Взлёт и падение. Книга первая. На высоте

Взлёт и падение. Книга первая. На высоте
Валерий Гудошников

В романе описывается деятельность гражданской авиации времён перестройки и начала рыночных отношений. Некогда засекреченная отрасль, показывающая только свои парадные подъезды, перестала быть таковой, а некогда единый "Аэрофлот" с неимоверной лёгкостью стал разваливаться на сотни кампаний, порой небезопасных. Об одной такой республиканской кампании "БАЛ" о её взлёте и падении в эти непростые годы и повествует роман.

Валерий Гудошников

Взлёт и падение. Книга первая. На высоте

ГЛАВА 1 СУЕТА СУЕТ

Год 1985

Суета, суета, суета!

Суета день и ночь в авиации.

Кто всё это познает, тогда

Может впасть в состоянье прострации.

Командир Бронского объединённого авиаотряда гражданской авиации Фёдор Васильевич Бобров не любил селекторных оперативок. Согласно приказу министерства таковая проводилась ежедневно. Очная же, расширенная, с начальниками всех служб и их заместителями – раз в неделю. Так и только так предписывали работать высочайше утверждённые документы. Но при каждом удобном случае Бобров старался собрать командиров лётных подразделений и других начальников служб у себя в кабинете. Одно дело – слушать обезличенный голос из динамика совсем другое, слушая, видеть лицо собеседника. Ни один, даже очень хороший руководитель не сможет добиться по радио желаемого так, как это можно сделать при личной встрече. А потом за долгие годы руководства предприятием, когда ещё селекторов и в помине не было, у него выработалась потребность ежедневно видеть основных своих заместителей.

Ещё по пути в аэропорт, мягко покачиваясь в шуршащей колёсами по мокрому асфальту «Волге», он решил: сегодня оперативка будет очная. Причина тому была. По радио и телевидению уже третий день говорят о каком-то судьбоносном пленуме, состоявшемся в Москве под руководством нового генерального секретаря партии М. С. Горбачёва. Этот удивительно молодой после бывших старцев (про себя он называл их рухлядью) генсек говорил о какой-то перестройке (сколько их было?) и новом мышлении (а это что такое?). За последние годы к чехарде с генеральными секретарями привыкли и ничего путного от них уже не ждали (что взять с ходячих трупов?), но вот этот, хотя и говорил теми же партийными штампами, но зато говорил безо всяких бумажек. Да и в речах его порой проскальзывало такое, за что раньше бы по голове не погладили. Впрочем, первому лицу это позволительно. Тем не менее, такие речи настораживали. Чутьё опытного хозяйственника и администратора подсказывало Боброву: спокойной, застоявшейся жизни в громадной многонациональной стране может прийти конец. И он хотел обменяться мнениями с подчинёнными по этому вопросу.

Но была и ещё одна причина. Мощный циклон, зависший над регионом, второй день лихорадил аэропорт. Возникла сбойная ситуация. Много рейсов, как своих, так и транзитных, задерживалось на неопределённое время. Вчера поздно вечером из своей квартиры он позвонил начальнику пассажирских перевозок Прикусову. Трубку взяла жена и довольно раздражённо ответила, что тот ещё не вернулся с работы. Бобров, извинившись, набрал номер его рабочего телефона. Хриплым, от усталости и бесконечных объяснений с отчаявшимися улететь пассажирами голосом, начальник перевозок ответил, что задерживаются уже больше тридцати рейсов. И задержки нарастают, как снежный ком. Аэровокзал буквально забит пассажирами. Люди спят на полу, расстелив газеты. В гостинице мест нет. У него в приёмной расположился полковник медицинской службы вместе с семьёй. А за дверьми толпа людей, требующих книгу жалоб. Как будто после записи в неё всего того, что они думают об «Аэрофлоте», туман рассеется. Синоптики же клянутся, что рассеется он не раньше завтрашнего дня.

