Время подонков: хроника луганской перестройки

«Может, он не хочет вспоминать прошлое?» – мелькнуло в голове Лены, и она с досадой ответила:

– При чем здесь учеба? Помнишь, мы с тобой дружили, встречались… Или всё наше у тебя из памяти стерлось?

– Память, память… – с досадой ответил Матвеев, – иногда не стоит копаться в памяти, чтобы не наткнуться на какую-то благополучно забытую гадость.

– Ты, что считаешь наши встречи, наше прошлое, гадостью?

– Нет. Это я просто сказал общую фразу. Сожалеть о прошлом так же нецелесообразно, как и радоваться будущему. Я помню тебя, юную, милую, наивную девчонку, которая вдруг проявила какие-то чувства ко мне – человеку прошедшему армию, познавшему не только радости, но и гадости жизни. И я тебя вспоминаю всегда с чувством благодарности. Ты ж была из состоятельной семьи, твой папа руководил областью… Я даже вспоминаю, как один парень из вашего круга, сказал, что вы – патриции, а мы, – не имеющие высокопоставленных родителей, – плебеи. То есть и тогда была между нами разница.

– Коля! Зачем ты так говоришь – патриции, плебеи… Я никогда себя не относила ни к тем, ни к другим. Ты во многом не прав.

– Может и не прав. Но такие как ты, родились на этот свет на все готовое. А таким, как я пришлось бороться за место под солнцем. А солнце светит всем по-разному: место под ним имеют все, а греют руки – единицы. Чего добились те, кто имел привилегированных родителей? В лучшем случае, солнечные места в партийных и советских органах, некоторые защитили кандидатскую, но докторские диссертации не станут писать – понимают свою умственную ущербность… Но руки греют до сих пор. Ты, Лена, в этом окружении была светлым человечком… – смягчил тон Матвеев, – поэтому ты мне нравилась… – неожиданно признался он в добрых чувствах к ней. Но, как это было давно…

Лена молчала, его признание было ей не просто приятно, а теплой волной прошло в ее груди. И она, немного заикаясь, спросила:

– А как ты сейчас относишься ко мне?

– Как ко всем… Дружески.

– Как-то равнодушно ты это сказал.

– Прошло много лет и многое просто на сердце притихло, забылось. Обычно у человека бывает больше друзей, преданных им, чем преданных ему.

Лена поняла его намек:

– Мне все сделали так, чтобы я предала тебя.

– Не стоит вспоминать прошлое, а то от воспоминаний мы становимся старее.

– Да, мы постарели, – она поколебалась – говорить или не говорить, и продолжила тихим голосом, от которого у нее слезы выступили на глазах. – Но, Коля, поверь, – я любила тебя. Я всегда вспоминаю тебя. Ты мне до сих пор снишься по ночам. Я тебя продолжаю любить. – И слезы несостоявшейся любви безмолвно потекли по ее щекам.

Матвеев, а это было заметно, испугался ее слез. Слезы женщины не следствие ее поражения, а причина поражения мужчины. Он придвинулся к ней, обнял ее за плечи и нежно поцеловал ее в мокрую от слез щеку.

– Перестань плакать, – прошептал он, – ты мне тоже снишься по ночам. Я часто тебя вспоминаю. Нашу дружбу, а может и любовь…

Она его перебила:

– Это была любовь, Коля. Только мои родители и родители Романа, сделали все, чтобы я не была с тобой. Как они говорили – безродным человеком. Ты много пил, почему ты никогда не воспользовался своей пьяной силой, чтобы я стала твоей?

– Я тебя любил. Поэтому боялся тебя тронуть раньше времени, наверное, даже до свадьбы. Но, как ты отдалась Роману?

– Не считай так. Все было по-другому. Он меня напоил, когда мы сидели в компании отдыхающих, ну, а вечером, он мною овладел. Я это практически не помню. Не испытала даже радостной боли расставания с девичеством. Ну, а потом пошло и сразу же беременность.

– Я знаю, что у пьяной женщины мужчина быстрее находить понимание.

– Нет! Не так! Я ничего не помнила. Только на утро плакала и била себя кулаками по больной похмельной голове. А плакала от того, что потеряла тебя. Я это поняла. Но только утром.

Они замолчали. Он гладил ее по спине руками, а она своими руками крепко сжала его голову и своими губами нашла его губы.

– Прости… Не считай меня предательницей. Не надо было тебе уезжать тогда в стройотряд.

Николай молчал, словно собираясь с духом и, наконец, произнес.

– Ты хочешь сегодня остаться со мной?

– Да…– не колеблясь ответила Лена.

– Давай ляжем…

– Хорошо… – прошептала она.

… Они лежали на узкой кровати, тесно прижавшись друг к другу. Лена находилась в приподнятом состоянии – наконец-то, она соединилась с любимым человеком, она искупила свою вину перед Николаем. Но она понимала, что невозможно исправить ошибку, чтобы все стало так же, как до нее. Она понимала, что влюбленную юность – не вернешь. Она замужем, он – женат. У них дети. Не вернешь прошлое. Но она была счастлива настоящим – рядом с ней лежит ее любимый мужчина. Правда, он немного холоден, не готов на полную любовь. Ну и пусть! Счастье жизни – в мгновениях любви. Она обняла Николая:

– Коля! Как я счастлива, что нахожусь рядом с тобой.

Он приподнялся и закурил сигарету.

– Ты до сих пор наивная девочка. Знай, счастливых людей нет – есть только более или менее несчастные. А я сейчас счастлив. Вернулась ко мне молодость, правда поздно, но лучше поздно, чем никогда.

– Ты, кажется, ко мне и сейчас немного равнодушен?

– Нет. Просто я такой человек, который не умеет радоваться вслух.

– А я – в радости… От того, что ты хоть на небольшое время – мой. Я давно стремилась к тебе. Сейчас ты для меня, как свет в туннеле.

– Не радуйся, увидев свет в конце туннеля, – это могут быть огни встречного поезда.

– Какой ты стал рациональный. Раньше ты был другим – грубоватым, но ласковым.

– Старею. Жизнь научила рационально расходовать силы, – и вдруг без всякого перехода спросил: – Ты останешься у меня на всю ночь или уйдешь?

– А как ты хочешь?

– Хочу на всю ночь. Только кровать узкая… И выпить уже нет.

– Кровать – то, что надо. А выпивать больше не надо.

Она обняла его и крепко поцеловала…

… Проснулись они рано – еще не было семи утра. Лена распухшими от любви губами, произнесла:

– Мне надо идти. А то соседка, наверное, обо мне переживает.

– А с кем ты здесь живешь в комнате?

– С Тоней Захорошко.

Николай нахмурился: