Николай Звягин, майор:
– Только перед самым выходом познакомился с новыми начальником разведки полка и командиром разведроты. Не успели обсудить ни маршрут, ни позывные, ни что делать, если попадем в засаду. Стартовали от Волчьих ворот, идем колонной по ущелью, я на третьей машине. Прошли Ярышмарды. Перед Зонами – поворот, я видел, что там заминированная дорога, удобное место для засады. Идем, метров триста не дошли до Зонов, – вдруг по первой БМП выстрел из РПГ, солдаты выскочили, разбежались по сторонам. Стало ясно, что боевики нас здесь ждали, наблюдали за нами. Нам надо было действовать осторожно, на мягких лапах пройти, тихо, а пошли по дороге, как банда самураев, да еще на технике. Первая машина подбита, ущелье узкое, на дороге – затор. Пытаюсь связаться по радиостанции с командиром полка, что попали в засаду – батареи начали садиться. Я уже через ретранслятор на полк выходил, своя рация не тянула.
Мне надо было хотя бы два часа, чтобы проинструктировать личный состав роты, и надо было идти не одним маршрутом, а двумя-тремя. Первый я бы запустил по дороге, прижимаясь к горе, как к стеночке, второй я бы пустил по горам, и третий – по за Аргуном. И эти три группы шли бы не на технике, а пешком, цепочкой по пять человек, перебежками, и параллельно. Тогда все было бы по-другому и с минимальными потерями. Если по нам открывают огонь, даем артиллерии указания, направление – даем арт-огонь, вызываем вертолеты.
Но – засада. Тут же вышел по рации на Морозова: «Прикройте огнем!», в ответ – «Колюня, держись! Я рядом, терпи!»». Надо было вытаскивать пацанов из подбитой БМП. Сориентировался: против нас два-три снайпера, один гранатометчик, автоматчики, всего – человек 10—12. Вокруг лес и горы, мы у них как на ладони, все пристреляно.
Когда выстрел из РПГ попал в БМП, я своему Колюне-механику говорю: «Двигатель не глуши», наводчику-оператору: «Веди огонь в этом направлении, прикрой меня». Я выскочил из БМП, но огонь был такой плотный, что пули под ногами стучали, пришлось спиной прижаться к горе, в мертвую зону. Наводчик-оператор начал стрелять, я побежал к подбитой БМП. Одного пацана раненого вытащил, второго. Когда вытаскивал третьего – снайпер, падла… Пуля в руку. Метил в сердце, а я как раз тянул на себя раненого и рукой сердце прикрыл. Мое счастье, что я был в бушлате, а там вата, чуть-чуть смягчила удар. Руку мне порвало, а должно было сердце.
Я был на ногах. Руку мне ребята перетянули сразу. Сначала промедол не делал, боль терпел, потом бойцу говорю: «Коли!» Один укол, второй…
«ЭТО ЖЕ ПУЛИ ИСКРЯТ!»
Роман Вищеревич, оператор-наводчик АГС, рядовой:
– C капитаном Звягиным меня судьба свела как раз после кичи. Тогда он взял меня, одного из провинившихся, в разведку. Как потом понял, мы прикрывали саперов – они разведывали проходы. Шли на БТР и двух БМП-1, и только подошли к дороге, как в борт БТР ударили из «шайтанки» (РПГ – авт.). Сразу все рассыпались, завязался бой. Звягин перебежал через дорогу и упал за бугорок, стреляя из подствольника. Слышу – зовет: «Давай, тяни гранаты на подствольник!» Бегу – вижу искры под ногами. Сначала не понял, еще мысль в голове: «Что-то у меня с сапогами…», потом врубился – это же пули искрят! Отдал Звягину гранаты, упал. Впереди пулеметчик, разведчик, здоровенький такой хлопчик – ведет бой. Взрыв гранаты и его подбрасывает, наверное, на метр. В таких случаях много здоровья – это хорошо. Вижу его лицо, впечатление было, что он пьяный. Но это его так контузило. Из боя он не вышел, пока не была дана команда на отход. Получилось так, что я запрыгивал в десантный отсек БМП, машина резко дернулась, и я промазал. Если бы не Звягин, который ухватил меня за ворот куртки, я бы остался под пулями, которые колотили по броне. Помню, и благодарен ему…
«ЕСЛИ ШЛЁПНУТ, ЗНАЧИТ ШЛЁПНУТ…»
Андрей Гуляков, командир отделения 5-й мотострелковой роты, сержант:
– Одиннадцатое июня… Утром нас построили. В роте тогда было чуть больше половины, чем положено по штату. Половина строя стоит веселая, естественно, хотя водки не было: срочники с минного поля собрали коноплю и сделали из нее кашу. Это нормально было, если сильно не злоупотреблять, то не вредней водки.
