Хроники полёта на Марс 2078. Воспоминание

– И все же заметьте, друзья, здесь как-никак красиво.

Это было необычное похищение, иным словом астронавты их перемещение никак не могли назвать. Все это время они сохраняли молчание, пытаясь осознать то, что с ними произошло. Что это за существо, что было выше их ростом? И где они сейчас, чем движима эта повозка?

Внутри помещения не было ничего, что напоминало бы отдельную кабину управления, какие-либо механизмы. Если она работает дистанционно, то кто может ее контролировать и где ее конечный пункт? Все эти вопросы сейчас были у каждого. Но им оставалось лишь наблюдать и ждать.

– La bellezza non ? eterna[2 - Красота не есть вечное (ит.).], – поддержал русского Луалазье.

Ястребов посмотрел на него, оторвав взгляд от окна.

– Вечной быть может только любовь, – перевел русский, узнав некоторые слова. – Да и та может рассесться, как металл под коррозией, из-за привыкания к наслаждению ей. А как привыкнет, – он вновь повернул голову к собеседнику и задумчиво продолжил, – так в прекрасный момент может и позабыть тебя, может стать неустойчивой, как в конструкции материалов, а по отношению к тебе… Откажет тебе… – Ястребов пытался вникнуть в разнообразие пейзажа, но вновь посмотрел на итальянца, желая узнать, смог ли тот понять смысл его слов. Снова отвернувшись на бежавший за окном ландшафт, убедился, что итальянец его слушает. – …В надежде, – закончил он.

– Дом, ты меня удивляешь, приятель, – Андрей Ястребов вновь обратился к коллеге, показав белозубую улыбку, – ты становишься поэтом, стоя на краю!

– Ну, не на таком уж и на краю, Андреич… – намекнул Доминик на гладь ландшафта, появившегося в проеме окна, растекшегося по нему светом от Фобоса в момент их разговора.

Ястребов улыбнулся, радуясь его оптимизму. Обычно так разговаривали лучшие друзья.

– Ты знаешь, глядя на все это, мне вспоминается песня одной группы, – Ястребов задумался, – не помню ее названия. Но ей больше сотни лет.

Земля в иллюминаторе,

Земля в иллюминаторе видна…

И еще что-то…

И снится нам не рокот космодрома,

– декламировал он, —

Не эта ледяная синева,

А снится нам трава, трава у дома.

Зеленая, зеленая трава.

– О чем эта песня? – нарушил молчание любознательный итальянец.

Он неплохо был знаком с русским языком, но все же лингвисту захотелось услышать от самого русского смысл так малоизвестного текста из русского фольклора.

– О! Коллега, эта песня о том, что нам всегда будет сниться то место, где мы родились, где бы мы ни находились…

Ястребова оборвал появившийся в динамике едва уловимый для слуха всхлип. Узники оглянулись друг на друга. Лунный блеск выдавал сквозь забрало шлема едва видимое недоумение на лице каждого из пилотов.

– Андрей… – вспомнил Ястребов об их третьем спутнике. – Ты плачешь? – спросил он примкнувшего к стене Андрея Волона.

– Я хочу домой… – не спеша ответил француз.

Талантливый по жизни, непоколебимый ученый вдруг раскис, и, как оказалось, это удивило его товарищей, им представилось воображению, что он сейчас сделает немыслимое.

Небольшой, овальной формы вагон продолжал пересекать пустынный ландшафт, иногда сменяющийся горными образованиями пустыни. Кроме трех представителей пилотов ЕУК (европейской ученой конвенции) на всем протяжении их пути, равного трем тысячам километров, не было ни одного живого организма. Астронавты были единственные живые существа, следовавшие в неизвестном им направлении на неизвестном транспорте.

По бокам вагона было по два в три метра высотой и шириной в четыре метра проема окна и по одному в конце и спереди, открывавшие огромную панораму. Но даже в этой безмолвной тишине не хотелось говорить ни о чем. Лишь созерцать, ждать и удивляться просторам четвертой планеты Солнечной системы.