За последние годы Бобров сильно поседел, но седина эта его нисколько не портила, а наоборот придавала какую-то импозантность. Юношески стройный, в туфлях на высоком каблуке, небрежно хлопнув дверцей машины, командир, не спеша, как и подобает солидному руководителю, проследовал в здание штаба. Одет он был в новый, сшитый в специальном ателье костюм с золотыми, недавно введёнными погонами (раньше были шевроны на рукавах) и ослепительно белую рубашку с безукоризненно повязанным чёрным галстуком. Проходя по длинному коридору здания, степенно кивал встречающимся сотрудникам и сотрудницам. Последние воровато оглядывались ему вслед, и на лице их отражалась целая гамма чувств. К своему кабинету он подходил уверенной походкой, ступал прямо и твердо, слегка раздвинув плечи и приподняв голову. Вся походка его, все движения словно говорили: я здесь хозяин и только я – заслуженный пилот СССР Фёдор Бобров. Действительно он был царь и бог авиации громадного региона, на котором могла бы разместиться Франция с Бельгией, да ещё и осталось бы что-то для такой мелочи, как Монако и Люксембург.

Бобров умел нравиться людям. Все сотрудницы штаба, даже самые юные, были чуточку в него влюблены. В свои 50 лет он выглядел довольно молодо и импозантно. В приёмной, завидев его, из-за стола выпорхнула секретарша.

– Здравствуй, Ольга! – первым приветствовал её Бобров. – Прекрасно выглядишь. Что весна делает с женщинами.

– Вы не хуже, Фёдор Васильевич, – зарделась девушка. – Докладываю: звонил дежурный по обкому партии, заказал пять билетов на Москву на дневной рейс. Выполнено. Три билета тоже на Москву заказали из Кировского райкома партии. Тоже выполнено. Два билета на Сочи просил какой-то секретарь парткома из какого-то строительного управления СУ-2. Я отказала. Для этих – она выразительно посмотрела на командира – брони нет. Да и билетов на Сочи нет на всю неделю.

– Фамилия этого секретаря есть?

– Да, телефон и фамилию я записала, – вышколено ответила секретарша. – Я что-то сделала не так, Фёдор Васильевич?

– Всё так, Ольга. Но со строительными организациями ссориться нельзя. Это не макаронная фабрика. Позвони этому секретарю, извинись и скажи, что билеты будут на нужное ему число. Дай ему телефон Прикусова он всё сделает.

– Всё поняла, Фёдор Васильевич, – опустила глаза девушка.

Она прекрасно знала, что по её указанию от имени командира два билета продадут сверх допустимой нормы. Это будут так называемые билеты двойники. А Прикусов позаботиться, чтобы завтра в Сочи улетел этот неведомый ей секретарь парткома с женой. Людям же, купившим билет ранее, будут принесены извинения от имени «Аэрофлота» за происшедшее недоразумение. Их пообещают отправить следующим рейсом. И отправят через день-другой. Ей стало жаль людей, на которых выпадут места-двойники, и она вздохнула.

– Ну-ну, ничего страшного не произойдёт, – слегка похлопал её по плечу Бобров и взглянул на часы. – К половине десятого соберёшь всех начальников служб на оперативку. Потом договорись с начальником дорожно-строительного управления о встрече. Я к нему сам поеду. Что-то опять они забросили работу по удлинению взлётной полосы. На подпись что есть?

Секретарша протянула объёмистую папку и сказала, что на его рабочем столе лежит столько же. Бобров поморщился. Как и все истинные лётчики, он не любил бумаги. Но не было дня, чтобы он не имел с ними дела. Бумаги отнимали львиную долю рабочего времени.

Войдя к себе в кабинет, он аккуратно снял пиджак и повесил во встроенный шкаф. В кабинете было жарко, и предусмотрительная Ольга заранее открыла форточку. Она знала, что командир, работая с документами, много курит и дым иногда в помещении плавает слоями, словно облачность. Бобров расслабил узел галстука и сел во главе Т – образного стола, положив рядом сигареты и зажигалку. Придвинул к себе папку с документами. В эти утренние часы работать он любил. До начала оперативки его никто не отвлекал, а все телефонные звонки, если они были не срочные, секретарша брала на себя. А звонили в основном по поводу билетов, которых в кассах никогда не было. И Ольга решала, кому отказать, а кому отказывать нельзя. А кому вообще нельзя отказывать она прекрасно знала. А Бобров подумал о тех двух пассажирах, которые не улетят в Сочи по его вине. Но что делать? Такова жизнь в этой стране. Всем и всего в ней вечно не хватает. Впрочем, нет, не всем и не всего. У кого-то есть всё. И кто-то получает желаемое по первому требованию. А эти двое наверняка достали билет за взятку.

