– Что делать-то будем? – уныло спросил один сосед другого.
– Ждать. Семья его в деревне. В какой – не знаем. Да и что мы ей скажем сейчас? Позвоним через час в больницу, узнаем, что с ним. Наливай!..
––
Дежурный врач приёмного покоя городской больницы Семён Аркадьевич Недоливаев сидел в своём маленьком кабинете и размышлял о бренности бытия и о том, что ему принесёт только что пришедший Новый Год. Рядом стояла тонкая мензурка с чистым медицинским спиртом на треть опустевшая.
А что, не люди, что ли! И встретили, как люди, и проводили. Вот и поразмышлять потянуло. И выходило в размышлениях, что ничего особенного Новый Год не принесёт. Вон страна погрузится в новогодние каникулы. В спячку.
Спасибо депутатам за это. Какой-то японец или американец, завтра, проклиная капитализм, пойдёт с похмелья и не выспавшийся на работу, а наша страна только спать ляжет. Все одиннадцать часовых поясов по очереди.
А встанет – похмеляться будет. И так десять дней. Правда, те, у которых процесс непрерывный и потому сменный, от которых зависит, чтобы страна совсем не остановилась и не погрязла в хаосе на пути к очередному светлому будущему, работать будут.
Вот и он, доктор Недоливаев из этой категории. И ему каникулы ничего хорошего не дают. А кому дадут? – задумался он. Например, хорошо, что десять дней в городе не будет пробок. Интересно, пробок нет, а страна живёт. Функционируют магазины, рынки, заводы и прочие сферы производства и обслуживания населения. Всё работает, а пробок нет.
Так кто же тогда создаёт пробки? Чиновники? Всевозможные клерки офисов? И сама собой явилась мысль, что пробки-то создают люди, от которых работоспособность страны и не зависит. А если и зависит, то в ничтожной степени.
А не сделать ли таким каникулы месяц через месяц? Без содержания. А заодно депутатам всех мастей, в том числе и депутатам государственной думы. Вот где экономия-то будет! Просто, аки мык бычий.
Придя к такому неожиданному выводу, Семён Аркадьевич протянул руку к мензурке, но налить не успел. Открылись ворота приёмного покоя, и вкатила карета. Не вовремя.
– Аркадьич, принимай клиента! В Новом году первый! Не довезли. Совсем плох был!
– На стол его, посмотрим.
– Чего смотреть, холодный уже. Может, в морг сразу? Говорю же, абзац! – покосился доктор скорой помощи на мензурку. – Они там водку из пятилитровых баллонов пили. Не так, как тут ты, по глотку.
– Отравление?
– Перебор. Явный. Инсульт или инфаркт. Вскрытие покажет.
– Ну, катите… туда! – кивнул Недоливаев на дверь холодильника, потрогав руку привезённого. – Остывает, бедолага. Говоришь, из пятилитровок хлещут? Только одежду с него снимите. Заледенеет – потом не стащишь.
– Что, всю?
– Всю, всю. Она ему уже не нужна. После родственникам отдадим. Вон бирка, напиши фамилию и прицепи на ногу. А я пока документ оформлю. – И он стал заполнять свидетельство о смерти.
Через несколько минут формальности были закончены.
– Холодно там, – кивнул врач скорой на дверь морга – холодильника, закрывая её на задвижку. И замков-то у вас тут нет.
– А здесь, коллега, замки не нужны. Сам туда никто не пойдёт, а кто уже там – не выйдут. – И он молча поставил на стол второй стакан.
А вот поговорить не успели. Вошла медсестра, коротко бросив: – Вызов!
– Сейчас только и начнётся работа, – сказал врач скорой. Бросил в рот кусочек сала с хлебом и скрылся за дверью.
– Это точно! – вслед ему прокричал Семён Аркадьевич. – Сколько лет работаю, но не помню, чтобы в первые несколько часов Нового Года умирали. Обычно на второй день привозят.
Недоливаев сладко зевнул и прилёг на маленький диванчик, стоявший в углу. Самое время подремать. Но едва он стал входить в самое безгрешное состояние на земле, как зазвонил телефон. Чертыхнувшись и потирая глаза, доктор направился к столу.
– Шестая? – услышал он в трубке. – Это приёмный покой? – Говоривший был явно не трезв. Это многоопытный док понял по голосу. – С Новым Годом! – Скажите, к вам поступил гражданин… как его… Семикашев. Как его состояние?
– Вы кто ему? – Недоливаев потянулся к акту о смерти. Так и есть…
– Мы это… друзья его. И соседи тоже. Как он себя чувствует? Ему лучше?
– Уже хорошо. Что же это вы, друзья-соседи, так его напоили? Он поступил к нам в состоянии крайнего анабиоза, не совместимого с жизнью.
– А-а… – на мгновение заикнулась трубка, – вы доктор? Как ваша фамилия?
– Да, доктор. Фамилия моя Недоливаев.
– Скажите, господин Недопиваев, он будет жить?
Сколько сотен раз неправильно произносили его фамилию, но привыкнуть к этому невозможно. Это привело доктора в раздражение.
– Послушайте, друзья-товарищи, я вам русским языком объяснил: его привезли в состоянии не совместимом с жизнью. В настоящий момент он находится в морге.
– Где-е?? В каком морге?! Ё-моё-ё! – пропела трубка, и раздались гудки.
Ну, вот как с такой нервной работой не выпить? Да и не заснёшь теперь. И Семён Аркадьевич направился к столу, где стояла мензурка.
Выпить, однако, снова не успел. Потому, как услышал какие-то странные стуки в конце коридора, где находился морг.
Неужели опять кого-то привезли? Вышел, огляделся. Пусто. А вот в дверь морга, закрытую на щеколду, явно кто-то стучал. Изнутри. Изнутри стучал! Недоливаев, как и все доктора, был человеком несуеверным, но всё же почувствовал, как спину, словно ледяной волной окатило. Ещё ни разу за всю его долгую работу доктором в двери морга не стучали. Ни снаружи, ни, тем более, изнутри.
Преодолев минутное оцепенение, он подошёл к двери. Стуки продолжались, а затем раздался хриплый голос:
– Да откройте же кто-нибудь, чёрт возьми! Зачем догола-то раздели? И в туалет хочется. Откройте …вашу мать!
В туалет за всю длительную работу доктора ни один покойник тоже не просился.
– Ты кто и как туда попал? – спросил покойника Недоливаев.
– Откуда я знаю! – раздался голос. – Откройте! У вас тут не вытрезвитель, а морг настоящий.
Семён Аркадьевич уже хотел открыть дверь, но вдруг осенило: а что, если покойник набросится на него? Он там ведь не один, там ещё двое.
– Не стучи. И веди себя хорошо. Скоро выпустим. – И Семён Аркадьевич направился к телефону.
В районном отделении милиции зазвонил телефон.
– Пятое отделение, капитан Рамазанов слушает!
– Милиция? Это с вами из шестой больницы говорят. Дежурный врач приёмного покоя.
– Огнестрельное? Ножевое?