Спартанец

– Старик Критолаос… – пробормотал он. – Только он мог…

– Что ты сказал? – спросила девушка.

– Ничего, ничего, дитя мое, я говорил сам с собой. – Он поставил посох на место и сел рядом с кроватью, на которой спал Талос. – Однако теперь мальчик в опасности. Они могут убить его в любую минуту.

– Нет! – сказала девушка и содрогнулась.

– Ты понимаешь, что он сделал? Он не просто посмел взбунтоваться, но напал на спартанцев. Илотов убивают за гораздо меньшие проступки. К счастью, его еще не узнали. Но совсем скоро они поймут, о ком идет речь. Они заметили, что он хромает.

Антинея сжала руки и с ужасом посмотрела на Талоса.

– Мы должны немедленно помочь ему скрыться, спрячем его где-нибудь.

– Но где мы его спрячем, дочь моя? Беглый илот не сможет уйти далеко, да и кто возьмется ему помогать? Спартанцы уничтожат семью, которая его приютит, как только это станет известно.

– Значит, надежды нет?

– Успокойся, дочка, мы найдем выход. Сейчас он в безопасности, никто не видел, как вы пришли сюда. По крайней мере, я на это надеюсь. И еще кое-что обнадеживает меня…

– Что? – с тревогой спросила девушка.

– Ты говорила, что они прижали Талоса к земле и один из юношей поднял копье, чтобы пронзить его. Не так ли?

– Да, все так.

– Но он этого не сделал.

– Верно, но я бросилась на Талоса и прикрыла его своим телом. Спартанцы не убивают женщин…

– Сдается мне, что дело не в этом. Вероятно, рука юноши остановилась по какой-то другой причине… По причине, которая нам неизвестна, но тем не менее она была достаточно веской. Он мог попросить своих приятелей оттащить тебя и потом спокойно убить Талоса. Значит, на то была его воля. Если он не убил его тогда, когда кипел от ярости, то вряд ли он сделает это хладнокровно.

– А остальные?

– Судя твоему описанию, речь идет о Бритосе, сыне благородного Аристархоса, последнем отпрыске рода Клеоменидов. Против его воли остальные не пойдут. У нас есть время. Город готовится к церемонии посвящения новых воинов, которая состоится послезавтра в храме Артемиды Эфесской. – Пелиас подошел к Талосу, внимательно посмотрел на его лицо и провел рукой по его волосам. – Бедный мальчик, – пробормотал он, – храбрый как лев. Он не заслуживает смерти: ему еще нет двадцати! – Он обернулся к Антинее. – Ступай приготовь еду, чтобы он мог поесть, когда проснется.

Антинея встала, вспомнила, что ничего не ела весь день, и пошла готовить ужин мужчинам и себе. Она позвала отца, и тот нехотя сел за стол. Они быстро поели и рано легли спать, невероятно устав за этот страшный день.

Талос по-прежнему спал тревожным сном. Он видел во сне стремительное чередование кошмарных образов: пылающее от ярости лицо Бритоса, зловещий блеск металлического наконечника, нависшего над головой, как смертный приговор, лица остальных спартанцев, которые вихрем кружились над ним. Их глумливый смех раздавался все громче: «Это слишком просто, Агиас, он хромой! Он хромой! Он хромой!» – повторял пронзительный голос десять, сто раз, все громче и громче, громче и громче…

Талос проснулся среди ночи, крича от страха. На лбу у него выступил пот, сердце бешено колотилось.

Над ним, едва освещенная лунным лучом, склонилась хрупкая фигурка Антинеи. Серебристые волосы, словно облачко, обрамляли милый овал ее лица; короткий девичий хитон не доходил ей до колен. Она поставила лампу на табурет и присела на край кровати. Талос еще не мог до конца прийти в себя и находился где-то между сном и бодрствованием. Антинея молча протянула руку к его лбу и стала медленно вытирать капли пота краем одеяла.

