что. Старый комбат сменился. Мы его проводили, как полагается. Попрощались, а он нам и говорит: «Пацаны, новый комбат никакой. Сами решайте, как быть и что делать. Вы уже опыта набрались немного».

Вот и попали мы с новым комбатом… То у нас карта кончилась и никто не знает куда идти, а рации не берут в горах. То в засаду попадем… Как-то попали на дороге. Мы как раз с задания возвращались. Встретили батальон на дороге. Дело к вечеру. Нашли поле. Решили заночевать на нем. Нам говорят: «Идите, проверьте ближайшую высоту». Нашими непосредственными начальниками был замкомбата, по-моему, Саша Лягушкин и ЗНШ Юрка. Вот Юрка и говорит: «Не пойдем никуда. Мы только с гор спустились. Двое суток там ползали». Его послушали. Из-за чего нам повезло. Причем очень сильно. Если бы мы пошли туда, это был бы наш последний выход.

Отправили человек пять или десять с какого-то взвода. Ребята только начали подниматься на гору, а там «духи». Они открыли по ним огонь. Те назад, к нашим. А наши смотрят, кто-то стреляет и с гор бежит и – кто из чего – тоже по ним. Положили всех. Короче, кто успел, свалили с дороги. Кто нет – сожгли. Уничтожили машины командного состава, половину минометной роты, ПХД. Танки ушли вглубь поля с остальными машинами. Мы танкистам говорим: «Помогите огнем!». – «Иди нахрен! Нам еще на Ведено идти, ты заряжать снаряды будешь?»

Уже темнело. «Духи», как всегда, воспользовались своей тактикой. Сначала отвлекающий маневр, а потом с другой стороны во всю силу. Началась паника. Мне Юрка говорит: «Бери еще одного и ползи к дороге». Комбата нет на связи, его «бэха» горит. В батальоне неразбериха. Мы с Владом поползли к дороге. Влад был старше меня, прошел Афган, сам из Брянска. Вот и ползем. Ищем его. Подползаем к дороге. А наши танкисты, не разбираясь, кто там, начали из пулемета по нам. «Духи» увидели, куда они бьют, и со своей стороны тоже начали стараться. Спасла глубокая обочина. Там же нашли и начальника связи. Он нам и поведал, что комбат свалил с поля боя и сейчас уже, наверное, в полку.

Мы вернулись, доложили. Во время боя по рации на нас выходила дружественная нам Украина. Передавали нам «привет». Я чуть трубку от рации не сожрал от злости.

Кто куда стрелял – не поймешь. Мы с Владом залезли под БМП, сидим. Смотрим – паренек по полю боя идет, весь обгоревший. Из одежды – одни лохмотья. Мы к нему. А снайпера, суки, не подпускают. И в него не стреляют. Закидали его дымовухами, тогда только удалось подойти к нему. А у него болевой шок, бормочет: «Мама, я жить хочу…». Пока оттаскивали одного из наших, в ногу ранило. Но удачно, навылет. По темноте собрали раненых, уложили, на броню, и в полк. Мы в сопровождении. Ехали без света. Не доезжая метров сто до лесополосы, попали в ров, БМП чуть не перевернулась. Сняли раненых. Я и еще несколько ребят остались охранять раненых и БМП, а замкомбата пошел с остальными в полк за подмогой.

«ПАНИКА НАЧИНАЕТ РАЗРАСТАТЬСЯ…»

– Тогда на поле я первый раз почувствовал на себе, что такое паника. Пока ждали на поле, кто-то что-то услышал. Начал всматриваться в темноту. Мне говорят: «Там «духи» на нас наступают. Я смотрю – никого нет, но паника начинает разрастаться. Я то ли слепой, то ли тупой. – «Ладно, – говорю, – Давай двое к лесу. Посмотрите, нет ли кого». Никто не пошел. Я разозлился: «Сидите, я сам пойду», так все сразу ломанулись за мной, побросав раненых. У тех истерика. Пришлось идти в зеленку всем вместе. Хорошо, там никого не было. Мои мозги понимали, что «духи» тоже люди и просто так они бегать за нами не будут. Но когда паника взяла верх, то я тоже стал видеть то, что мне и говорили. Только воспринимал это как галлюцинацию.

В лесу у одного из солдат началась истерика. Ему показалось, что где-то рядом наши. Он встал и начал орать: «Товарищ замкомбата, мы здесь!». Пришлось применять силу, чтобы успокоить его. Когда дождались подмоги, нужно было идти к «бэхе» встречать наших: они к ней поедут. А вдруг там и правда «духи». Попадут пацаны из-за нас в засаду. Говорю: «Пошли все, кроме раненых». Никто даже не шелохнулся. Пришлось бежать наобум. Подбежал к БМП – наши уже близко. Смотрю, у машины кто-то и вправду есть. Думал всё, хана. Достал гранату и вперед. А это оказались коровы. Подъехали наши. Я их встретил. Но от пережитого страха и напряжения не было сил залезть на броню. Отвезли раненых, вернулись обратно. Уже все стихло.

Утром пришли вертушки и обстреляли высоту. Наверное, там уже никого не было. Рано утром по туману остатки батальона пошли дальше. Впереди была какая-то речушка. Не знаю, кто послал машину ГАЗ-66 первой через мост. Но пацаны родились в рубашке. На мосту успели выпрыгнуть из машины. За мостом была засада. «Духи» охренели: кабина 66-го – в решето. В прямом смысле этого слова. «Духи» бросили все и свалили. А ребятам за их дерзость достался горячий чай и лепешки. Вот так и воевали…

«НАШИ ЖЕ БАЛБЕСЫ…»

Александр Лягушкин, зам. командира 1-го мотострелкового батальона, капитан:

– Потом пошли на Ведено, ни разу не соприкоснувшись с противником. Ведено взяли под контроль без единого выстрела. Когда забирались на высоты у Ведено, одна машина минометчиков слетела в пропасть и старший офицер батареи ногу сломал. У всех нас тогда было такое напряжение, что многие ему позавидовали, что он, пусть и со сломанной ногой, но отвоевался. Потом узнали, что завидовать ему не стоило: долго ему ногу лечили, никак правильно не срасталась.

Комбат решил, что нужно съездить в Ведено, посмотреть там, что и как. Поехали по горной дороге, предупредили свои посты, что едем, и все равно наши же балбесы с одного блокпоста открыли по нам огонь из БМП. Говорят, что и боевики в этот момент по нам в деревне стреляли. У нас один солдат был тяжело ранен, загружаем его в десантное отделение БМП, я сам сел за штурвал, съезжаем в овраг, впереди ручеек, предполагаю, что мост не выдержит. Дал команду разведчикам с машины спрыгнуть. Так и есть: мост правой стороной сломался под тяжестью брони, и машина перевернулась на башню. Раненый в десантном отсеке стонет, промедол ему вкололи, чтоб до врачей дотянуть, а тут еще и машина перевернулась… Раненого вытащили, на плащ-палатке донесли до другой машины, помчались к вертолету. Жив ли он, я не знаю, но парень прекрасный был, скромный, добросовестный. Машину вытащили через день-два, перевернули на гусеницы, сама завелась.