Добролёт

Добролёт
Валерий Николаевич Хайрюзов

Сибириада
В новую книгу Валерия Хайрюзова вошли произведения разных жанров: лирическая повесть «Добролёт», очерк «Извольте, Словения!», воспоминания детства, острое злободневное интервью и, конечно, рассказы об опасной профессии летчиков гражданской авиации на северных маршрутах, о которой автор, много лет проработав пилотом в сибирском небе, знает не понаслышке. Особое место в книге занимает пьеса о жизни и деяниях святителя Иннокентия (Вениаминова), чей просветительский и миссионерский подвиг в дальних землях Российской империи в XIX веке послужил образцом церковного служения, снискав ему славу ученого богослова, выдающегося лингвиста, переводчика, строителя и гениального механика.

Книга содержит нецензурную брань

Валерий Хайрюзов

Добролёт

Повесть, рассказы, пьесы

© Хайрюзов В.Н., 2024

© ООО «Издательство «Вече», 2024

* * *

Удав заглотил

Предложение поехать в Нижнюю Тутуру поступило от Сергея Савина, который после ухода на пенсию уехал, как он сам писал, комендантом таёжного аэродрома, куда время от времени залетают вертолёты, которые обслуживали геологов и нефтяников, да иногда садятся, выполняя срочные санзадания. Но было в его голосе ещё что-то такое, чего он не договаривал, и я решил, что ему нужно принять какое-то решение, о котором он не захотел говорить по телефону. Побывать на аэродроме своей молодости было моей давней мечтой. К тому же Савин предложил посмотреть свой новый самолёт и по возможности даже полетать на нём. До отъезда в Москву у меня оставалось три дня, и я решил: всё, еду в Тутуру! Хорошо сказать, еду! Это раньше: приехал в аэропорт, сел в самолёт – и через час тебя встречают северные лайки и таёжный народ, для которого прилёт самолёта всегда был событием. А сейчас надо ехать на автовокзал, узнавать, есть ли билеты, потом дожидаться видавший виды полуразбитый автобус и почти сутки по такой же разбитой дороге тащиться в северную даль. Все мои сомнения разрешил Серёга, он перезвонил в мой гостиничный номер и сообщил, что к нему собирается ехать ещё какая-то Ксюша, он уже дал ей мой телефон и она заедет за мной. То, что меня прихватят в качестве попутчика, мне понравилось больше всего, и так все дорожные заботы отпали сами собой.

Вскоре позвонила Ксюша и сказала, что уже подъехала и чтоб я выходил на улицу. Ласковое, почти детское имя предполагало молоденькую девочку или девушку, но её голос напомнил воспитательницу детского сада, которая за какую-то провинность решила поставить меня в угол!

«За такое время по тревоге собираются только солдаты в казармах», – мелькнуло у меня в голове. «Выходи строиться!» Тоже, нашла мальчика! Но деваться было некуда, команда поступила, надо её выполнять, тем более, как говорят, голому собраться только подпоясаться. Я скинул в дорожную сумку пасту, зубную щётку и, похлопав по нагрудному карману, чтобы убедиться, что документы на месте, закрыл дверь на ключ и поспешил к выходу. Через минуту уже с крыльца я разглядывал подъезжающие к гостинице машины и гадал, какая же из них будет за мной. И тут стоящая неподалёку «ауди» подмигнула мне фарами. Я, ещё не до конца уверенный, что подмигнули именно мне, подошёл и приоткрыл дверцу. Снизу вверх на меня большими чёрными глазами глянула японка. Я решил, что ошибся, и хотел уйти, ведь Сергей сказал, что за мной заедет женщина с нормальным русским именем! А тут на тебе! Машина – немецкая, за рулём сидит с будто вычерченным циркулем лицом восточная женщина, с гладко уложенной причёской и в импортном джинсовом комбинезоне…

– Чего стоите? Садитесь! – коротко бросила она. И слова были сказаны чисто по-русски! Конечно, я был расстроен, с какой скоростью меня выдернули из гостиничного номера, и сам того не желая, раздражённо, и скорее для того, чтоб убедиться, что эта машина действительно приехала за мной, переспросил:

– Вы это мне?

– А кому же ещё? Вы Дылбин?

– Нет, я Какдылбин, – с небольшой паузой поправил я.

– О-о-о! – протянула жещина. – Извините, по телефону не расслышала. Так как к вам обращаться?

– Как вам будет удобно. – И тут же членораздельно, с нажимом произнёс: – Я Вя-че-слав Николаевич Как-дыл-бин.

– Да-а-а! Попалась! – рассмеялась она и тут же добавила: – У нас в классе был мальчик, мы его звали Вяча-Кляча! Значит, это вы, Вячеслав Николаевич, будете моим пассажиром?

