– Возможно, Вортин сорвался вниз. Что предпримем?
– Догонять своих.
– Но сначала мы осмотрим склон, если доведётся, то примем бой. Мы не должны Вортина, каким бы он ни был, оставлять в беде.
– Мне кажется, это напрасная трата времени.
– Спор окончен. Вперёд – на поиски, чтобы наша совесть была чиста, – Гена пополз вниз.
Склон горы не был крутым. Друзья, сохраняя бдительность, осмотрели возможные места нахождения Вортина. Но тот бесследно исчез. Аистов принял решение в усиленном темпе без отдыха догнать своё подразделение. К удивлению ребят «духи» на этот раз себя не проявили.
Зато потом с ними был настоящий беспощадный бой. Из-за эха в горах складывалось такое ощущение, что стрелял каждый камень и уступ. Трудно было определить, с каких позиций душманы ведут огонь. Но враг оказался поверженным. Имелись потери и среди советских солдат.
Гена, возвращаясь на базу, думал: в какую-то деревню придёт цинковый гроб, и мать не сможет в последний раз посмотреть на любимого сыночка. И закопают этот гроб в землю, так и не узнав, что осталось от советского солдата, который с честью выполнил долг перед Родиной.
На базе Аистов написал сразу по две пары писем, предназначенных родителям и любимой девушке Лене. Содержание писем было почти одинаковым, что служба проходит по-прежнему нормально в среднеазиатской Республике. Кормят и одевают хорошо. Для девушки Гена добавлял, что любит её и скучает. Под письмами первой пары парень поставил дату августа месяца, а под другой – сентябрь. Адресом отправки всегда служила одна из южных союзных республик. Такой метод успокоения родителей применялся в случае затяжных боевых операций. Незадействованный в них свободный боец отправлял вторую партию писем в назначенный срок.
А боевые операции шли одна за другой. Часто на них выходили ночью. До цели добирались к утру, после чего начиналась ликвидация душманов, засевших или в кишлаках, или в горных лагерях. От умения и тактики зависели жизни советских солдат. Но они гибли. Гибли солдаты и при охране в конвое сопровождения грузов, идущих из Советского Союза, подрываясь на минах, попадая под пули снайперов и в лобовых боях с врагом. Но бойцы советской армии всегда демонстрировали отвагу, героизм, стойкость духа, верность присяге и любовь к своей Родине.
Однажды, за пару месяцев до демобилизации, после возвращения с боевого похода Гена, отогревая ноги на буржуйке, взглянул на друга и буднично сказал:
– У нас с тобой шанс остаться живыми увеличивается в два раза. Угадай, почему?
Сергеев покачал головой.
– Затрудняюсь ответить.
– А потому, друг мой сердечный, что во время боя мы хоть одним глазом, но следим друг за другом.
– В таком случае ты ошибаешься, – Виктор усмехнулся, – у меня шансов выжить больше, чем у тебя. А знаешь, почему?
– Затрудняюсь ответить, – Гена снял ноги с печки и пошевелил пальцами.
– Потому, друг мой сердечный, что ты своей комплекцией полнеба закрываешь, в том числе и меня.
– Возможно, но не будем говорить о смерти, а поговорим о прошлой и о будущей гражданской жизни.
Поговорить друзьям об этом не удалось, поскольку прозвучала команда «строиться». На горы спускалась холодная осенняя ночь. Под прикрытием темноты советские солдаты ушли на очередную операцию по блокировке и уничтожению «духов», выбитых авиационными ударами с горного хребта. Путь был неблизкий. Гена, за спиной которого висел гранатомёт, шёл немного впереди Виктора. Сергеев семенил за другом и, поглядывая на его мощные ноги, вдруг спросил:
– А ты почему новые сапоги, специально сделанные по твоей лапе, не обул?
– Ты, Витя, – Гена оглянулся на друга, – иногда убиваешь меня своей тупостью. А на дембель в чём я пойду?
– А ног тебе своих не жалко? Лучше в поношенных, потёртых сапогах, но со здоровыми ногами.
– Меня не переубедишь. Я перед своей Леной должен предстать во всей красе, с блестящими и, главное, стоячими, а не сморщенными сапогами.
