Спартанец

– Придет день, и у меча снова будет хозяин, Талос. Сказано, что воин будет сильным и невинным, движимым такой любовью к народу, что пожертвует голосом крови.

– Где написаны эти слова и кто сказал их? А ты откуда их знаешь? И кто ты на самом деле? – спросил Талос, пытаясь разглядеть глаза старика в полумраке.

– Настанет день, и ты все узнаешь. Это будет последний день в жизни Критолаоса. Пойдем, уже поздно, завтра надо работать.

И старик бодрым шагом направился к дому. Талос шел следом, сжимая в руках большой роговой лук. Лук царя Аристодема.

Ночью Талос долго лежал на своей соломенной подстилке, не смыкая глаз. Тысячи мыслей вихрем проносились в его голове, сердце бешено колотилось, как в тот день в долине, когда с ним заговорил таинственный воин. Он встал, снял со стены лук Критолаоса и крепко сжал обеими руками. Лук был гладким и холодным, как мысль о смерти. Талос закрыл глаза: сердце заколотилось еще сильнее, в висках застучало, и он медленно лег на подстилку. Вот что увидели его закрытые глаза.

…Они увидели на вершине скалистой горы город, окруженный мощными валами с башнями из гигантских каменных валунов. Город, окутанный облаком пыли… Внезапно поднялся порывистый ветер и разогнал густой туман, клубившийся над иссохшими полями. И появились те самые воины, которых Талос видел на равнине. Город, в котором, казалось, не осталось ни души, оцепили тысячи воинов, облаченных в сверкающие доспехи; огромные шлемы скрывали их лица. Воины возникали из-за скал, из-за кустов, вырастали из-под земли, словно призраки, ведомые барабанной дробью, доносившейся неведомо откуда. Их ряды становились все плотнее, шаг – равномернее. Щиты воинов сомкнулись и сформировали бронзовую стену, напоминавшую чудовищные клешни, которые вот-вот стиснут безлюдный город. Страшный круг сжимался, и у Талоса перехватило дыхание. Он пытался открыть глаза, выпустить роговой лук, но тщетно.

Вдруг по городу разнесся отчаянный, страшный крик, громом прокатившийся по окрестностям. Городские стены внезапно ожили, и на них возникли многочисленные воины. Но это были иные воины: странные доспехи покрывали их тела, огромные щиты из бычьих кож свисали с их плеч, а кожаные шлемы не скрывали лиц. Это были лица мужчин, юношей, стариков с седыми бородами… Тем временем к стенам стали прислоняться сотни лестниц, по которым взбирались тысячи вооруженных врагов… Когда они почти поднялись наверх, люди расступились, и на вершине самой высокой башни появился гигантский воин в сияющих бронзовых доспехах. На его поясе висел меч с янтарной рукоятью.

В глазах Талоса помутнело, а сердце забилось медленнее, в такт барабанной дроби. Он стал внимательнее следить за происходящим, но казалось, что временами картина куда-то пропадала… Воин держал на руках безжизненное тело молодой женщины, прикрытое черной тканью. Черная ткань, лепестки крови на груди, облако волос. Как же Талосу хотелось погладить эти нежные бледные губы… Талосу-калеке…

И снова раздались раскаты барабанной дроби, сердце застучало быстрее. Бронзовые воины устремились к городским стенам, напоминая реку, вышедшую из берегов в половодье. Мечи их пробивали огромные щиты из бычьих шкур, пронзали кожаные кирасы. Сотни людей подступали к человеку, который продолжал стоять на самой высокой башне. Он бережно опустил хрупкое тело женщины наземь и бросился на врагов, размахивая мечом с янтарной рукоятью. На него напали со всех сторон, и его захлестнула волна врагов, но он показался вновь, подобно быку, окруженному стаей волков. Затем наступила тишина… Среди дымящихся руин послышались медленные, тяжелые шаги. Мертвы, все мертвы. Облако пыли, нанесенной горячим, удушливым ветром, медленно садилось на изуродованные тела, на разрушенные стены, на падающие башни… На покрытом копотью валуне сидел человек. Это был сгорбленный старик, закрывший ладонями лицо, залитое слезами. Старик поднял седую голову, и Талос увидел лицо, искаженное страданием. Это было лицо Критолаоса!