Самая крупная и бестолковая авиакомпания мира напрягала все силы, чтобы справиться с всё возрастающим потоком пассажиров, но тщетно. Люди часами, да какое там, сутками, давились в очередях, чтобы достать билет. Слово купить давно забыли. Билеты для простых смертных не всегда были даже за взятки. Тем не менее, не было самолёта, который не улетал бы с несколькими пустыми креслами. А иногда в салоне пустовали с десяток мест. Помимо брони обкома, райкомов райисполкомов и прочих чиновничьих структур Советской власти, в изобилии расплодившихся за последние годы, была ещё и личная броня его, Боброва. Два места на каждый рейс. На Сочи она уже была продана. За ней к нему часто обращались свои же работники, не имеющие возможности улететь кто в командировку, кто в отпуск. От кассы им давали от ворот поворот; со своих сотрудников взятку не получишь, ибо билет им положен бесплатный.

Но были ещё брони неофициальные, как-то: броня начальника перевозок, брони начальников смен и просто брони кассиров. Последние, пользуясь своим положением, хамели до беспредела. В итоге на некоторые рейсы всевозможные эти брони доходили до 50% и даже больше. Такие билеты продавались только знакомым и знакомым знакомых и уходили за бутылку-другую коньяка или за дефицитную парфюмерию. Или за коробку шоколадных конфет. Билеты держали до конца регистрации, в надежде, что подойдёт кто-то знакомый. В итоге улетали не занятые кресла. А у касс практически всегда висели таблички с надписью «Билетов нет». Из-за зарешеченных окошек надменно и снисходительно поглядывали, лениво позёвывая, на давящуюся толпу кассиры. Иногда окошки открывались, чтобы продать несколько билетов на проходящие транзитом рейсы и тогда в толпе начиналась ещё большая давка. Кому-то везло. Но горе инвалиду или беременной женщине, окажись они в этой очереди.

Кассиры иногда попадались с взятками ревизорам. Тем, которых ещё не смогли подкупить. Тогда таких кассиров выгоняли и передавали дело в прокуратуру. Но пришедшие на их место делали то же самое. Система была отработана. В стране давно забыли фразу: купить билет. Знали: достать билет. Как, в общем-то, и всё остальное, кроме, пожалуй, хлеба и ещё кое-чего не многого, что не было дефицитом.

Бобров прикурил сигарету и, откинувшись на спинку кресла, открыл папку. Вот и первая бумага. Это рапорт начальника АХО (административно-хозяйственный отдел). В нём просьба разместить вновь прибывших специалистов в гостинице аэропорта, так как в общежитии мест нет. Он вздохнул и раздавил сигарету в пепельнице. Уже почти два этажа гостиницы было заселено сотрудниками аэропорта: лётчиками, техниками, диспетчерами и их семьями. Но ведь гостиница не для этого сделана. А что делать? Иначе люди уволятся, а в аэропорту и без того дефицит кадров. И он, командир, должен как-то удержать их, что-то наобещать, заведомо зная, что обещания эти вряд ли будут выполнены в установленный срок. Слишком многое зависит в этом вопросе не от него.

А обещать Бобров привык в последнее время без особых угрызений совести. А чего же! Вот обещали коммунизм к 80-му году. Где он? Уж если партия обещает и не выполняет сказанное, что же ему делать? Такие свои обещания про себя Бобров называл липовой дипломатией. По принципу слов не жалко, а человеку на какое-то время приятно. И он не увольняется. Потом назовут его обманщиком, будут напоминать на собраниях: где обещанное жильё? А что он может сделать? Экономической самостоятельности у предприятия нет никакой. Всё, что зарабатывает объединённый отряд, забирает государство. Оно же выдаёт деньги на зарплату. Все остальные ресурсы, в том числе самолёты и квартиры получают по разнарядке. Казалось бы, всё тут легко и просто. Но ресурсы порой есть только на бумаге. Хотя, это уже не его, Боброва, вина. Всё что дают, он получает. Да ещё и пользуясь связями, прихватывает сверх лимита.