– Для Лены, я думаю, будет главным, чтобы действовало что-то другое.
– В этом она до армии убедилась и всегда следила, чтобы я был педантом и чистюлей во всём.
– Да, друг, извини за правду, тебе не позавидуешь. Надень то, там не сядь, здесь не ступи, носки под стул не брось, ботинки начисти до блеска.
– Не усложняй. Но порядок в семейной жизни лучше, чем бардак.
В это время по строю передали команду «прекратить разговоры», и друзья замолчали. Вскоре подразделение переправилось через небольшой горный ручей, после которого тропа пошла на подъём в горы. На какой-то высоте командир отряда объявил привал. А потом подъём к цели продолжился. На высоте мороз стал сковывать тело. К рассвету бойцы добрались до нужного места и рассредоточились в ожидании противника. Его через некоторое время засекли разведчики. И когда враг себя полностью обозначил, по нему открыли огонь. Начался бой. В какой-то момент со стороны противника ударил пулемёт. Командир махнул рукой Аистову. Гена, находясь в месте, где стрелять из гранатомёта было опасно для жизни, тем не менее выстрелил в сторону вражеской огневой точки. Та замолчала, но и Гена получил контузию ушей от ударной волны пороховых газов, которая отразилась от скалы, расположенной в нескольких метрах за спиной гранатомётчика. Аистов прислонился к камню и похлопал ладонями по ушам. Сергеев подбежал к другу и спросил:
– Оглох?
Тот кивнул головой, и это спасло солдату жизнь. Пуля снайпера чиркнула по камню чуть выше Гениной макушки. Витя сбил друга с ног и, накрыв его своим телом, прошипел:
– Лежи тихо и не шевелись, я этого гада сейчас вычислю.
Сергеев ползком сменил позицию, осмотрелся, прикинул, откуда стрелял враг и, укрываясь за камнями, двинулся в его сторону. В это время снайпер снова выстрелил в какую-то выбранную цель. Виктор ускорил движение, и когда до места расположения «духа» оставалось несколько метров, бросил туда гранату.
Через пару часов отряд душманов был уничтожен. В этом бою из советских солдат пострадало два человека: один был ранен от снайперского выстрела противника, и контузию получил гранатомётчик Гена. Раненому солдату оказали первую необходимую помощь и на носилках в сопровождении четырёх бойцов отправили на базу. Остальным после боя дали отдохнуть.
Аистов, сидя у камня, с трудом снял сапоги и стал растирать ноги. Увидев это, Сергеев неодобрительно помотал головой и произнёс:
– Почему не сказал, что ты ноги промочил, когда переходили ручей в сапогах без мысов?
– Что? Твой голос идёт из-под земли. Я почти тебя не слышу.
Виктор с досады махнул рукой, снял свои сапоги и отдал другу сухие портянки.
– Давай свои. При быстрой ходьбе они в моих сапогах быстро нагреются. И ты доковыляешь без больших проблем до базы, педант хренов.
– Что?
– Педант есть педант и вдобавок ещё глухомань. На гражданке тебе это тоже выйдет боком, – Виктор обменялся портянками и покрутил пальцем у виска, – теперь можно и помолчать, чтобы успокоить нервы из-за дурня стоеросового.
– Что? Говори громче.
– Ничего, – Виктор махнул рукой и улыбнулся, – будем жить.
Гена тоже улыбнулся и надел сапоги на сухие портянки.
Лишь через неделю у гранатомётчика прорезался слух. Вечером перед отбоем Гена с силой хлопнул друга по плечу, отчего тот даже присел, и сказал:
– Спасибо за заботу о моих ногах и вообще спасибо!
– И тебе спасибо! Кстати, за тот бой нас представили к наградам, – Виктор похлопал ладошкой по груди.
– И это хорошо, друг мой боевой.
– Одно плохо, друг мой на века, что ты свой педантизм ставишь выше жизни.
– Не старайся, не переубедишь. Лена для меня авторитетнее тебя. Извини. И хочу заметить: я осознаю, что, возможно, могу быть убитым, как, например, в последнем бою, но я всегда думаю о жизни, о будущем, где главное место отвожу Лене, семье и тебе, друг.