Спартанец

– Вот мой дар, – сказал Аристархос и подал знак.

Из-за угла дома вышел слуга, едва удерживая на поводке превосходного лаконского молосса. Бритос просиял и горячо пожал руку отца.

– Только благородный Аристархос мог вручить столь прекрасный и ценный подарок. Спасибо тебе, отец, он поистине великолепен. Кажется, я никогда прежде не видел столь прекрасного зверя.

– Его уже выдрессировали, более того: наш лучший животновод ухаживал за ним три года на нашей ферме в Тегее.

– Это было неосторожно с твоей стороны, отец, – сказал, улыбнувшись, Бритос. – Что бы ты делал, если бы я не прошел испытания?

– В таком случае я оставил бы пса себе. Но как видишь, он не пропал даром. Но позволь мне сказать, что я не сомневался в том, что сын Аристархоса лучше всех справится с испытанием. И я не ошибся. Царь лично поздравил меня с твоим превосходным результатом. Однако тебе не следовало заходить так далеко. Твоя мать очень страдала на площади: она гордая женщина, но все же женщина, – сказал Аристархос и опустил глаза.

– Отец, ты прекрасно знаешь, что воин не должен учитывать такие пустяки.

– Верно, сынок. Так принято считать. Но помни, что только настоящий мужчина может стать истинным воином, а у настоящего мужчины не только крепкое тело и быстрый ум, но и доброе сердце. Если ты утратишь любое из этих качеств, твои доспехи превратятся в негодный панцирь, скрывающий пустоту. – (Бритос молча и недоуменно посмотрел на отца.) – Что же, сынок, – продолжил Аристархос, – не хочешь ли забрать свой подарок? Взгляни. – Он забрал поводок у слуги. – Его зовут Мелас. На это имя меня натолкнул на редкость глубокий и блестящий черный цвет его шерсти.

Огромный, черный как ночь молосс подошел к своему новому хозяину и понюхал его руку.

– Видишь? – улыбнулся Аристархос. – Кажется, он понял, кто его хозяин. Полагаю, вы станете хорошими друзьями. А теперь иди к матери, побудь с ней. Завтра ты поступишь в сисситию, и в ближайшие два года вы мало будете общаться.

На следующий день Бритос проснулся с первыми лучами солнца. Вместе с родителями он съел скудный завтрак, надел доспехи и попрощался со всеми: настало время покинуть родной дом. Он прошел по большому атриуму, в знак почтения поклонившись изображениям героев Клеоменидов. Затем он отодвинул засов двери, ведущей во двор, где его дожидался илот с вещами. Вдруг он услышал, как его окликнули.

– Бритос! – Это был голос его матери, стоявшей у очага.

Юноша вернулся к ней:

– Что тебе угодно, мать?

– Я хочу задать тебе вопрос, если позволишь, – ответила Исмена.

– Пожалуйста, спрашивай, – ответил юноша.

– Помнишь ли ты день испытания?

– Да, конечно.

– После того, как ты упал на колени…

– Что?

– Слуги хотели поднять тебя, но ты отогнал их рукой. Несколько мгновений ты стоял на коленях и пристально смотрел на человека в толпе… – (Бритос нахмурился.) – Кто это был?

– Илот.

– Илот?

– Илот… Хромой илот.

Он отвернулся от матери и пошел по атриуму к тяжелой дубовой двери. Его шаги в сапогах, подбитых гвоздями, отдавались глухим эхом. Исмена стояла и смотрела на пепел очага большими темными глазами, полными слез.

Талос боялся огорчить родных своим длительным отсутствием. Он постарался пораньше вернуться домой, несмотря на настойчивые попытки Пелиаса задержать его.

– Я должен идти, Пелиас. Мать заподозрит неладное, а дед Критолаос и вовсе станет несносным. Это не старик, а лис. Устроит мне допрос и в конце концов загонит меня в ловушку. Поверь, мне лучше идти, это для вашего же блага. Если со мной ничего не случится, я скоро вернусь.

– Да, наверное, ты прав, сынок, но будь осторожен и береги себя. Ты уверен, что с тобой все в порядке? Тебе предстоит долгий путь в гору. Хочешь, я пойду с тобой?

– Нет, Пелиас, если ты пойдешь со мной, это вызовет дополнительные подозрения. Мой дед Критолаос…

– Знаю, знаю. Твой дед Критолаос хитер, как лис. Прощай, Талос. Я никогда не забуду того, что ты сделал для Антинеи. Если тебе когда-нибудь понадобится моя помощь, ты всегда можешь на меня положиться. Моя дверь всегда открыта для тебя, и то немногое, что у меня есть…

– О, Пелиас, – перебил его Талос с улыбкой, – не говори так. В конце концов, я всего лишь получил небольшую трепку.

Долгим взглядом он попрощался с Антинеей и направился к Тайгету по тропинке.

– Я провожу тебя до леса, – сказала девушка.