Лицо Критолаоса, озаренное лучом восходящего солнца, было обращено к Талосу. Старик что-то говорил, но Талос ничего не слышал, будто его разум и чувства еще не возвратились из иного мира. Внезапно он осознал, что сидит на соломенном тюфяке, а Критолаос твердит:

– Пора, Талос, солнце уже взошло, мы должны отвести отару на пастбище. Что с тобой? Ты странный какой-то. Наверное, ты плохо спал и не успел отдохнуть. Пойдем, свежий воздух пойдет тебе на пользу, вода из источника взбодрит тебя. Мама уже налила молока в миску, одевайся и иди к ней, – добавил он и вышел.

Талос вздрогнул и обхватил голову руками. Он осмотрел комнату, ища глазами лук, который давеча отдал ему Критолаос. Но лука нигде не было. Он стал судорожно искать его под соломенным тюфяком и среди козьих шкур, валявшихся на полу: «Неужели это все приснилось? – подумал он. – Но тогда…» Талос отодвинул занавеску, которая отделяла его постель от остальной части дома, и сел за стол перед чашкой молока, налитого матерью.

– Мама, где дедушка? Я не вижу его.

– Он уже ушел, – ответила женщина, – и сказал, что ждет тебя с овцами у верхнего ручья.

Талос торопливо выпил молоко, положил в сумку ломоть хлеба, взял посох и вышел, направляясь быстрым шагом к указанному месту. Верхний ручей струился с горы неподалеку от дома Талоса. Пастухи горы Тайгет назвали его так, чтобы отличать от другого ручья, который протекал по большой поляне, на краю леса, туда они обычно вечером приводили скот на водопой, перед тем как отвести в загоны. Талос стремительно пересек поляну, вошел в лес и свернул на тропу, ведущую вверх. Через пару сотен шагов он увидел Критолаоса: старик гнал отару с помощью верного Криоса. Талос подбежал к нему:

– Дедушка! Послушай, я…

Он не успел договорить.

– Я знаю, ты потерял лук, – улыбнулся в ответ старик и распахнул плащ. – Вот он, мальчик. Лук в надежных руках, как видишь.

– Клянусь Зевсом, дедушка! Утром я везде искал его и ужасно испугался. Почему ты взял его с собой и почему не подождал меня, как обычно?

– Я не хотел, чтобы ты задавал лишние вопросы при матери.

– Выходит, она не должна знать…

– Нет, вчера она прекрасно знала, куда я повел тебя и что хотел показать. Но больше она ничего не знает и не должна знать. Женское сердце – легкая добыча для тревоги. Теперь следуй за мной, – сказал Критолаос и вернулся на тропу, пряча лук под плащом.

Некоторое время они шли бок о бок, пока Талос вновь не заговорил.

– Дедушка, зачем ты взял лук и почему ты его прячешь?

– Первый вопрос справедлив, – ответил старик, – второй – глуп.

– Ладно, илоты не носят оружие, потому что им запрещено. Тем более, что это оружие…

– Особенное и крайне необычное!

– Хорошо. Тогда могу я получить ответ хотя бы на первый вопрос?

– Верно, Талос… Ты имеешь право на ответ, – сказал Критолаос и остановился на тропинке. Криос к тому времени уже понял, куда они идут. Он направил отару по тропинке, ведущей на небольшую травянистую поляну перед верхним ручьем.

– Итак, я хочу, чтобы ты научился обращаться с этим оружием так же искусно, как это делал великий Одиссей.

– Но как это возможно, дедушка, ты уже очень стар, а я…

– Ты просто должен поверить в себя, – сурово ответил Критолаос. – А что касается меня… Поверь, не зря я дожил до этого возраста!

Они вышли на небольшую поляну. Овцы стали мирно пастись на лужайке под присмотром Криоса, притаившегося за кустом. Критолаос огляделся и осмотрел вершины соседних холмов, чтобы убедиться, что вокруг никого нет. Затем он сбросил плащ и передал лук Талосу.

– Выходит, я слишком стар, не так ли? – спросил он язвительным тоном. – Послушай меня, птенец, – продолжил он, подмигнув. – Кто научил великого Ахилла владеть оружием?

– Старый Хирон, кентавр, кажется.

– Правильно. Кто научил великого Одиссея владеть луком?

– Отец его отца, в лесах Эпира.

