Личный дневник Оливии Уилсон

Личный дневник Оливии Уилсон
Валериан Маркаров

Этот новый интригующий роман – история о современной девушке Оливии, ищущей своё место в этом не слишком дружелюбном мире. Пережив травлю в нью-йоркской школе, она влюбляется в парня. Но жизнь – сложная штука. Именитая хозяйка фотостудии, делясь с девушкой секретами профессии, питает к ней особую симпатию. А в это время один из лучших психоаналитиков Манхэттена под брюзгливое ворчание старика Фрейда пытается врачевать израненные души оказавшихся на распутье пациентов. Содержит нецензурную брань.

• ВНИМАНИЕ!  Эта книга является художественным произведением. Имена, характеры, места действия вымышлены или творчески переосмыслены. Все аналогии с действительными персонажами или событиями случайны.

Из читательских рецензий:

? «Автор сей книги – тонкий знаток человеческой природы, умеющий распределить по хронометражу читательский шок, разбавить „высокое“ „низким“ так, чтобы получилось ещё более „высокое“, привлечь и оттолкнуть в такой пропорции, чтобы эмоциональное влияние на читательскую аудиторию было практически безграничным»

? «Людям, не желающим созерцать изнанку человеческой души, не стоит открывать эту книгу. Посоветую им осмотреться вокруг и особенно внимательно вглядеться в зеркало»

? «Красивые и яркие метафоры в зарисовках персонажей, волнующие истории: захватывающие и смешные, печальные, сентиментальные, а порой и скандальные – всё это есть в этой книге, дающей нам жизненный опыт…»

? «Весьма необычный писатель, пишущий в разных жанрах, в совершенстве владеющий искусством миниатюры и мастерски препарирующий характеры, превращая всего несколько фраз в неоднозначные истории о внутреннем мире и переживаниях современного человека»

? «Книга увлекательна и полна неожиданностей. В ней я нашла удивительное сочетание психологической проницательности и восхитительно живого воображения рассказчика»

? «Сплошное удовольствие читать умную, заставляющую задуматься книгу, раскрывающую природу человека, его извечную тоску по счастью»

? «Автор изучает, как люди находят – или не находят – общий язык. Удивительно лаконичная проза, напряженная и продуманная, по-настоящему берёт за душу. Происходящее чувствуешь кожей»

? «Валериан Маркаров – одарённый и смелый писатель, исключительно наблюдательный эрудит, романтик и мечтатель»

Часть первая. Каждый хочет быть счастливым

Глава 1. Беспокойный день доктора Уилсона

Понедельник начинался весьма и весьма паршиво. Джозеф Уилсон сидел в своём кабинете на Мэдисон-авеню в полном одиночестве. Он был в отчаянии, безмолвно созерцая зеркального двойника на абсолютно гладкой поверхности полированного стола цвета мореного дуба: тот опустил подбородок на сжатые в кулаки руки, лежащие на столешнице, и тяжко, почти лихорадочно дышал.

Так уж вышло, что дела складывались плачевным образом, что, впрочем, с доктором происходило не впервые. Никто и не предполагал, что его ассистентка Люси замыслит взять расчёт в один день, не предупредив об этом заранее. Её поступку нет названия – это просто возмутительно! Ни о чём подобном он и думать не мог до вчерашнего вечера. Даже во сне такое не могло присниться. Но это случилось – так некстати разверзлись ясные небеса и прозвучал гром, вызвавший у доктора дрожь от шеи до самого низа живота.

Хотя ещё в пятницу, накануне выходных, он заметил, что в поведении Люси стали проявляться некоторая нервозность и неуравновешенность, а сегодня утром… не успел он войти в свой кабинет, как она влетела за ним, сухо извинилась и, придвинув кресло поближе к столу, уселась на самый краешек с высоко поднятой головой и выпрямленной спиной. Было видно, что она очень волнуется, и к тому же, совершенно неважно выглядит.