– Нет, тебе лучше остаться. И вообще, в ближайшие дни тебе ни в коем случае не следует уходить далеко от дома.

Он запустил пальцы в ее волосы.

– Не беспокойся, Антинея. Не бойся за меня, на горе со мной ничего не случится.

Он отправился в путь и вскоре скрылся за оливковыми деревьями, которые росли у подножия горы.

Талос шагал быстро. Его вдруг охватила странная тревога. Возможно, это было вызвано тем, что он несколько дней не появлялся дома. Хотя Пелиас и уверял, что семью Талоса предупредили, юношу беспокоила мысль о том, что ему придется скрывать от Критолаоса столь серьезную тайну. Он также опасался, что со стариком могла произойти какая-то беда. Ему сделалось не по себе от мысли, что однажды он не сможет воспользоваться советами и опытом деда, которого считал мудрейшим человеком на свете. Что случится в ближайшие дни, месяцы, годы? Ему доводилось слышать истории людей, которых спартанцы приговорили к смерти. Этим людям каким-то образом удавалось прожить долгие годы, но в итоге их всегда находили и убивали. Талос вспомнил человека в капюшоне, которого он встретил у верхнего ручья в день испытания с луком. Скорее всего, об этом стало известно в Спарте. Но почему же ничего не случилось? Чего они ждали? Потом Талос пошел в город, появился на площади. Юный спартанец узнал его, и вновь ничего не случилось.

Талос вспомнил о страшной криптии, секретной карательной организации спартанцев. Среди илотов ходили слухи, что члены криптии следили за теми, кого считали опасными, и беспощадно убивали их. Обычно это происходило внезапно, ночью или в лесу. Талосу не раз приходилось слышать страшные истории о том, как в лесу или даже в доме находили безжизненное тело кого-то из илотов. Критолаос рассказывал о крестьянине с равнины, который с помощью горных пастухов бежал от криптии в Мессению. Четыре года спустя беспощадная месть Спарты настигла его в портовом трактире в Метони.

Вдруг этот лес, в котором Талос никогда не испытывал страха и где много раз смело сталкивался лицом к лицу с волками и медведями, показался ему враждебным и опасным. У него возникло чувство, что за ним охотятся, что его преследуют. Он прогнал эти мысли и ускорил шаг, пытаясь успокоиться; ему захотелось, чтобы хоть кто-то оказался рядом с ним в эту минуту: даже маленький старый Криос приободрил бы его. Антинея. Так странно… Он не понимал, что с ним произошло. Это было какое-то волшебство, и теперь ее образ, ее лицо и глаза, вновь и вновь возникали перед ним. Ему чудились ее небольшие, грубые крестьянские руки, ее босые ноги, ее золотистые волосы.

Но его чувства к ней не могли заставить его забыть все остальное. Он думал о несчастных крестьянах на равнине, о пастухах в горах, подавленных ответственностью за свои семьи и постоянно подвергавшихся жестокому обращению со стороны господ. Он подумал о Пелиасе, который был вынужден молча терпеть издевательства над своей дочерью. Талос вспомнил о драке с молодыми спартанцами и ощутил прилив гордости. Нет, он не покорится: если ему удалось противостоять им, это означало, что он не рожден быть рабом. Он подумал о луке из большого рога и про?клятом мече, который хранился в пещере. Чего ждал от него Критолаос? Чего он хотел? Настало время узнать: Талос обо всем расспросит его.

С этими мыслями Талос почти добрался до конца пути и вышел из леса на большую поляну на склоне горы.

Он остановился, чтобы полюбоваться родной землей, домиком с соломенной крышей и загоном для стада. Скоро к нему прибежит Криос, поскуливая и виляя хвостом. Талос вышел на лужайку и заметил, что во дворе собралась небольшая толпа: около дома стояли горные пастухи, а Криоса нигде не было видно. Что могло случиться? Талос быстро вошел во двор; собака виляла хвостом и искала хозяина глазами, затуманенными катарактой. Кто-то из мужчин взял его за руку.

– Талос, – сказал он, – твой дед Критолаос…

Юноша застыл.

– Что случилось? – с тревогой спросил он.

– Ему плохо.

– Ты хочешь сказать, что он умирает?

Мужчина опустил глаза. Талос открыл дверь и вошел в дом; он прошел через комнату с очагом и отодвинул занавеску, за которой находилась вторая комната. Критолаос лежал на соломенной подстилке. Мать сидела рядом на табурете и молча смотрела на него сквозь слезы. Солнечный луч осветил бедную постель, исхудалые руки старика, его впалое лицо, безмятежные глаза, которыми он, казалось, искал какие-то далекие образы. Талос опустился на колени рядом с постелью и сжал холодную руку деда. Старик повернулся к нему.

– Я знал, что ты придешь, – сказал он, задыхаясь. – Я ждал тебя. Я не смог бы закрыть глаза, не увидев тебя.