Со срочниками в роте к этому времени я уже хорошо знаком был, но все же больше общался с ребятами из разведроты: там и контрактники были адекватные, и командир роты хороший.
Моя БМП в колонне роты, как обычно, была замыкающей. В колонне стояла не только наша рота, много нас было, и первый батальон рядом стоял. Двинулись, потом мы налево, а другая часть колонны направо, и опять наша машина оказалась последней.
Разведка в засаду первой влетела. Нас спасло, что впереди от попадания выстрела из РПГ встала БМП, частично загородила нашу от обстрела. Мы, когда обстрел начался, человек десять нас сидели, скатились с брони, но один срочник уткнулся в башню – убит снайпером. Наводчик-оператор стал пушку наверх поворачивать. Вижу, что падает срочник, наш ротный писарь, звали его Гарибальди. Я его поднял – пуля попала в шею, стал бинтом перевязывать. Только успел бронежилет перевернуть сзади на перед, потому что стреляли сзади, как пуля попадает Гарибальди в руку, стал бинтовать – ему еще пуля, в ногу… Не знаю, остался ли он жив, когда его вытащили…
Стрельба по нам шла со всех сторон, откуда огонь – непонятно, не видно. Еще кто-то упал, одному контрактнику пуля в подбородок попала, пытался ему помочь – испачкался его кровью. Сергей Каркулевский (фамилию точно не помню, срочник, потом уже в Шатое подорвался на растяжке – весь в осколках в вертушку грузим, а он мою руку не отпускает) с Ромкой из Серпухова стреляют рядом…
Танк с тралом мимо задом едет, горит… Одна «бэха» стала нас объезжать – выстрел в машину, и солдат с брони взлетел, как чебурашка. Подбегаю к нему – живой, только спиной сильно ударился. Потом его уже с ранением другие ребята унесли.
Выстрел из «Шмеля» попал в дверь десантного отсека БМП, отскочил и упал рядом со мной. Кто-то из срочников смотрит: «Что это такое?» Только успел скинуть его с дороги, повернулся – взрывная волна. Осколков у выстрела огнемета нет, но сшибает здорово. Кинуло меня нормально, на брюхе на дереве затормозил. Потом ребята смеялись…
С Ромкой Панфиловым пошли вперед на дорогу, чтобы прикрыть ребят, которые начали вытаскивать раненых. Ромка внизу сел, а я поднялся наверх, чтобы отсекать от зеленки тех, кто к раненым подбирался. Меня с дороги не видно было. Ромкин пулемет замолчал, значит – опять полезли… Погиб Ромка… В память о Романе Панфилове назвал своего сына Романом. Я схватил свой ПК за цевье, а ствол горячий, прикипел, ленту на себя накинул… Бородатые появились неожиданно, быстро, человек три-пять, одной очередью их свалил, потом парень из разведки их доколотил.
Слышно по рации: «Перед нами „дух“ стоит с граником!» По этой БМП выстрел из РПГ был с близкого расстояния. Зацепило люк механика, выстрел ушел в сторону, но люк механика заклинило. Гоша из башни вылетает, начинает прикладом отбивать люк механика, чтобы его вытащить, от удара люк открывается, и Гоша механика в горячке бьет по голове…
Слышно, как капитан Звягин, раненый, громко на кого-то кричит… Говорили потом, что многие в Аргун прыгали, но из нашего взвода никто не прыгал.
Даже Грозный в 96-м году так не воспринимался – все горело, дымило… Машины наши быстро пожгли. Непонятно, что творилось. В какой-то момент рядом со мной бабахнуло, оглушило. В Зонах – наш ротный сидит около остановки, рядом валун какой-то. – «Гуляков куда ты пошел?» – кричит мне. А я ориентир потерял, куда-то пошел в самый лес, в гущу боя, на стрельбу. Думаю, если шлепнут, значит шлепнут… Я уже вообще ничего не соображал… Где-то в этот же день пришлось ехать под БМП на ремне от автомата, когда вокруг стреляют…
«УЙТИ МЫ НЕ МОГЛИ…»
Николай Звягин:
– До шестнадцати часов здесь сидели, на месте засады. Заняли круговую оборону. Уйти мы не могли: настолько боевики все пристреляли. Да и взаимодействия с полком не было. От командира полка одно: «Колюня, держись, терпи, я рядом, терпи.» Наконец, показались вертолеты, и как начали их бить, по полной программе. Вертолетов бандиты боялись. Потом начала работать и артиллерия. Я потихонечку корректировал ее огонь, переносил его в глубину. Потом начальник штаба батальона капитан Сергей Хохлов пришел к нам из полка, он шел с пятой ротой, обогнал нас, под прикрытием огня артиллерии ворвался в Зоны и занял там оборону.