Выяснилось, что тридцати восьмилетняя женщина готовилась стать матерью и решила полностью посвятить себя долгожданному первенцу. Такой внезапный уход помощницы на седьмой неделе беременности, при отсутствии, надо сказать, каких-либо видимых признаков этого состояния, огорчил доктора не на шутку. Он не понимал, как она может оставить его наедине с целой армией пациентов? Достаточно ли он ценил её? Получала ли она, помимо зарплаты, бонусы и оплату за сверхурочные часы, которые отработала? И если да, то чем же он не угодил Люси, что она, вовсе не исключено, нафантазировала себе беременность? Да-да, он имел основание это предположить, поскольку ему многое пришлось повидать в своей долголетней психотерапевтической практике. В том числе, понятное дело, и женщин с мнимой беременностью, и тех, которые по какой-то загадочной причине ходили с накладными животами, создавая впечатление, что они в положении.

– Вам ведь невдомёк, доктор Уилсон, сколько бесконечных лет мы с мужем боролись с природой за право быть родителями. Как я ждала, что в одно прекрасное утро проснусь и пойму, что жду дитя, – Люси переплела пальцы и уронила руки на колени. – Но время шло, а чуда не происходило: мы раз за разом терпели поражение. Джон долго не задавал вопросов, лишь изредка топил горе в бутылке, но я не хотела сдаваться. А однажды он, перебрав с алкоголем, спросил в лоб: «Дорогая, почему ты не призналась мне до помолвки, что бесплодна? Разве я не говорил, что хочу детей?». Я ходила на консультации к гинекологу, а ещё через год поведала супругу, что мои шансы забеременеть естественным путем ничтожны, поэтому остаётся только одно – делать зачатие «в пробирке», ну, то есть, когда оплодотворение происходит вне тела матери… Узнав, что врач официально подтвердил наши догадки, муж сильно напился и заявил, что я «никчемная, бракованная женщина», раз не могу сделать элементарного – родить ему ребенка. Я никогда не рассказывала вам, доктор, что наша с Джоном семейная жизнь никогда не была раем: она была наполнена постоянными молчаливыми упреками, мы даже чуть не развелись. И вот, наконец, произошло чудо… Раз за разом я повторяла про себя слова гинеколога: «Я рад сообщить вам, Люси, что вы и в самом деле беременны». Пресвятая Дева, наконец, после стольких лет переживаний, ложных тревог и жестоких разочарований, мы станем семьей. Я была на седьмом небе от счастья, и мне не терпелось поскорее сказать об этом Джону…

Джозеф видел, как беспрерывно двигаются губы Люси, как выгибаются брови, морщится лоб. Но не слышал её голоса. В эту минуту его мозг усиленно трудился, раздумывая, что следует предпринять, если эта упрямая женщина не соизволит изменить своего спонтанного решения? Удастся ли ему в безотлагательном порядке раздобыть стоящую замену? Внезапно он почувствовал себя одиноким и беззащитным человеком, которому не на кого положиться, не от кого ждать поддержки. Да, Люси выбрала лучшее время, чтобы застигнуть его врасплох, взять голыми руками и скрутить. Он на мгновение попытался представить, что остался один на один со своими пациентами. Картинка ему не слишком понравилась, и он понял, что пришло время поработать над собой, чтобы успокоить нервную систему, отвлечься от проблемы и достичь внутреннего равновесия:

«Ничего не поделаешь, Джо, горячий сегодня выдался денёк. Но тебе не положено волноваться! – уговаривал он себя, закрыв глаза и дыша так, как это рекомендуют делать инструкторы на дыхательных практиках йоги: прижимая кончик языка к нёбу, он слегка приоткрыл рот и полностью выдохнул. Затем закрыл рот и сделал вдох носом, считая до четырёх. Потом досчитал до семи, всё время задерживая дыхание, и наконец медленно, со свистом, выдохнул, считая до восьми. Он повторил это упражнение несколько раз, без конца твердя про себя:

– Тебе хорошо и спокойно Джо. Ты – камень! Даже можно сказать – скала… Да, именно! Ты – скала в море. В огромном море. Или океане, где почти через день бывает шторм. Люди боятся шторма и прячутся кто куда. А ты стоишь. Стоишь уже много тысяч лет. Ты сильная, неприступная, нерушимая скала!!! В тебе нет ни одной расщелины. Потому что удар даже самой сильной волны для тебя всего лишь нежное прикосновение. С каждым новым ударом ты становишься только твёрже и несокрушимее».