Вдруг земляне не заметили, как оказались в полной темноте. Друг друга можно было найти лишь на ощупь, но почувствовать тела сквозь термический скафандр нелегко. У Ястребова была привычка к экстремальным ситуациям, но не имелось никакого желания пошутить по этому поводу.

Было непонятно, остановился транспорт или нет.

За все время движения кунга люди, находившиеся в нем, ни на минуту не сомневались, что пребывают в движущемся аппарате. Если сменой декораций не было стереоэффектное видео. И даже если так, то к чему весь этот маскарад. Те, кто имел такую технику на Марсе, на Земле претендовал бы на медаль по визуалистике в первую очередь. Исследователи решили последнее отвергнуть, что они действительно могли лишь рассекать поверхность Марса на местном движимом аппарате.

Постепенно темнота начала рассеиваться, и Андрей Волон вдруг почувствовал, что кто-то пытается проникнуть в его мозг. Такое ощущение испытали и другие, но оно прекратилось также внезапно, как и проявилось.

– Надо проверить, есть ли здесь воздух, – после недолгого молчания послышался голос француза.

– Это может быть опасно, Андрей, – не сразу отозвался Ястребов.

– Я думаю, для начала нам необходимо узнать, где мы находимся. С виду мне кажется, что мы где-то в скале или под поверхностью, – предложил русский астронавт.

Темнота продолжала постепенно расступаться. Стали проявляться стены, напоминающие горные выступы. Астронавты продолжали наблюдать за происходившим явлением, теряясь в догадках. Однако тьма не спешила обнажать свои секреты.

– Бред. Мы не можем долго ждать ответ на инопланетные загадки, – пробурчал в микрофон бортинженер. Его голос стал звучнее, словно слова отскакивали от стен какого-то помещения.

– Что ты имеешь в виду, Андрей? – спросил его русский.

– Включите фонари. Для регуляции воздуха не имеет смысла больше экономить энергию. Нам здесь так и так конец, – ответил Волон.

– Что ты имеешь в виду? – Ястребов не понимал его.

Вместо ответа Волон включил фонарь. Всем на удивление свет, который зажегся не там, где ему следует, чуть выше уровня головы, а с правого бока человека.

– Андрей?! Как ты мог, не согласовав с нами?! – удивился Ястребов.

Он испугался не за внезапное действие Волона, которое являлось нарушением устава дисциплины, сколько за самого Волона. Тот, сняв шлем, мог погибнуть, рискуя своей жизнью. Но удивление испытателей в следующий момент превысило все остальные чувства. Одной загадкой стало меньше – здесь был воздух.

Ястребов отстегнул крепления и с осторожностью снял шлем. Его действия повторил Луалазье.

– Вам понятно что-нибудь? – произнес русский, спросив скорее себя самого, чем обращаясь к команде.

Свет, исходивший от фонарей, бил не настолько обширным пучком, чтобы рассмотреть стены пещеры, так как был больше предусмотрен для работы в космосе и при монтажных процессах.

– Мне – нет, – невозмутимо ответил Луалазье.

– Температура вроде бы в норме, – Ястребов взглянул на табло термометра, встроенного в рукав костюма.

Обследовать полуосвещенные катакомбы не решался никто.

По мнению астрономов, прибывших сюда, помещение находилось в горном образовании. С одной стороны в помещении угадывались выступы естественного образования, напоминавшие подпоры подтекшей магмы. Возможно, это был вулкан. Оставшаяся лава, каким-то образом не вышедшая наружу, разошлась по образованным каналам в результате марсотрясения. Из-за характерной структуры Марса. Часть магмы растеклась по образованным марсотрясением расщелинам, заполнив их. Поэтому исследователи решили, что находятся скорее внутри одного из потухших миллионы лет назад вулканов, нежели пребывают сейчас под самой поверхностью планеты, там же, по всей вероятности, располагаются и их похитители – хозяева беспилотного вагончика.

Волон не сказав ни слова, сделал несколько шагов вперед. Остановившись, присел и переложил шлем в другую руку, стал расчищать перед собой место от осадочной пыли. К нему подошли остальные.