– Молодец, – удовлетворенно рассмеялся старик. – Я было испугался, что все твои мозги ушли в бороду. Как видишь, опыт старших помогает таким невежественным и тщеславным юношам, как ты, стать доблестными мужами.

Талос почесал подбородок и подумал, что пушок на нем не очень-то напоминает бороду. Затем его лицо приняло серьезное выражение, и он крепко сжал лук обеими руками.

– Не так, ради Геракла! Это не посох, которым ты гоняешь коз в загоне. Аккуратнее. Видишь эту часть, покрытую серебром? Это рукоять. За нее ты должен крепко ухватиться левой рукой. – (Мальчик кивнул и взял лук так, как показал старик.) – Очень хорошо, – продолжил Критолаос. – Правой рукой натягиваешь тетиву, благодаря которой стрела летит вперед.

– Здесь же нет тетивы, – озадаченно сказал Талос.

– Еще бы! Если бы здесь была тетива, лук бы давно пришел в негодность. Тетиву натягивают только тогда, когда нужно стрелять; потом снимают. Если этого не сделать, лук искривится и утратит всю гибкость и мощь. Не переживай, вот тетива. – Он начал рыться в своем мешке. – Я сам ее смастерил из бычьего сухожилия много недель назад втайне от тебя, надо натянуть ее на лук. Будь осторожен! Поставь лук одним концом на землю и крепко держи в вертикальном положении левой рукой… Вот так. Зацепи тетиву за нижнюю петлю и прикрепи другой конец к верхней части лука.

– Она слишком короткая, я не достаю!

– Разумеется! Если бы тетива доставала, у лука не было бы силы, а тебе не хватило бы длины рук, чтобы натянуть ее. Чтобы дотянуться до верхней части, надо согнуть лук. Для этого надо навалиться всем телом на верхний рог. Одновременно правой рукой поднимай верхний край тетивы, чтобы кольцом зацепиться за верхний крючок… Легко, не так ли?

– Легко сказать, – фыркнул мальчик и попытался исполнить указания Критолаоса. – Но эта штука очень жесткая. Лук не сгибается, и вообще… – Талос упал духом и остановился. – …И вообще, тетиву так трудно натянуть. Ничего себе! Дедушка, если бы я сейчас защищался от настоящих врагов, они бы давно порубили меня на кусочки. А я висел бы себе, как дурак, на этой штуковине, которая не хочет гнуться. Боюсь, ты зря поверил в меня. Ты, может, и похож на Хирона или Лаэрта, но я не великий Ахилл и не доблестный Одиссей. Я Талос-калека.

– Когда ты перестанешь жалеть себя, – пробурчал Критолаос с раздражением, – и хныкать, как ребенок, я покажу тебе еще некоторые вещи, которые ты должен усвоить. Первая из них: не думай, что всему можно научиться легко и сразу. Стрелять из лука, конечно, непросто. Но трудности укрепляют силу духа. Тебе надо тренировать не мышцы, а веру в собственные силы. Довольно болтать, бери лук и слушайся меня, ради Геракла!

Старик произнес речь таким строгим тоном, что Талос и не вздумал возразить; он проглотил комок, застрявший в горле, и левой рукой вцепился в верхний рог, а правой ухватился за тетиву. Крепко сжав зубы, он сосредоточил все силы и уперся левым коленом в лук. Затем напряг мышцы до предела и стал тянуть тетиву, прилагая равномерное и непрерывное усилие.

– Вот так, мальчик, вот так, сожми покрепче! – сказал Критолаос и вдруг вспомнил, как давным-давно произнес те же самые слова. Он увидел детскую ручонку, сжимавшую его указательный палец, протянутый над корзиной младенца… Далекий свет заката, пробивавшийся сквозь дверь. Длинные вечерние тени… Изображение растворилось так же внезапно, как всплыло в памяти старика, и Критолаос увидел потное лицо Талоса. Его покрасневшие глаза радостно сверкали, в левой руке он сжимал прирученный лук, а правой пощипывал тетиву, которая вибрировала и тихо гудела в ответ.

– Ты про это говорил, дед? – спросил Талос с улыбкой. Критолаос уставился на него взволнованным и изумленным взглядом.

– Ты натянул тетиву лука Аристодема, – сказал он с дрожью в голосе.