Окутанный чёрной пеленой размышлений он нервно вышагивал в своём кабинете. Из угла в угол, из угла в угол… И то и дело бросал злобный взгляд на противоположную столу стену: на ней, прямо над «кушеткой Фрейда», висел портрет самого Герра Доктора Профессора Зигмунда Фрейда – худосочного отца-основателя психоанализа, сообщившего миру, что ничего в жизни человека не происходит просто так, всегда и во всём следует искать первопричину. И что же теперь ему, Уилсону, делать, уважаемый профессор? У вас есть что сказать по этому поводу?

Тот, спрятав губы в седой бородке, молчал, что было так на него не похоже: куда чаще он облачался в мантию мудрого советчика, и всё бы ничего, если бы только старикан не обладал дурной привычкой заставлять Уилсона выслушивать свои бесконечные нравоучения, считая собственное мнение единственно верным. Раза два Джозеф пробовал прервать его рассуждения, пытался заставить замолчать, – всё понапрасну! – профессор властным движением головы и жёстким, повелительным голосом, не допускающим даже малой толики неподчинения или пререкания, подавлял его. Говорят, он и при жизни был патологически авторитарен! И Джозеф безмолвно подчинялся ему. Но чаще профессор просто острил и глумился, выискивая у него профессиональные просчёты и промахи. Собственно говоря, этот человек имел слабость насмехаться над всем миром, доказывая своё превосходство и удовлетворяя самолюбие…

– А-а-а, – внезапно изрёк Фрейд. – Так, значит, вам всё-таки понадобился мой совет, коллега Уилсон? То-то же вы вперили в меня свой взор, такой жалкий, потухший, вопрошающий…

– В чем дело, герр профессор? – сухо спросил Джозеф. – Что вам угодно?

– Хотите поплакаться в жилетку? Ну же, давайте! Смелее! Не прячьте своё нытьё за пазухой!

– Ну, знаете ли, профессор, это уже слишком! Благодарю, но я не просил ваших советов.

– Бросьте отнекиваться, Уилсон! Просили! Ещё как просили. У меня плохой слух, но намётанный глаз. И я охотно поделюсь с вами опытом, пока вы не начали успокаивать свою психику действием превосходных транквилизаторов. Вот вы сейчас сопели там, пыхтели до красноты, жадно хватали воздух. И всё попусту, дружище. Потому что избранный вами способ ни к чёрту не годится. Вы используете неправильную методику лечения. В данном случае, с учётом индивидуальных особенностей вашего организма, идеально подойдёт Шавасана. Вы что-нибудь слышали об этой практике? Она намного эффективнее дыхательного упражнения. И главное – никаких побочных эффектов! Всё слишком просто и нехитро: вам следует стать трупом. Нет-нет, не надо умирать, майн герр. Только примите «позу трупа»: лягте на спину, как мертвец, опустите руки вдоль тела, ноги слегка раздвиньте. Будьте абсолютно неподвижны: разве у трупа есть проблемы? Его одолевают сотни мыслей в минуту? Нет! Добейтесь состояния полного умиротворения. Помните, расслабление идёт не сверху вниз, а снизу вверх – от кончиков пальцев на ногах к затылку. Пробудьте в этой чудесной асане десять минут, представляя себя огромной птицей, отрывающейся от земли и парящей высоко в небе. Результат вас ошеломит, коллега! Ваше тело станет невесомым и поднимется ввысь, как пушинка, подхваченная ветром. Ну, так чего же вы ждёте? Сию же минуту ложитесь на пол!

