Книга абсурдов и любви

– Это с той, что наш двор убирает. – насмехалась Вика.

– Не смей так отзываться о великих женщинах мира, – повышала Капа голос до такой степени, что начинали грохотать её кости, – я играла жён Адама Лилит, Еву…

– Тоже хлебала с ними чай, – язвительно перебивала Вика.

– Заткнись, – не выдерживала Капа. – Я стояла у истоков сотворения искусства, у меня была масса любовников египетские фараоны Рамсес, Тутанхамон, Тумос…, небожители Древней Эллады Зевс, Аполлон, Гефест, Аид, Пойседон….

Хозяйка забиралась в заоблачные выси, от которых трещали нервы провинциалки

– Ты что заливаешь, – возмущалась Вика. – То чай пила, то с фараонами и богами спала. Они, когда жили?

–Для артистов время не существует, – отбривала Капа. – Они вне времени и могут перевоплощаться, жить в прошлом, будущем. Тебе кажется, что перед тобой Капа, а это не так. Я многолика. Сцена, – вздыхала она. – Меня родили на сцене во время спектакля «Отелло» и в тот момент, когда мавр собирался задушить Дездемону, но режиссёр поменял. Мавр взял меня на руки и показал зрителям. Он доказал, что жизнь сильнее смерти. Это было потрясение. Буря аплодисментов, овации, цветы, слёзы, восторженные крики. А что сейчас? Всё душат, душат…

В комнатке была спартанская обстановка. Ковёр с ромашками. Капа поливала их зимой, весной продавала на рынке, и двуглавый орёл, который сурово смотрел на квартирантку и клевал её руки.

Экзаменационный провал Капа прокомментировала с чисто артистической точки зрения: при таких сбоях Фортуны провинциалка должна расстёгивать кофту и снимать юбку.

– У тебя не идеи, – бросила Вика, – а сексуальные сквозняки.

Она ещё добавила, что историк находится на пороге путешествия в гробу.

– Ты точно была артисткой? – спросила Вика.

Подтвердить это мог даже двуглавый, помнивший реверансы и августейшие ручки.

– Тогда полный порядок, – бросила Вика. – Завтра атакуем ректора. Прорепетируем. Сумасшедшую бабушку сыграть сможешь?

– А что её играть. Мы и так все сумасшедшие.

Они легли спать, когда на детской площадке ещё раскачивались качели, и проснулись от звона стаканов возле магазина "Вино", от которого вздрагивала листва на деревьях.

Одиннадцатая

Сумасшедшая бабушка

Капе были даны строжайшие указания придерживаться роли.

– Думаешь, поверят? – с тревогой спрашивала хозяйка.

От волнения она даже забыла полить ромашки и накормить орла.

– Поверят, – уверенно сказала Вика. – С твоими способностями сыграть такую роль раз плюнуть, захвати двуглавого.

– Зачем?

–Для большей убедительности.

На остановке такси Капа сделала несколько реверансов и ручек. От ручек у толпы вспухли губы. Скорбная речь Вики растрогала толпу и помогла без очереди загрузиться свихнувшуюся бабушку в такси, чтобы отвезти её в больницу.

– Куда? – спросил лобастый таксист.

Бывшая артистка показала двуглавого.

– Покорми птицу, – сурово сказала она.

Спина водителя была, как днище телеги. Вика отодвинулась в угол.

– А какой корм ей нужен?

– Бабки, – ответила хозяйка.

Она показала, что орёл может взлететь и клюнуть. Таксист оказался волшебником. Он знал кратчайший путь к нужному месту.

– Дай бабок хоть на жратву, – сказал он Вике, когда бывшая артистка вышла. – Я все свои скормил этой падле.

Падлой был орёл.

Институт находился за железной оградой. Его создатель любил дорогой камень. Он «одел» здание в мрамор и возвысил над домами, как айсберг над льдинами.

Возле бюро пропусков: деревянная будочка с запылённым окошком, полосатый шлагбаум Вика потрясла дрыхнувшего вахтера на войлочном стуле, с которого он полвека взирал на свет божий. Институтский страж отреагировал гигантским зевком.

– Пропуск.

– Бабуля, – шепнула Ляптя. – Твой выход.

Капа сделала реверанс.

– Ты чё кланяешься, старуха? – удивился вахтёр. – Здороваться хочешь, так давай здороваться.

Он выставил руку с лопатной ладонью. Хозяйка подставила свою под его губы. Страж удивлённо посмотрел на Вику.

– Чмокни, – подсказала она.

– Что чмокни?

– Ручку бабули. Она свихнувшаяся.

– Ты что? – гаркнул вахтер. – Какие ручки. Я на работе.

Вика толкнула оробевшую хозяйку.

– Дай звук.

– Нет повести печальнее на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, – что есть мочи заголосила, нет, не заголосила, а грянула хозяйка

Голос был настолько сильным, что сковырнул вахтёра со стула, он устоял бы, но «Нет повести печальнее.» уложил его на землю.

– Лежачего не бьют, – заорала Вика, увидев зависшую ногу Капы над бугристым лбом вахтёра с затравленными глазами. – Благодари меня, – добавила она, помогая подняться ошалевшему стражу, – если б не я, она добила бы тебя. Чмокни ручку, а то я её не удержу. Она же с ума сошла из – за того, что я провалила экзамен. Пусть ректор увидит, до чего преподаватели доводят бабушек поступающих. Врачи сказали, что нужно исправить оценку и тогда она придёт в нормальное состояние. Чмокни, а то сорвётся.