Время подонков: хроника луганской перестройки

Последние слова заметно растопили душу зверя в душе Хрысти. Она села на стул, напротив Романа и так же, как и ранее, медленно произнесла:

– А ты будешь меня слушаться?

– Буду. – согласно кивнул головой Семерчук

– Во всем?

– Во всем.

Хрыстя положила руки на его колени:

– Я сама привыкла к тебе… – неожиданно призналась она. – вот ты закончишь, уедешь домой, к жене, и меня забудешь. А я тебя буду помнить всю жизнь…

Роман слушал его признательные, чуть ли не в любви слова, а голова думала: «Искренне она говорит или играет, как кошка с мышкой?» Но ответа найти не мог, и он только потянулся своими губами, к ее губам.

Позже, в постели, удовлетворенный ее любовью, он, держа своей ладонью маленькую мягкую грудь заснувшей Хрысти, думал: «Что же у канадских украинок такие маленькие титьки? У наших груди и больше, и упругие, как мяч. Вырождаются, что ли украинки на чужбине?» И неожиданно он нашел ответ: «Они там едят всякие полуфабрикаты и теряют свое женское естество».

А перед глазами вырисовывалась до сих пор не забытая грудь Галины Давыденковой. О жене он почему-то не вспомнил.

«Пока я здесь, пусть рядом будет Хрыстя. – решил он. – А в Луганске тоже найду бабу. Ведь я уже банкир. А им положена любовница».

С этой мыслью о недалеком счастливом будущем, Семерчук заснул.

5

В Луганске весна вошла в свои полные права. В парках каштаны выбросили белые елочки своих цветов, тополя накрылись изумрудно-липкой листвой, осторожно распустили ажурные листики акации, а в садах частного сектора цветут фруктовые деревья: абрикосы, в холодные дни весны раньше, чем появились листья, белоснежно расцвели; а там зацветут яблони, груши, сливы… От белизны деревьев отдыхают глаза, взгляд становится мягче, а душа цветет, вместе с природой. Посреди грандиозного созидательного труда людей, состоящего из асфальта, бетона, кирпича, несущегося рядом с человеком металла, естество Земли находит себе небольшое место. А этих естественных мест в Луганске – много. И они достаточно обширные. И в луганских скверах отдыхаешь уже душой. А рядом шумят автомобили, напоминая, что ты отдыхаешь в уличной природе.

Так и Лена этой весной расцвела от такой давно ожидаемой, но неожиданно вернувшейся из прошлого любви. Она удивлялась себе и приходила к выводу, что женщина способна на все, но не с каждым мужчиной. И она, ради любимого мужчины, была готова на все. Но ум предостерегал – у тебя есть хороший муж, дети, квартира, привычный домашний уют… А что ждет с любимым мужчиной? И тут любовь приходила к противоречию с рассудком. Бросать ей мужа, оставить детей без отца?.. Это противоречило ее воспитанию – семья должна оставаться при любых обстоятельствах – пусть даже это будет чья-то измена – мужа или жены.

Она встречалась с Матвеевым с марта, возвратившись с курсов повышения квалификации. Чуть ли не все встречи проходили на улице. А это было опасно для обоих. Встречались знакомые: кто-то просто здоровался, кто-то заводил беседу, иногда подозрительно посматривая искоса на них, как бы пытаясь определить их отношения. Встречаться у себя дома, Лена боялась – в доме был дежурный, вроде консьержа. Николай жил на окраине города, в новом строящемся квартале, а это далековато от центра. Кроме того, занятия у Лены в школе были в первую смену. У Николая в некоторые дни занятий в институте не было или были во второй половине дня. Сложности во встречах были, но они выбирали время для встреч, которые иногда, растягивались на три-четыре часа. Это создавало проблемы для семейной жизни. Николаю поздно приходить домой было нельзя, можно вызвать подозрение жены. Лена сейчас была одна дома, но ее там ждала дочь. Владислав учился в Москве, в университете. Надо было следить за Оксанкой. Но, тем не менее, несколько раз они встречались на квартирах. Один раз у Николая, а так же у его холостых друзей. Она хотела его страстно, но он ее любил с холодком, что чувствовала Лена. Ей хотелось, несмотря ни на что, видеть Николая и с непосредственной радостью отдаваться ему. Это была ее любовь. А любовь – это промежуточный этап между страстью и привычкой. И желание видеть Николая перерастало в привычку.

Говорили они о будущем, и когда она задала осторожный вопрос, – а могут ли быть они когда-то вместе? Николай твердо ответил:

– Я свою жену не брошу. Я не хочу быть предателем для своей жены и детей.

И Лена, плохо скрывая разочарование, ответила:

– Я знаю твою жену. Она хорошая женщина и тебя любит…

Лена, немного привирала, что знает жену Николая. На самом деле она ее только видела. В студенческие годы жена Николая училась на другом факультете и Лена могла ее только видеть, да слышать от других, что девушка, на которой женился Николай, обаятельная и скромная.

Но, как не удивительно, Лену его ответ не обидел. Собственно говоря, она была такого же мнения о семейной жизни. Но женщина легче поддается возбуждению, чем убеждению. И Лена хотела встречаться с Николаем потому, что он был ее первой любовью, чистой и романтической – столько лет ждала его любви – разве это не романтика. И еще она возвращала ему долг, – за прошлую, неразделенную ею и им любовь.

Так они встречались. Лена надеялась на то, что что-то изменится, и они будут вместе. Николай вначале считал встречу с Леной обычной мужской интрижкой – скоро все, как обычно в таких случаях бывает, закончится расставанием, и они снова станут равнодушными друг к другу, старыми знакомыми. Но по мере их встреч, вырисовывалась другая картина, которую нельзя было назвать интрижкой. Николай, понимая ее состояние, зная историю ее замужества с обманом и насилием, пока не пытался прервать эти отношения, чтобы не доставить ей боль. Обидное прошлое – можно лечить чем-то хорошим из прошлого. И он был с ней нежным и добрым, боясь ее обидеть грустными воспоминаниями прошлого. Чувство любви, к той невинной девочки из студенческих лет, в нем оставалось, хотя Лена была уже зрелой женщиной. И он продолжал с Леной встречаться из-за жалости к ней. И эта жалость, выстроенная на прошлой несостоявшейся любви, не позволяла ему разорвать с ней близкие отношения. Они превращались в повседневную, необходимую им обоим, привычку. Ничто, так крепко не привязывает человека к жизни, как привычки. А привычка иметь рядом с собой зависимого человека, превращает людей в рабов повседневной жизни.

Отец Лены продолжал строить свой бизнес. Но, как заметила дочь, его пыл в отношении обогащения понемногу затухал. Он все время работал в паре со сватом – Семерчуком-старшим. А у того планы все более и более становились обширными. И он их старался претворить в жизнь и теперь уже без участия Фотина, видя его осторожность и даже трусливость в принятии решений. Весной у них состоялась важная беседа, на которую пригласили директора банка Кушелера. Если можно так выразиться, докладывал Семерчук-старший.

– Сейчас многие, у кого есть деньги, бросились на Донбасс. Наш край стал лакомым кусочком, не только для бизнесменов Украины, но и России. Государство хочет выставить на продажу антрацитовые шахты Свердловска, Ровенёк, Антрацита. Хотелось бы поучаствовать в их приватизации. Как вы думаете? – с чувством опасения критики в свой адрес, спросил своих партнеров по бизнесу, Семерчук.

Хитрый Кушелер, обычно старался говорить после своих старших соратников. Поэтому надо было отвечать Фотину. Но что-то конкретное в его голове не оформилось и он, привыкший, как и положено выступающим с докладом бывшему партийному и советскому работнику, начал издалека проблемы, вроде бы даже не имевшему отношения к вопросу обсуждения.

– Вы видите сами, что творится не только в нашей стране, но и в России и в новых государствах. Преступность захватила всю жизнь общества – от верхов до низа. Убивают бизнесменов направо и налево. Сейчас опасно вести бизнес…

– А что ж, ты, предлагаешь? – перебил его Семерчук, – сидеть и ждать, когда в Луганск придут ребята из Донецка и все приберут к своим рукам? Сейчас идет борьба, – какой город на Донбассе станет его столицей – Донецк или Луганск. Конечно Луганску сложнее – мы слабее Донецка, но качественнее мы сильнее и нам надо воспользоваться этим качеством. Сюда, в Донбасс, зачастили не только бизнесмены из России, но и всякие эстрадные звезды – хотят урвать свой кусок выгоды. Им, видите ли, мало заработка на эстраде…

Теперь Семерчука перебил Фотин:

– Самые известные эстрадники были связаны с криминалом еще в советское время. У меня сомнения по существу – хватит ли у нас денег и сил побороться за антрацит Луганщины? Не страшен ли лично нам криминал?

– Насчет преступных группировок в городах Донбасса… Они есть в каждом нашем городе. И что интересно – народ знает о них и их поддерживает. Например, в Ровеньках местные бандиты заставляют продавцов на рынках, торговать по умеренным ценам. И те так и торгуют, как им сказано. А народу низкие цены нравятся, и он благодарен этим Робин Гудам преступного мира. Но между нами я скажу, – Семерчук сделал паузу и почти шепотом произнес, – я, некоторым криминальным группам плачу деньги, чтобы меня не трогали. Поэтому в приватизации шахт, я надеюсь на их не только доброжелательное отношение ко мне, но и на помощь.

О том, что приходится платить преступному миру, знал и Фотин, и Кушелер. Последнему приходилось постоянно перечислять бандитской империи банковские деньги, используя авизо не законным путем. И вот заговорил Кушелер:

– Я сомневаюсь, что у нас хватит средств для приватизации.

– Мы создадим акционерное общество. Придется взять заем у других банков.

Кушелер сразу же встрепенулся:

– Я предлагаю совершить такую сделку с российскими банками.

Семерчук поморщился. Он знал, что в России банками владеют, в основном, евреи, и Кушелер из их же рода, и поэтому его, в перспективе, могут просто отодвинуть от этого дела. Вот этого боялся Семерчук больше всего. И он поспешил ответить:

– В Киеве, некоторые мои родственники из западной Украины заняли высокие должности в государстве, и банковском деле. Я уже консультировался с ними, они обещали помочь организационно и финансово. Конечно, им придется дать немного акций, а может и сертификатов. Но все остальные акции купит наш банк!

Он внимательно посмотрел на Кушелера. Тот сидел, поджав губы, видимо, недовольный таким ходом дела. Но ничего против не сказал, только уточнил:

– Надо разработать план действий. Это первое наше крупное дело. Надо все продумать. Я представлю вам свой план через месяц.

– Через неделю… – поправил его Семерчук.

– Работы много…

– Времени мало!

Фотин, молчавший до этого момента, решил внести свой устный вклад в намечавшееся дело.

– Что ж. Цели – ясны, задачи – определены, за работу, господа!

– Но Хрущев говорил – за работу, товарищи! – Поправил его Семерчук.

– Времена изменились, – ответил Фотин.

Бывшие партийные работники хорошо знали крылатые слова бывших партийных лидеров Советского Союза. Кушелер обратился к ним, как к старшим по всем показателям – возрастным и материальным, соратникам:

– Я пойду. Надо подготовить много проектов и документов.

Он ушел к себе в кабинет. Семерчук недовольно поморщился: