Воспоминания об Эдеме

Он был, Отче, по-своему мудр. Высшее наслаждение и блаженство, в его понятии – это только получать и брать, вечно получать помощь от Тебя. Поделиться с кем-то, для него, уже горе, покушение на его свободу, наказание, изгнание.

У Адама, Отче, есть только одна свобода – свобода для него. У всех остальных тоже есть свобода – свобода ублажать Адама. Другой свободы ни у кого не должно быть. И когда заходит речь о том, что на Земле мы хозяева, Адам отвечает, что хозяином он был в Эдеме, где он ни о чем не думал, где все его желания исполнялись, где он жил бы так вечно. Сейчас Адам горько и раздраженно жалуется мне.

– Ева, неужели ты не понимаешь, что нас из Эдема изгнали? Теперь на Земле мы всем скотам прислуживаем. Мы называемся наследниками, хозяевами. А наше место в Эдеме заняли, может быть, какие-то другие, новые человеки? Отец, наверное, нас разлюбил, или мы ему надоели. Вот Он и отправил нас на Землю. Мне постоянно приходится его успокаивать.

– Адам, но почему ты хочешь, чтобы только за нами ухаживали, чтобы только нас баловали, лелеяли? Ведь Отец наш объяснял, что когда-то, и мы будем могучими и разумными как архангелы. Милый, нам нужно трудиться. Пройдет время, и все будет так, как Он обещал нам. Потерпи.

Глава 10. Адам и Ева страшатся покидать пределы Эдема

– Адам, еще в раю я мечтала стать такой, как наш Учитель: передать знания другим, «открыть глаза» на Отца нашего, всем обитателям Земли, сделать их подобными нам. Представляешь, все земляне говорят на едином, понятном языке, и птицы, и рыбы, и скоты, и звери; как в раю было. У всех тварей есть свои, только им известные знания. У рыб свои, у птиц свои, а у нас человеков, свои. Что знают рыбы, того не знают скоты, что знают скоты – не знают рыбы, а один всем понятный язык сделает нас единым созданием Отца – всезнающим.

Мы так и останемся, каждый тем, кем был; рыбой, птицей, человеком, но каждый будет иметь знания всеобъемлющие. Тогда мы будем еще разумнее. Ибо каждое существо имеет совершенное знание о чем-то своем. А мы будем иметь совершенное знание обо всем: и о воде, и о солнце, о всякой плоти, и о всякой душе.

– Такого никогда не будет, да и зачем столько знаний, – отмахнулся Адам. От многих знаний, много ответственности, забот.

– Тебе, Адам, может быть столько знаний и не нужно, а мне это просто необходимо. Я хочу, чтобы наши дети, которых мне подарит Отец, были столь же мудры, как Создатель-Отец, как Учитель наш. Я думаю, что от многих знаний, много радостей, потому что Знания приближают нас к Отцу нашему. Пусть наши дети знают больше нас, пусть знают все.

– Все знать невозможно, – самодовольно рассмеялся Адам.

– Да, я с тобой согласна, все знает только Отец. Но я хочу, чтобы они были подобными Отцу нашему. Чтобы Он любил их еще больше, чем нас. Я постараюсь отдать им все, что дал нам Отец. Я согласна на любые испытания, но я наполню Землю подобными Отцу. Я верю, и ты поможешь мне в этом. Адам посмотрел на меня с удивлением и уважением.

– Ева, я не отказываюсь выполнить ту работу, которую мы обязаны исполнить, если даже мне это не нравится. Но не торопись покидать Эдем. Жизнь на Земле – предрешена, это неизбежность. Это не наш выбор. Это предназначение, жребий, который бросали не мы с тобой. Никто из творений Отца, не волен выбирать себе предназначение в бытии, иначе каждый хотел бы остаться рядом с Отцом. Кто-то рай насаждает, кто-то орошает, кто-то уносит отходы от нашей плоти. Есть отходы и от души нашей – это наши не совсем чистые помыслы, заблуждения. Их тоже кто-то обязан брать на себя, чтобы очистить нас.

– Адам, я сейчас прочитала твои мысли раньше, чем ты сказал мне все. Слова твои верны, но почему ты пытаешься отсрочить миссию, которая нам предопределена изначально?

– Жена, ты это еще не осознала, у тебя меньше бытийного опыта. А я знаю точно, я видел, что всякое событие во времени возможно приостановить, замедлить или ускорить. Его невозможно остановить, но сдвинуть сроки возможно. Потому что это происходит в пространстве, и время возникает только с возникновением мыслящей души и для души, которая может проявлять себя в ограниченном пространстве, как, например, Земля или какое-либо другое тело вселенной. Для духа, Ева, нет времени, так как он ничем не ограничен, и его среда обитания – бесконечность.

Сейчас здесь, в Эдеме, наше тело – уже не совсем чистый дух, но еще и не совсем плоть. Мы еще можем общаться с созданиями духовными; ангелами, с нашим Учителем, слышим и понимаем нашего Отца. Мы также свои и с существами плотскими, братьями во плоти. Мы, как бы связующее звено между миром вечным – духовным, и миром плотным – постоянно меняющим форму во времени. И мы пока имеем право, сами определять, готовы мы к служению в плотском мире или нет.

Адам задумался и притих. Я видела, что его душа устала и поникла. Вибрации духа стали замедленными, свет души, из голубого превратился в бледно-серый.

– Ева, я не готов, я не могу взвалить на себя такое бремя, – горестно сказал он.

Его голова поникла, руки безвольно опустились. Весь он стал каким-то маленьким, беззащитным. А еще мгновение тому назад он казался мне гордым, непокорным существом, не желающим выполнять чью-то волю. Существом, которое все знает, все может, но принципиально не желает никому служить, покоряться.

– Почему ты об этом ничего не говоришь Учителю, и всем, кто готовит нас к плотской жизни, – удивилась я.

Они помогут нам, они все знают. Ты сам говорил, что наш Учитель всезнающ, – попыталась успокоить я мужа.

– Нет, Ева, только Отец всемогущ, но сейчас Он даровал нам свободу самим строить нашу дальнейшую судьбу. Пока нам не было предоставлено такое право, я чувствовал себя спокойно, как-будто все происходящее нас не касалось, как-будто на Землю готовили кого-то другого. Но когда в последней беседе нам сказали, что только мы решаем, уходить нам сейчас или продлить подготовку в Эдеме еще на какое-то время, у меня появилась неуверенность в нашей полной готовности.

Если бы нам сказали «идите», было бы легко и просто; решение приняли не мы, и ответственность легла бы не только на наши плечи. Но сейчас, все резко изменилось, сейчас все решаем только мы, следовательно, и отвечать только нам, так как нам надо сказать «да» или «нет». Этот ответ определяет не только наш выбор, не только наш путь.

Мы обязаны сделать выбор за всех тех, кого мы оставим на Земле после себя. Это выбор не только для будущих землян, закваской которых мы являемся. В дальнейшем это может повлиять на жизнь вселенной.

Мы предназначены Отцом для воспроизведения новой человеческой расы « по образу и подобию Отца нашего».

– Адам, но почему об этом ни ты, ни Учитель мне ничего не сказали? – спросила я.

– Ева, тебя не хотели пока беспокоить. Духовный Совет и Учитель считают, что ты более продвинута, более готова к жизни на Земле. Они боятся, что ты можешь, не задумываясь, подвергнуть любой опасности себя, спасая зазевавшуюся под ногами бегемота, мышку или бурундучка. В тебе, Ева, заложен слишком сильный инстинкт материнства. А во мне его, как в пролетающей комете – нет. О чем сожалеет не только наш Учитель, но иногда я сам. Это делает меня рациональным, разумным, почти не способным на самопожертвование.

– Эх, Адам, тебе хотя бы немножечко Евиных слез, Евиного самопожертвования, тогда, может быть, Отцу не пришлось бы и Еву создавать. Все совместилось бы в одном Адаме, – недавно пошутил Учитель.

– Нет, Учитель, – возразил я. «Пусть будет так, как сказал Отец наш: «И станут муж и жена одна плоть», чем «и будет Адам сам себе мужем и сам себе женой».

Ева, пришло время принять решение нам с тобой. Учитель сказал, что если мы сомневаемся в своих силах, то время отправки может быть отодвинуто. Он советует лучше начать позже, чем потом переделывать все заново. Теперь думай и ты; ибо главная ответственность за наше будущее ложится на твою душу.

Когда раньше я подшучивал над тобой, называя тебя ребенком, я просто хотел укрепить твою веру в себя, ибо понимал, что Отец действительно подарил мне не только помощника, но мудрого надежного друга.

В тебе есть все те прекрасные божественные качества, свойства, которых мне не дал Отец наш. Вместе мы будем служить Отцу как одно целое. Я тело твое, разум и сила твоя, ты моя вера, надежда, дух жизни.

Я принимаю все, то чудесное, что говорил о тебе наш Учитель. Сейчас я просто не представляю, как я жил в Эдеме без тебя эти долгие, долгие, годы, заполненные бессмысленными играми. Чем бы все это закончилось, если бы Отец не подарил мне тебя?

За последнее время я многое переосмыслил и понял, что рай, это не место для отдыха и бездумных развлечений. Это место для самого упорного труда. Рай – это всякое место на Земле, где мы можем выразить Отцу нашу благодарность за возможность творить благо, радость во всякое время всякому созданию Его.

Отче, ну что я могла ответить ему после такого признания? Это, наверно, была его молитва Тебе, но высказанная мне. Ты прости его, Отче, что он немножко стеснителен в делании благодарности. Он считает это проявлением своей слабости. Но не он, Отче, сотворил себя таким. И ему не с кем, пока, сравнивать себя.