– Благодарю вас, профессор, но…

– Прошу вас! – упорствовал старик.

– Я сказал – нет. И вообще…– Что «вообще»? Ну, продолжайте, продолжайте! А-а-а, так вы, значит, не желаете слушать бредни старого еврея, считая их вздором, да? Ну что ж, коллега, это в корне меняет дело. Похоже, пришло время внести ясность и дать чёткое определение нашим непростым отношениям. Результат большого числа отдельных умозаключений, сделанных  исходя  из моей эрудиции и общего кругозора, показывает, что вам, по всей видимости, и правда не нужны мои советы и дельные рекомендации. Вы ведь и без меня всё прекрасно знаете, – Уилсону показалось, что Зигмунд пожал плечами в знак того, что сдаётся. – Или, быть может, вы видите во мне конкурента? Прошу прощения за прямоту, но у вас, надо думать, сейчас имеется только одна потребность – в сочувствии и жалости к себе, бедному и несчастному…

Джозеф стремительно поднял голову и посмотрел на профессора. Его глаза горели гневом.

– Полегче на поворотах, профессор! – эти слова уже были готовы сорваться с его языка. – Требую, чтобы вы не вмешивались в мою жизнь! Слышите? Я не стану более терпеть ваших поучений! С меня довольно. Вы слышите меня?

Но кричать не пришлось, потому что герр профессор умолк сам, без всякого принуждения, демонстрируя в эту минуту полнейшее нежелание общаться с хозяином сего кабинета, чьё легкомыслие рассердило его настолько, что теперь ему совершенно безразличны все его дальнейшие дела и проекты.

Джозеф понимал, что единственное решение, в правильности которого он ничуть не сомневался, заключалось в том, чтобы взять паузу. Ну чем не соломоново решение? Заполучить малюсенькую передышку – всего лишь на несколько минут, или подлиннее – на полчаса или час – неважно. Главное – выждать. Как бы там ни было, это позволит ему выиграть время и сосредоточиться, а не рубить с плеча первое, что придёт в голову. И тем самым показать Люси спокойствие и уверенность в себе – на неё это должно подействовать очень и очень отрезвляюще. А самому тем временем собраться с мыслями и обдумать дальнейшие шаги. К тому же, только тайм-аут поможет ему вернуть былое уважение и авторитет у непреклонной ассистентки, которой отчего-то взбрело в голову безжалостно рушить привычный уклад его жизни.

Он слышал, как в приёмной трезвонил телефон. Затем до его ушей донеслось раздражённое меццо-сопрано Люси, – приглушённое и взволнованное, в нём звучали нотки драматизма и вместе с тем, как ему казалось, лёгкий оттенок насмешливости. В ту секунду она занималась тем, что «отбривала» его пациентов в откровенно резкой форме: «Ничем не могу вам помочь… Приём идёт по предварительной записи… Я не в курсе его расписания… Нет, мне ничего не известно о наличии свободных мест… Говорят вам, я ничего не знаю… Почему? Потому что отныне не работаю в этом сумасшедшем доме… Что вы сказали? Ну, в таком случае ничего не мешает вам обратиться к другому психоаналитику… Это вы мне? Да перестаньте, в конце концов, хамить, называя меня стервой!».

Джозеф почти видел, как у неё в этот момент поджимаются губы и она взволнованно передёргивает плечами. Она всегда так поступала в случае каких бы то ни было затруднений, считая данную дурацкую мимику и лихорадочное телодвижение лучшим способом защиты от неблагоприятного внешнего воздействия.