Та детская непосредственность, с которой она вспомнила про мальчика, меня совсем не задела. Ну не отвечать тем же почти незнакомому мне человеку! И эта детская кличка про Вячу-Клячу вернула меня на землю, так мог сказать человек, выросший на той же земле, где жил и я. Да и на возрастную Клячу я пока что ещё не тянул, вон собрался за пару минут!

– Сергей сказал, что раньше вы тоже летали? – выждав паузу, произнесла она.

– Что значит тоже?! – Всё моё существо встало на дыбы, вот так, походя, и, главное, с таким пренебрежением меня ещё никто не загонял под одну планку со всеми летающими насекомыми! И тут какая-то джинсовая кукла решила походя посягнуть на самое святое, что с возрастом поселилось во мне, мол, и мухи тоже летают! Но, видимо, почувствовав, что разговор приобрёл нежелательный оборот, она быстро попыталась исправиться:

– Сергей мне что-то про вас рассказывал, но я вам уже говорила, что связь была плохая. Да и память у меня девичья.

«У неё, видите ли, девичья, а у меня, выходит, стариковская», – мелькнуло в голове. – Тренировать надо! – быстро и, скорее всего, по привычке одной фразой ставить людей на место буркнул я. – Вы не пробовали играть в шахматы или разгадывать кроссворды? Помогает. Надеюсь, у вас со слухом всё в порядке? Ещё раз повторю, да, я летал. И, кстати, был пилотом первого класса!

Это был уже мой прокол, который подтверждал, что я всё ещё живу прошлым, и, не успев захлопнуть за собой дверцу, начал показывать, вот, мол, какой я особенный и со мной легко не прокатишься.

– Ну, приказывать вам… – Здесь она сделала маленькую паузу. – Первоклассному пилоту, не могу и не имею права. Поскольку я всего лишь гимназистка седьмого класса. И пью самогонку заместо кваса! Или как там на вашем лётном сленге, обыкновенная стю-ю-ра! Но, себе в утешение, скажу, не такая уж никудышная. Отлетала несколько лет, много чего повидала. – И, показав на кресло, добавила: – Садитесь рядом, там на заднем сиденье у меня разные коробки. Даже багажник ими заполнила.

Вот про багажник она сказала зря, вначале я даже хотел съязвить, что привык ездить в багажниках, но вовремя прикусил язык. Когда тебе отведена роль пассажира, ты невольно попадаешь в зависимое положение, твоя задача – сидеть спокойно, не отвлекая водителя от дороги. Ты едешь, а состояние такое, как будто тебе сунули ведро, полное воды, и ты всеми силами стараешься не расплескать его. Что водитель скажет, то и надо делать. В конечном итоге она, а не ты несёшь ответственность. Тем более что второго спаренного штурвала, как на самолёте, на машинах пока ещё не предусмотрено. Хочешь ехать – сиди и не рыпайся, молчи! В конце концов, не хлопать же дверью!

Однако после упоминания «гимназисткой седьмого класса» на память пришла песенка времён Гражданской войны, и я тут же её с удовольствием исполнил:

Ах, шарабан мой,
Оббитый кожей,
Куда ты лезешь
С такою рожей!
Солдат – российский,
мундир – английский,
сапог – японский,
водитель – омский.

Ксения выслушала мою в общем-то вызывающую арию смиренно и даже с какой-то замороженной улыбкой.

– Вы что-то легко оделись, – заметила она. – Я посмотрела прогноз, обещают дождь и понижение температуры. Сейчас осень, может выпасть и снег Там всё-таки Север. И прошу вас, пристегнитесь! А то едва тронемся, этот «немец» напомнит о себе. – Ксения кивнула на привязной ремень.

– Что ж, придётся подчиниться старшей на борту, – решил я.

– Вячеслав Николаевич, вы на меня не сердитесь, это издержки профессии, – примирительно и как бы доверчиво произнесла она. – Нас учили, что во время рейса забудьте обычные для нормального человека слова: не хочу, не могу, не буду, не знаю! На своей работе мне приходилось быть поваром, медсестрой, нянечкой, санитаркой, уборщицей, а если понадобится, то и пожарным. Ну, в общем, универсальным солдатом. – Она протянула левую руку и помогла мне застегнуть привязной ремень. – А ещё нас научили правилу открытой руки. Это подавать пассажиру кофе, воду, чай так, чтобы случайно не ударить локтем.

– Спасибо! – поблагодарил я и поправил на животе ремень безопасности.

Пока что меня ничего не связывало с сидящей рядом Ксюшей, дверка была захлопнута, ждущий команды мотор тихо и почти незаметно подрагивал от нетерпения. Конечно, у меня ещё оставалась возможность выйти, но я уже знал, что, поддавшись минутной слабости, сам себя и наказал, пристегнув по её просьбе ремень. Я как бы и её пристегнул к себе, вернее, наоборот – это сделала она. А дальше можешь говорить, можешь держать и вертеть в голове обрывки своих мыслей.

Когда она напомнила мне, что я когда-то тоже летал, то мимоходом засадила мне под сердце занозу, а думать о себе в прошлом времени не хотелось. Моряки не любят слово плавать, намекая, что плавает только дерьмо. В авиации всё, что оторвалось от земли и оказалось в воздухе, можно считать ангелами, а пастухом для них был Илья Пророк. И если ты начинал выказывать своё непослушание, он мог и прорычать, и ударить по земле огненным бичом и громовым голосом напомнить, кто в доме хозяин. А у пассажира, привязавшего себя к креслу ремнём, остаётся одно право – перекреститься перед взлётом и, чуть что, пожаловаться или попросить водички у стюардессы, она на борту вроде няньки, санитарки или официантки. Но и она может исполнить только то, что написано в инструкции. В полёте у неё всё расписано, каждое движение, каждый жест, а если что-то пойдет не так, то сделать стойку и отрезать: «Вам это не положено!» Хотя в авиации самое любимое слово как раз другое: «Нам – положено!» Кто и когда это положил и кто отменил – неизвестно. Неожиданно я понял, что плохое настроение рождает в душе злобных гномиков, и они, только дай волю, сожрут тебя с потрохами.

Мы ехали по городу и молчали. Время от времени Ксения, не доверяя проложенной между домов дороге, тыкала пальцем в экран навигатора. И мне казалось, что в этом был весь смысл её сегодняшней жизни, когда, не выходя из машины, как из командного пункта, можно было купить билеты в театр, заказать билеты на самолёт, пригласить доктора или мужа на час. У меня возникли смутные предчувствия, что замолчала она не зря, в том есть и моя вина; скрытых и молчаливых людей недолюбливают и побаиваются, и я решил, что надо не давать плохому настроению ход.

– Ксюша, можно буду так вас называть, вы мне напомнили рекламную стюардессу, летающую в «Japan Airlines», которую авиакомпания размещает на рекламных щитах? – Я решил смягчить нахохлившуюся тишину и зайти, как говорят картежники с «червей». – Когда вы заговорили со мной, то я подумал, что вы человек почти военный, вам только не хватает портупеи.

– От автомата я бы не отказалась! – И рассмеялась, скосив на меня свои восточные глаза. – А это, – провела пальцем вокруг лица, – мне досталось от папы. Он чистокровный бурят. Жили мы в селе Саган-Нур, что в переводе с бурятского означает Белое озеро. У нас, когда спрашивали, кто и откуда ты, то отвечали так: я не бурят и не русский, а чисто салагурский. Иногда моя внешность помогала, а иногда и мешала. Когда у нас были чартерные рейсы в Токио, многие пытались говорить со мной по-японски, а в Пекине – по-китайски. – Ксения на минуту замолчала. – Внешность – это приложение, главное – работа. А вы знаете, у бортпроводниц она не сахар. Тянешь лямку, но обязательно с улыбкой, мол, у меня всё хорошо, всё превосходно. Что-то не видела я моделей, из рейса в рейс катящих объёмные чемоданы и спящих на ходу, как лошади. За всё приходится платить, и за любовь к своей профессии тоже. Хотелось побывать в разных странах, и даже, как сегодня, с первоклассным лётчиком поехать на забытый аэродром. Девочки шли на вылет, как на праздник или как в театр. В салоне самолёта мы, как актрисы, постоянно на виду, нас разглядывают: как одета, какая причёска, туфли и всё прочее. Если нечем себя занять, можно поглазеть на бортпроводницу, особенно когда ты одета как на обложку или ещё круче – снята на рекламу, расставленную на дорогах. Как птичка, которую не успел поймать, а чуть приоткрыл ладони – она выпорхнула и улетела.

– И сколько же мы будем ехать? – поинтересовался я.

– С навигатором, думаю, доберёмся быстро, часов за десять, если там дорогу не размыло. – И ткнул пальцем в навигатор.

– Вы с ним состоите в переписке? – кивнув на гаджет, пошутил я.

– И не только с ним, но и с вашим приятелем Савиным, – усмехнувшись, ответила Ксения. Он уже не раз поинтересовался выехали мы или нет?

– А я в них ничего не понимаю, – признался я. – А вот в машинах кое-что смыслю. У вас «ауди», которая, если я не ошибаюсь, означает латинский глагол повелительного наклонения. Переводится как «Слушай!» Придётся и мне во всём слушаться вас.

– Нет! Вы посмотрите, что он делает! – возмутилась Ксения, кивнув на обгоняющую нас машину. – Мне не раз говорили, что на дороге надо всегда рассчитывать на дурака. То есть контролировать не только себя, но и действия тех, кто движется с тобой в одном потоке, и ещё больше тех, кто выскакивает с боковых улиц. Гонят, перестраиваются, несутся, как угорелые. А вот и он, миленький, у светофора стоит рядом!