За всё это с него требуют только одно: выполнение государственного плана. А с кем его выполнять? Вот справка с отдела кадров: за прошлый год в одной только АТБ (авиационно-техническая база) уволилось 255 человек. Вновь принято 240. Практически стопроцентная текучесть. А ведь этих вновь принятых нужно научить нелёгкой специфике работы – не фуфайки для зеков в АТБ шьются, а обслуживается сложная техника. А люди, едва научившись работать самостоятельно, напишут рапорт на увольнение. С жильём, скажут, у вас не фонтан. А где фонтан? Конечно у нефтяников да газовиков с этим легче, да и заработная плата больше. И там с удовольствием берут специалистов из авиации.

Будь у него свободные деньги, уж он как-нибудь в пятилетку по многоэтажному дому строил бы. А так, что ж. Один дом за семнадцать лет выпросил у местных властей. Это капля в море для такого отряда, как Бронский, перевозящего только одних пассажиров в год более двух миллионов. А сколько грузов и почты! А сколько вахт перевозят вертолёты? Доходы отряд получает большие, но всё это уходит государству. Что дальше делается с их деньгами – никто не знает.

Структурно лётная служба объединённого отряда состояла из четырёх лётных отрядов, в составе которых было четырнадцать эскадрилий. Первый и второй отряды – чисто транспортные и специализировались только на перевозке пассажиров и грузов. Они имели самолёты Ту-134, Ту-154 и Ан-24. Третий отряд включал в себя более 60 самолётов Ан-2. Это были многоцелевые машины, выполняющие много различных работ в народном хозяйстве. Их же привлекали и для перевозки пассажиров на местных линиях. Ну и четвёртый отряд – это вертолёты нескольких типов, обслуживающие газовиков и нефтяников своих и соседних регионов. Техника Боброва летала от полярных морей до китайской границы, от Прибалтики до Дальнего Востока. Она могла бы летать и по всему миру, но так тогда летали только в двух городах СССР. Остальным было это запрещено.

Только лётного состава в авиаотряде было более 900 человек. И более 150 единиц летающей техники всех типов. Всю эту армаду техники и 900 летающих на земле обслуживало более 5000 всевозможных специалистов. И всё равно людей не хватало. Не хватало хронически штурманов, пилотов на самолёты Ан-2 и вертолёты. Напряжённая обстановка была и с наземными специалистами.

Возможно, кто-то не поверит, что в Бронском (да и в других не лучше) объединённом отряде командиры кораблей, пролетавшие по 12 лет, ютились в общежитии в комнатах площадью девять квадратных метров с семьёй из трёх и даже из четырёх человек. У многих уже взрослые дети. Как требовать с таких людей по полной программе? А ведь от них в первую очередь зависит безопасность полётов, за их спинами сотни человеческих жизней.

Бобров подумал, что многие летчики быстрее налётывают свой пенсионный ценз, чем успевают получить квартиру. В СССР, известно, квартиру купить нельзя, её можно только бесплатно получить от государства. Ждать приходится многие годы. В последнее время, правда, государство вынуждено было разрешить так называемые кооперативные квартиры, но их было очень и очень мало.

Командир прикурил новую сигарету и снова задумался. Выдохнул дым и вдруг тяжело закашлялся, словно древний старик, затянувшийся табаком-самосадом. Почувствовал какую-то царапающую боль в левом локте и кончиках пальцев. Первые звоночки о вреде курения. А врачи ведь предупреждали. Загасив сигарету, придвинул к себе рапорт начальника АХО и в левом верхнем углу размашисто написал: «Дир. гост. разместить!».

Бумаг было много, очень много. Лежали приказы о наказаниях, рапорты на отпуска, документы на утверждение в должности и многое другое. Были рапорты с просьбами. Вот, например, рапорты от лётчиков с просьбой купить кожаные куртки со склада за наличный расчёт. Когда-то такие куртки пилотам выдавались бесплатно, как спецодежда. Они и сейчас положены пилотам спецприменения, но… на разборах он откровенно говорит им, что за такие вот куртки он удлиняет лётные полосы, строит рулёжные дорожки и ангары, и приобретает многое, что необходимо для круглосуточной деятельности аэропорта. Вон взлетную полосу, который день не делают и, возможно, снова потребуются куртки. В них уже все водители обкомовских и райкомовских машин щеголяют. Бобров вздохнул и размашисто написал на всех рапортах одно слово «Отказать».