Слава Тебе, Отче, что мы с ним разные по замыслу Твоему. Я хочу, Отче, чтобы и дети наши были всякими: похожими и на меня и на Адама и на Учителя, и чтобы я могла отличать их одного от другого.

Пусть они будут разного цвета. Учитель говорил нам, что когда-нибудь, мы заполним человеками всю Землю. Что человеков будет также много, как звезд на небе.

Я испугалась и сказала, что не хочу рожать так много. Собаки рожают по десять собачат, и свиньи тоже по столько, а, по сколько же буду рожать я, чтобы заполнить всю землю? Неужели я буду беременной, с большим, как у коровы животом всю жизнь. Мне их всегда очень жалко, им так трудно ходить, а при родах они страдают и плачут. Рожают они всего раз в год по одному теленку, а как же я, сколько детей за один раз будет у меня?

Мне хочется иметь много детей. Может, мне откладывать яйца, как динозавры?

Это очень удобно, нанесла бы, я яиц, зарыла их в песок и занялась бы своими делами, а через какое-то время пришла, откопала яйца, и сразу тридцать или сорок детишек, которые сами умеют есть. У них сразу открыты глаза, они сразу бегают, и сами клюют зерна. Их, как собак, не надо кормить молоком, ждать пока откроются глаза.

Когда я рассказала о своей исповеди Учителю, он долго смеялся, а потом сказал, что если я хочу иметь детей, как динозавры, то и душа и разум у наших детей должны быть, как у динозавров.

Теперь рассмеялась я, потому что представила, как я откладываю яйца в песок, а Адам охраняет меня, чтобы никто из огромных тварей, таких, как динозавры, не наступил на меня в гнезде.

Потом я и динозаврихи вместе нянчим наших подрастающих детишек. И, конечно, мне совсем не хотелось, чтобы мои дети мыслили, как мыслят динозавры. Они очень милые, на них можно кататься сколько угодно, они этого даже не заметят. Иногда они подходят к нам с Адамом, смотря на нас огромными влажными глазами, как будто, что-то хотят спросить, но только протяжно вздыхают, и больше ничего. Адам с ними разговаривает, а я их просто очень люблю. Они низко опускают голову, чтобы им почесали за ухом, от удовольствия они громко сопят и начинают лизать меня в лицо своим огромным, как лист папоротника, шершавым языком.

Этого я остерегаюсь больше всего потому, что язык у них слюнявый и липкий, как тысяча улиток. Их благодарности и ласки остерегаются все обитатели. Мне кажется, что они созданы только для того, чтобы всегда кому-то прислуживать. Своей назойливой добротой и заботой они могут принести много неприятностей.

Недавно мы с Адамом спасли теленка, которого они зализали до такой степени, что он уже перестал дышать.

Отче, а может нам, как рыбам, метать икру? Тогда я смогу быстро заполнить Землю человеками. Но когда я наблюдаю за тварями, которые приносят за один раз много детей, то замечаю, что они потом не знают детей своих, и дети не узнают своих родителей.

Мне хочется, Отче, всегда знать своих детей. Я своих детей буду носить возле сердца, где всегда вижу Тебя, когда взываю к Тебе, и сейчас, Отче, когда я беседую с Тобой, я вижу Тебя. Я хочу, чтобы дети мои тоже всегда видели и слышали Тебя, сначала в моем сердце, а потом и в своем, чтобы они привыкли к Тебе.

Я даже согласна, как корова, вынашивать детей в животе, согласна рожать в муках и слезах, согласна плакать и страдать, согласна рожать с кровью.

Я хочу, Отче, носить детей под сердцем, хочу слышать, как стучат их сердечки, видеть, как светятся их души, как у всех новорожденных детенышей, которых я беру на руки; и у обезьянок и у зайчат. Когда маленькие, они все похожи друг на друга. Они все взывают к Тебе, а потом когда подрастают, начинают взывать к матери: повзрослев, забывают Тебя и ищут, только когда у них, что-то заболит или когда им плохо.

Мне стыдно за них, Отче, когда я им напоминаю об этом, им тоже стыдно. Я не хочу, чтобы мои дети когда-нибудь забывали о Тебе. Я хочу, чтобы они любили Тебя так же, как люблю я и чтобы, Ты, Отче, любил их также как любишь нас. Я хочу, чтобы дети мои называли Отцом только Тебя, а меня и Адама родителями.

Адам же говорит, что его дети будут называть его отцом, потому что он породил их. Я не согласна, Отче, Отец должен быть один – только Ты. А все мы, создания твои, просто родители. Мы рожаем, воссоздаем то, что ты в нас вложил, мы же просто повторяем, а сами мы ничего нового создать не можем. Учитель говорил, что мы только воспроизводим плотскую форму человека, а душу в него посеешь Ты, Отче.