Талос пристально смотрел на нее с сердечным трепетом. Ее прохладная рука легла ему на грудь и вытащила его из кошмарного полузабытья. В полутьме лицо Антинеи постепенно становилось более четким. Ее глаза были полны тревоги и бесконечной нежности, они ласкали измученную душу и смятенный разум Талоса. Он видел, как ее лицо медленно приближается к нему, чувствовал, как ее волосы ложатся ему на грудь, словно прохладная волна. Ее губы, как нежные цветы, плавно опустились на его измученный болью и жаждой рот. Сердце успокоилось, дрожь в конечностях утихла и кислый запах крови угас в ноздрях. Талос-калека почувствовал запах сена, спелой пшеницы, полевых цветов. Ему снилась золотистая кожа Антинеи и запах ее груди… впервые.

Пропел петух, и Антинея, держа в руках тяжелое ведро с теплым молоком, вышла из сарая. Пелиас ушел в город с ослом и двумя мешками свежего урожая для праздничного стола Кратиппоса. Девушка отворила дверь спиной, вошла в дом и поставила ведро на пол. Затем она взяла чашу и наполнила ее парным молоком. Пора будить Талоса, ему нужно поесть. Но когда она осторожно вошла в комнату, где спал Талос, солнечный свет упал на пустой соломенный тюфяк, на котором все еще виднелись пятна крови. Девушка почувствовала, что теряет сознание, и прислонилась к дверному косяку. Подумав, что Талос не мог уйти далеко, она выскочила из дома и побежала в лес вдоль ручья, но нигде никого не было видно. Антинея посмотрела в сторону горы, но сразу отвергла эту мысль: Талос не ушел бы домой, не попрощавшись с ней. Выходило, что он направился в Спарту. Ведь это единственное место, куда ни она, ни ее отец ни за что на свете не отпустили бы его.

Она вернулась домой в отчаянии, села под дверью и заплакала. Теленок, который родился всего несколько дней назад, смотрел на нее огромными влажными глазами. Когда Антинея немного успокоилась, она встала, вошла в дом, взяла плащ с капюшоном, накинула его и быстрым шагом направилась к городу. На улицах и площадях Спарты кишели толпы людей.

Интуиция не подвела девушку: Талос давно бродил по городу на своих больных ногах, прячась под капюшоном, чтобы его не узнали в толпе. На улицах, ведущих к храму Артемиды Эфесской, толпился народ. Совсем скоро должна была начаться большая церемония жертвоприношения и посвящения новых воинов.

Из окрестных деревень пришли периэки с семьями, не обошлось и без илотов. Многие из них прибыли в город, чтобы привезти хозяевам первый урожай. Но были и те, которым было просто любопытно посмотреть на праздник и жестокий обряд посвящения. На площади перед храмом зазвучали барабаны и флейты. Талос прекрасно помнил, как он впервые услышал эти звуки: тогда он спустился с гор к берегам Эврота, чтобы посмотреть на воинов. Толпа расступилась, и на улицу вышла процессия. Первыми выступали жрецы, облаченные в белоснежные одеяния; их головы покрывали длинные шерстяные повязки, спускавшиеся до плеч. За ними следовали глашатаи и служители храма. Чуть поодаль шли подразделения воинов, одетых в красные туники и плащи, поверх которых сверкали доспехи. Их шлемы были увенчаны высокими гребнями из конских волос.

Спрятавшись за колонной, Талос смотрел на сомкнутые шеренги солдат, марширующих четким размеренным шагом. Он почувствовал, как по его спине пробежала дрожь, и увидел себя ребенком на краю пыльной дороги: перед ним стоял воин и смотрел на него страдальческим взглядом.

Тем временем спартанцы начали перестраиваться, образуя четыре круга вокруг площади. Вдруг они остановились как вкопанные, щит к щиту, в руках – длинные сверкающие копья. Замыкала шествие царская гвардия: их отличали алые гребни, колыхавшиеся на ветру, и огромные щиты, украшенные гербами самых знатных семей города. На одном из щитов Талос увидел изображение дракона с блестящей медной чешуей; он затрепетал в тщетной попытке проникнуть взором под забрало шлема, скрывавшее лицо воина. Позади ехал царь Клеомен на черном коне и царь Леотихид на коринфском гнедом. На них были богато украшенные доспехи и просторные голубые мантии, которые ниспадали, прикрывая спины коней. Позади маршировали смотрители казарм, а за ними – юноши, которые надеялись стать эйренами, то есть мужчинами и воинами, защитниками власти и чести родного города.

Цари заняли места на скамьях и дали знак глашатаям протрубить начало жертвоприношения. Вскоре дымящаяся кровь жертв закапала с алтарей на мостовую, и по площади разнесся едкий запах сгоравших на жертвенном огне внутренностей животных. Наступил важнейший момент: двери храма широко распахнулись, и на площади появились пятеро эфоров. Они прошли к старейшинам, чтобы занять свои места. Первый из них поднял правую руку, и глашатаи объявили имена юношей: Кресилас, сын Эвменеса, Клеандридас, сын Эвпитеса, Бритос, сын Аристархоса…

Талос вздрогнул. Несмотря на смертельную усталость, в его теле появилась странная бодрость, и он понял, зачем пришел сюда. Этот юноша, Бритос, едва не убил его. Может быть, он попытается сделать это вновь. Талос должен был узнать, случится ли это.

Жрецы произнесли ритуальные слова и отошли в сторону. Слуги сняли с юношей одежды и крепко схватили их за руки. Под мелодию флейт началось бичевание будущих воинов. Толпа застыла в тишине. При первом ударе юноши напряглись, и все их мышцы сжались в едином спазме. Потом они расслабились и при каждом ударе содрогались от боли.

Талос, пробравшись сквозь толпу, подошел ближе. Несмотря на давку, он стиснул зубы и сумел пробиться в первый ряд зрителей страшного ритуала. Его взгляд задержался на изуродованном теле Бритоса; юноша еще держался на ногах, в то время как его товарищи по испытанию начали сгибать колени. Странная ледяная музыка флейт продолжала играть в такт свисту кнутов, бичующих голые спины. Первым упал Кресилас. Тут же подбежали слуги и вынесли его за священную ограду. За ним настал черед Клеандридаса. И хотя все они успешно прошли испытание, каждый юноша хотел продержаться до последнего, чтобы доказать свое превосходство в умении сопротивляться боли. Бритос стоял в одиночестве, стиснув зубы. Волосы его прилипли ко лбу, грудь была залита потом, по ногам стекала кровь. Его взор потускнел, но он продолжал держаться.

Талос с отвращением опустил глаза, а когда вновь поднял их, то увидел, что Бритос упал на колени, а потом на руки. Его голова повисла между плечами. Талос почувствовал, как язвительная радость наполнила его сердце, отравленное жаждой мести. Слуги подошли к Бритосу, но он оттолкнул их, медленно поднял голову и посмотрел на толпу. Талос опустил капюшон и показал свое избитое лицо. Бритос заморгал, чтобы смахнуть слезы и пот, и узнал Талоса. Несколько долгих мгновений они пристально смотрели друг на друга взглядом, полным гнева, мести, вызова… и восхищения.

Ритуал продолжился до тех пор, пока все юноши не прошли испытание. Затем новоиспеченные воины накинули на плечи красные плащи эйренов и получили щиты, на которых красовалась большая буква «лямбда», в память о старинном названии Спарты – Лакедемон.

«Кому из них достанется щит с драконом?» – подумал Талос. Один за другим отцы эйренов сложили оружие и покинули ряды на площади. Каждый из них получил щит из рук жрецов и пошел вручать его сыну. И Талос увидел, как воин с драконом сложил оружие, вышел из рядов охраны царя Клеомена, взял у жрецов щит с «лямбдой» и вручил его Бритосу. Талоса охватило глубокое волнение. Какие-то забытые детские переживания ожили в его душе и столкнулись с ненавистью к Бритосу, обидой, уязвленной гордостью, страхом.