Да, много бумаг, много. Особенно большой поток их шёл из территориального управления гражданской авиации (УГА), куда структурно входил Бронский авиаотряд. Не меньший поток бумаг шёл и из министерства гражданской авиации (МГА). В последние годы этот бумажный вал увеличивался катастрофически и грозил захлестнуть все разумные пределы. Это свидетельствовало об увеличении штатов многочисленных отделов и подотделов самой большой авиакомпании мира. Отчёты требовали на всё и вся. Не требовали разве только отчёта на количество вдыхаемого и выдыхаемого сотрудниками воздуха.

В иной день Бобров подписывал до десяти килограммов всякой, как он шутил, макулатуры. За долгие годы руководства он подписал не одну тонну документов предписывающих, обязывающих, наставляющих, рекомендующих, указующих, требующих и, даже, угрожающих. Воплощение части их в жизнь шло на пользу производству, большинство же, пройдя все инстанции с соответствующими подписями и с пометками «Изучено с личным составом» благополучно оседали в архивах и навсегда забывались.

Подобная бумажная возня достигала своего апогея дважды в году: при подготовке к весенне-летней и осенне-зимней навигации. К этому давно привыкли, но смириться с этим было невозможно. Ибо бумаги отвлекали от живых дел. Это стало удобной формой работы непомерно раздутого бюрократического аппарата министерства и управления. Естественно, что с течением времени такая работа привела самую закрытую для людей отрасль транспорта к узковедомственным интересам, способствовала местничеству, замазыванию недостатков, зажиму критики и прямому преследованию за неё. Как никогда пышным букетом расцвёл административно – авторитарный метод руководства. Наказуемой стала творческая инициатива. У личного состава стал утрачиваться интерес к работе. Всё менее становилась популярной профессия авиатора. Первыми это ощутили авиационно-технические училища. В них появился недобор курсантов. Как следствие стала сказываться нехватка технического состава в производственных предприятиях. Уходили лучшие специалисты, их места не занимали даже худшие. Их просто не было.

На всём этом фоне депрессии, равнодушия к нуждам работников, показного делячества, выспренных словословий и вседозволенности некоторые руководители стали утрачивать чувство реальности происходящего.

Вот что писала в то время газета «Труд».

«… В ЦК КПСС рассмотрен вопрос о фактах грубого администрирования и зажима критики в отношении газеты «Воздушный транспорт». Вместо поддержки обоснованных выступлений газеты руководители МГА организовали гонение на редактора газеты и журналистов, выступающих с критическими материалами. При этом против редактора под надуманными предлогами использовались противоправные меры. ЦК КПСС рассматривает факты грубого администрирования и зажима критики, как желание оградить свои отрасли от справедливой критики за недостатки в работе, подчинить деятельность газеты узковедомственным интересам…».

В первое время так и было. В газете писали только хвалебные статьи и рекой лили слащавую воду на ржавые колёса деятельности гражданской авиации. Это уж потом в эпоху гласности всё стало меняться.

В постановлении ЦК подчёркивалось, что политика, проводимая министерством, не могла не сказаться в подразделениях громадной авиакомпании. Ещё как сказалась!

– Фёдор Васильевич, начальники служб собрались. Просить?

– Да, пусть заходят. Все звонки на себя, Ольга, кроме срочных.

Оперативка началась с неутешительного доклада начальника метеослужбы. Приползший с запада циклон принёс на территорию региона холодный воздух, дожди и туманы. Последние особенно досаждали.

– Ну и когда же эти ваши туманы закончатся? – неприязненно покосился на синоптика злой и не выспавшийся начальник пассажирских перевозок Прикусов. Бывший лётчик, он прекрасно знал, сколько вылетов срывается из-за не оправдавшихся прогнозов синоптиков, которые, как правило, перестраховываются.