Впереди за Зонами стояла подбитая машина, дорога явно была боевиками заминирована. Надо было пускать вперед танк с тралом, но это же время… Перед этим должна была быть артподготовка.
Роте Хохлова надо было закрепиться в Зонах, и вдруг приказ: «Уходить!». Нельзя было уходить! Надо было подождать танк с тралом, дать ему возможность пройти, чтобы он не давил раненых на дороге. Это была грубейшая ошибка – приказать уйти из Зонов роте Хохлова.
Задачу отвлечь внимание боевиков от движения основных сил мы выполнили, в это время второй батальон Степаненко пошел по хребту. Они пошли красавцами, я им там весь маршрут подготовил, и Шатой взяли без единого выстрела.
В этой отвлекающей операции в Аргунском ущелье все совпало, как нарочно плохо: шел процесс замены офицеров, мне не дали времени на инструктаж отряда. В Уставе написано: уточнить полученную задачу, а потом принимать решение. Мы за это невыполнение Устава поплатились кровью…
«МЫ ИГРАЛИ РОЛИ МИШЕНЕЙ…»
Вячеслав Сирик, командир 5-й мотострелковой роты, старший лейтенант:
– С утра 11 июня рота стояла в колонне, в готовности к наступлению на Шатой. За день-два до наступления нас доукомплектовали личным составом из 205-й мотострелковой бригады. Конкретную задачу я не получал, но думал, что рота будет где-то во втором эшелоне, так как перед наступлением три БМП я передал в минометную батарею для установки на них «Васильков», и одна машина из состава управления роты ушла с капитаном Звягиным в передовом отряде. Из одиннадцати БМП у меня осталось семь.
Ударной у нас была четвертая рота – ее усилили танками, зенитчиками («Шилки»), огнеметчиками. У меня во взводах были по две БМП.
Где-то ближе к полудню я узнал, что наш передовой отряд в районе Зоны попал в засаду. Ко мне прибыл начштаба батальона капитан Хохлов и сказал, что я получаю на усиление танк и выдвигаюсь вместе с ним в район Зоны. Он ехал в голове колонны роты. За ним выдвигался второй взвод в качестве ГПЗ (головная походная застава – авт.) – это был единственный взвод с командиром офицером, первым и третьим командовали замкомвзвода – потом танк, далее моя машина командира роты, первый и третий взводы.
В районе Ярышмарды местные жители нас провожали ехидными улыбками. Когда мы подошли к селению Зоны, по нам открыли огонь. Первыми выстрелами были убиты рядовые Атесов, Незамайков, Калинин. Дорога была узкой, и маневрировать не позволяла. Слева была скала, а справа обрыв и Аргун. Мы уперлись в горящие машины передового отряда. Я видел свою горящую машину из управления роты, на которой уехал Звягин. Пробиться вперед, и выбить боевиков не было возможности, мы стояли и вели дуэльный огонь. Только боевики это делали из укрытых и замаскированных позиций, зачастую недоступных для ведения нами огня из тяжелого вооружения, а мы находились как на тарелочке, да еще и не могли никаким образом маневрировать. Проще говоря, мы играли роли мишеней в тире. Перед моей БМП находился танк и три БМП второго взвода. Эти БМП стояли под скалой, и огонь по ним не велся, в то же время и они его вести не могли. Командир танка, высунувшись из люка, открыл огонь вверх из пулемета, но, получив в ответ гранату, скрылся в люке и больше не показывался.
Вокруг моей машины собралась пехота из второго взвода, отделения управления роты. Мы огрызались огнем из всего доступного вооружения. Прицельно стрелять не получалось, так как противник вел огонь из зарослей, и мы не могли засечь его огневые точки. Пока мы стреляли «в том направлении», противник молчал, но только мы прекращали огонь, чтобы понять, откуда стреляют, как из поросшей лесом скалы вылетали выстрелы РПГ и пули.
Я пытался выйти по связи на командира полка и запросить огонь артиллерии, но из-за гор связи не было. Приходилось и лично вести огонь по противнику. У меня на командирском люке БМП был установлен АГС-17. Я расстрелял весь БК гранат к нему и фактически все, что было из автомата. Рядом появились легкораненые – в основном осколками камней, по которым попадали пули. Крайняя БМП в колонне периодически увозила раненых в тыл. В один из рейсов в ней не закрыли десантную дверь, и ее оторвало во время движения. Потом на БМП подъехал командир батальона и дал приказ готовиться к отходу. Я начал разворачивать технику на месте, продолжая вести огонь. Потом когда собрали раненых и отошли разведчики с инженерами, мы отошли в расположение полка.
«ВСЁ ГОРИТ, ПУЛИ ЛЕТАЮТ…»
Юрий Степаненко, командир 2-го мотострелкового батальона, майор:
– Капитан Николай Звягин пошел в Зоны с пятой ротой, там они нарвались на засаду и их начали крошить. Звягина ранило в руку, он до конца боя остался, потом я их вытащил.
Там излучина, с трех направлений их били. Командир полка по радио кричит мне: «Отводи войска!», но у Звягина это что-то не получалось. – «Посылай начштаба!», – приказывает Морозов. Начштаба у меня уже был назначен, Сергей Хохлов, потом в Забайкалье полком командовал. Он в бой-то влез, с взводом, из пятой роты. Только заскочил в бой, и его БМП сразу подорвали. Он был живой, но и эта подмога тоже завязла. По связи все кричат, орут. В эфире – каша.
Командир полка подходит ко мне: «Ну что, Юра, иди ты, выведи батальон оттуда, на исходный рубеж». Вывести людей надо было к плотине через Аргун.
Я попер туда с гранатометным взводом. Приезжаю – там ужас, такой ад, что страшно даже рассказывать… Все горит, пули летают. Я спешиваю свою пехоту, гранатометный взвод остался на башнях БМП, но стрелять не могу: только сунусь, меня «духи» сразу обстреливают из гранатометов. Безвыходная ситуация была. Из пушек БМП тоже не могу стрелять: высоко – пушка вроде бы забирается, а тут склон мешает.
Принимаю решение спешиваться и с гранатометным взводом бегу вперед. БМП стоит на дороге, вижу, как в нее выстрел из гранатомета летит, и как даст! Взрыв, меня бросает на скалу, осколками посекло немного. Вижу, что у моего бойца с радиостанцией осколок у уха торчит. Я вытащил, пальцем ранку придавил. – «Ничего страшного, нормально» – говорю ему. Лежим. Я не вижу поля боя, а это для командира как серпом по яйцам.
Командую: «Перебегаем дорогу и – в Аргун, в ущелье, там сможем закрепиться!». Перепрыгиваем через дорогу, а за нами остались четыре «бэхи», они так и стоят сзади на связи, бесполезные. Остались там механики и наводчики, чтобы огнем поддержать хоть каким-то. Прибегаем под огнем на место, где оборонялись капитан Звягин с его бойцами. Собираем с ним его офицеров, говорю ему: «Надо людей отсюда уводить!». Бежим все по дороге, стреляем по гребню скалы, чтобы «духи» головы не подняли. Меня снайпер чуть не достал. Прислонился к скале – пуля рядом.
Начали раненых забирать, а машины на дороге горят, в пропасть их, чтобы не мешали, не спихнуть. Одну БМП я все же развернул, раненого тащу, а сверху стреляют по нам. БМП едет, и я иду рядом с раненым. Кое-как вылезли в безопасное место. Раненых загрузили, прикрытие оставил. Три машины вывел из десяти, да моих было четыре.
«Я БЫЛ ВЕСЬ В КРОВИ, КАК МЯСНИК…»
– Машины с ранеными отправил в расположение полка, а мы, оставшиеся, три километра, в бронежилетах, с автоматами бежим задом наперед, отстреливаемся. И я даже не устал, такое было напряжение. Ушли в безопасное место, загрузились в машины и к своим, на КП полка. Я был весь в крови, как мясник. Своя кровь бежит немножко, да кровь от раненых, когда их таскал. Командир полка меня увидел: «Ты что ранен?» – «Нет, все нормально, это чужая кровь». – «Всех вывел?» – Всех, но убитые остались, не смогли взять. Сколько – не знаю».
Вызывают меня к генералу Булгакову. Докладываю, что вся дорога забита сгоревшей техникой, ее надо скидывать в пропасть, иначе не пройдем. – «Ночью будешь ее скидывать, – сказал мне Булгаков. – А завтра с утра пойдем. Мы нанесем авиаудар, артиллерией постреляем, и будет все тихо и спокойно». Я говорю: «Товарищ генерал, что-то мне все это не нравится». Стал с ним спорить, все у меня кипит. Короче – нас еле растащили…
Стали в штабе батальона подсчитывать потери, и вдруг выясняется: в полном составе пропало отделение. Ни убитыми их никто не видел, ни живых нет. Не знаю, что делать. Нервничаем все, конечно. Уже темнеет, вижу – идут! Как я обрадовался! Командир отделения, контрактник, солдатиков ведет, всех, семь человек. У меня от души отлегло. Он докладывает, я переспрашиваю: «Ты как пропал-то?» – «Во время боя спрыгнули в Аргун, а потом по руслу вышли. Думал, что вы нас бросили» – «Как мы вас бросим?».