– Безумец! Хочешь, чтобы тебя убили? – прошептал ему в ухо чей-то взволнованный голос. Это был Пелиас, предупрежденный Антинеей. Старик отправился на поиски Талоса и нашел его в толпе после обряда посвящения.

– Не бойся, Пелиас, – спокойно ответил Талос. – Меня узнали, но ничего не случилось. Не знаю почему, но ничего не случилось.

– Зачем же так глупо подвергать себя смертельной опасности? – упрекнул его Пелиас.

– Не спрашивай. У меня нет ответа на этот вопрос. Я лишь знаю, что должен был прийти сюда. От судьбы не скрыться, уж лучше идти ей навстречу.

Антинея нежно взяла его за руку.

– Пойдем, Талос. Нам пора. Ты еще слаб, ты устал.

Талос накинул на голову капюшон и пошел за Пелиасом и Антинеей. Они быстро свернули с главной улицы в переулок, попав в запутанный лабиринт узких улочек старого города. Вскоре они вышли на площадь у большого храма Афины, который называли Медным домом. Обогнув огромное здание, они двинулись дальше среди белых оштукатуренных домов, пока не вышли на дорогу, ведущую в Амиклы. И наконец они добрались до дома Пелиаса.

Глава 5. Криптия

В доме благородного Аристархоса был праздник. Его сын Бритос стал эйреном, и ему предстояло провести последнюю неделю в семье перед тем, как отправиться в казарму и войти в двенадцатую сисситию – группу воинов, которые устраивали совместные трапезы. Сиссития состояла из пятнадцати человек, записанных в третий из четырех больших отрядов спартанской армии. В течение последующих десяти долгих лет им предстояло стать новой семьей Бритоса. С ними он будет есть и спать, а домой он сможет возвращаться только по особым случаям.

Исмена, мать Бритоса, давно готовилась к этой разлуке. Она, как и остальные спартанские матери, прекрасно понимала, что родила сына прежде всего для родного города и только потом для себя и своего мужа. Бритос успешно прошел все этапы посвящения в воины. Он подолгу жил с товарищами под надзором пайдотрибов, которые путем жесточайших тренировок учили юношей переносить усталость, холод, голод, а также молча терпеть боль. На празднике Артемиды Эфесской стойкость Бритоса вызвала неподдельное восхищение толпы. Он выдержал испытание розгами так успешно, что преступил грань возможного. Никто не сомневался в том, что юноша станет одним из сильнейших и храбрейших воинов Спарты. И все же Исмене не удалось разделить радостное и гордое настроение мужа: разлука с младшим сыном оставила глубокий рубец в ее сердце.

С самого детства женщину подготавливали к возможности будущей потери ребенка ради чести и процветания родины. Но осознание того, что Бритос – ее единственный сын, наполняло материнское сердце дурными предчувствиями. Вероятно, это было связано с горячим нравом юноши. Исмена боялась, что с таким характером он всегда будет первым попадать в опасные ситуации. А для такого города, как Спарта, война всегда была вероятнее, чем мирная жизнь. Исмена смотрела, как Бритос собирал свои вещи с помощью кормилицы и слуги. Прошло всего шесть дней, а он уже оправился от испытания розгами, и, хотя не все раны успели затянуться, Бритос уже двигался с прежней ловкостью. Она сама приготовила мазь, которой обработала его синяки и раны, оставшиеся на спине после ударов розгами.

Время настало. Совсем скоро Аристархос преподнесет сыну подарок, который отцы традиционно вручают сыновьям в этот торжественный день. Исмена услышала, как Аристархос позвал сына со двора:

– Бритос, не желаешь ли взглянуть на отцовский подарок?

Юноша тут же бросил все дела и выскочил во двор.