Несколько минут спустя, выйдя, слегка сгорбившись, из кабинета в просторную приёмную с креслами, обитыми сиреневым бархатом, он обратился к ней:

– Люси, – его голос был таким елейным и идиллическим, каким только мог быть. – Согласитесь, что ваш срок – это вообще ещё ничего. В наши дни женщины работают вплоть до самого момента разрешения от бремени…

Даже стенам в ту минуту была понятна причина, по какой он прервал свою тираду на полуслове: он вдруг осознал, что его сотрясающее воздух пустословие подействует на неё как красная тряпка на быка. И придержал язык за зубами, затаившись в ожидании разрушительного урагана под названием «Люси» – ужасающего, рокочущего вихря неведомой силы, который сию же секунду непременно обрушится на его голову. Однако же, его ассистентка молчала, плотно сжав губы. Надо полагать, её мысли в этот момент были заняты чем-то более полезным: она суетилась, оглядываясь по сторонам, и в спешном порядке собирала свои вещички.

Чтобы как-то заполнить образовавшуюся пустоту, Джозеф в неуверенности провёл рукой по редеющим волосам и, стараясь не смотреть на ассистентку, невзначай переметнул взгляд на стену: календарь извещал о наступлении апреля 2019 года. Неужели? А ведь он и не заметил, как пришла весна! Тут его осенила идея, от которой сразу стало веселее:

Ага! Так вот, оказывается, почему сегодня, с самого утра, его любимая радиостанция устроила разгул с буйством шуток, а по ТВ оглашали списки самых глупых людей Соединённых Штатов! Неужто Люси решила разыграть его в честь праздника? Что ж, в таком случае он, само собой разумеется, не станет обижаться на первоапрельскую шутку, а наоборот – посмеётся вместе с ней…

Ну вот, к счастью, всё встало на свои места!

Он облегчённо вздохнул и заметно оживился, ещё не ведая, что просчитался.

– Что? – запальчиво переспросила Люси, прервав его размышления. – Что, простите? – она метнула на Джозефа пронзительный недоуменный зырк, и доктор мог бы дать голову на отсечение, что в том взгляде поместилось больше злости, чем озадаченности.

Она, вся взмыленная, встала с корточек, закончив сваливать в довольно увесистую коробку свои пожитки – милый её сердцу мир, частицы которого она понемногу собирала и бережно хранила в ящиках своего письменного стола, в стенном шкафу, и на всех полках, бесцеремонно оттеснив ими медицинские карты его клиентов. Из  прямоугольного и  твёрдого картонного  вместилища торчали склянки и флакончики духов, тюбики давно использованных помад, пустые коробки из-под пудры, зеркальце, две или три расчёски, ужасная фарфоровая статуэтка серой кошечки, музыкальный ларец с балериной, деревянная шкатулка для бижутерии, бисерная сумочка, уродливая гипсовая копилка-поросёнок, бантики и платочки, и прочий ненужный женский хлам – всё, кроме каких-либо следов её деловой активности!

Только в это мгновение Джозеф обнаружил, что сегодня Люси была в необычном для себя облачении. На ней вместо лёгких приталенных блуз и неизменных высоких шпилек на ногах было тёмное платье свободного кроя и обувь на совершенно плоской подошве. Такую одежду надевают беременные женщины Нью-Йорка, чтобы чувствовать себя комфортно и уютно. Он более чем уверен, Люси она ни к чему, во всяком случае, на данный момент, поскольку она не изменилась ни на йоту: тот же впалый живот, прилипший к осиной талии, костлявые руки, плоская грудь и торчащая из воротника блузы длинная шея, окольцованная стеклянными бусами.

– Я знаю, доктор, все ваши уловки. Сейчас вы начнёте манипулировать мной через эти свои, испытанные практикой методы подавления… Не выйдет! Я помню ваши слова о том, что внимание человека должно быть включено постоянно, чтобы хорошие психоаналитики, вроде вас, не смогли убедить его в больших перспективах совершенно бесперспективного занятия… И, к слову сказать, я вовсе не убеждена, что вы так же великолепно знаете физиологию женщины, как ваш психоанализ. Вам известно, что наиболее опасной стадией является первая половина беременности. При заражении велик риск того, что ребёнок родится с различными уродствами. Никакая работа того, конечно же, не стоит…

– О каком заражении вы говорите, Люси? Я не понимаю…