– Можешь спросить у тетушки. Она-то точно знает, – подсказал Тимша.
– Если попаду к ней, – буркнул охотник, – не забывай, куда мы едем.
Он помолчал минуту, а затем, обращаясь к юноше, заметил язвительно:
– Когда нужно рассказать что-то важное, некоторые вдруг предпочитают помалкивать. С чего бы такая скрытность?
Тимша оглянулся, поискал глазами того, кому предназначены язвительные слова Синигира. Не найдя никого, пожал плечами и продолжил созерцать окрестности.
В полдень путники сделали привал, пообедали остатками завтрака, причем Тимша мысленно поблагодарил охотника за то, что они не остались голодными.
Солнце клонилось к зениту, время от времени прячась за облаками – непременными спутниками пустоши. Мрачные просторы навевали уныние. Даже Тимша не тревожил спутников вопросами и ответами, хотя и не переставал вертеть головой по сторонам. Но ничего замечательного не происходило: ветер, не встречая препятствий, гулял по бурой пустыне, редко встречающиеся чахлые кустики протягивали веточки к солнцу, которое не спешило дарить им свет и тепло, скупилось, словно затаив обиду на эти земли. Но даже они, эти лучи, не оживляли окрестности, напротив, вспыхивая, яркий свет вдруг окрашивал Бурую пустошь странными цветами: желто-серым, темно-коричневым или грязно-розовым. Эти превращения не слишком радовали глаз, скорее, угнетали.
Постепенно подкрадывались сумерки, ложились сизые тени.
– Моя Рожка притомилась, – поглаживая лошадь по шее, пожаловался Тимша.
Он начал отставать и, как ни понукал кобылку, та шла все медленнее.
– Рожка не привыкла много двигаться, – объяснил зверолов товарищам, – я ведь не часто езжу.
– По ней видно, – кивнул на толстушку Синигир.
– Кажется, харчевня, – показал вдаль Мур.
Зверолов и углежог присмотрелись: действительно, у чахлого деревца пристроилась одинокая хибарка – харчевня под совершенно не подходящим названием «Веселый привал». Помещение ее обветшало как снаружи, так и внутри. Посетителей в харчевне не оказалось, потому путешественников встретили любезно: хозяин, кланяясь, широко отворил дверь, и пока гости рассаживались, осматривались, поспешно затопил печь.
– Чем дальше от холмов, тем худее хозяева, – прошептал Тимша, кивая на сгорбленного старика, не похожего на румяных толстых владельцев подобных заведений, расположенных ближе к холмам.
Не только Синигир, но и Тимша, побывавший уже не в одной харчевне в последнее время, разочарованно вздохнул, когда хозяин поставил на стол еду.
– Да, негусто, – взяв хлеб и кружку с водой, проговорил юноша.
– Хозяин! – позвал Синигир, глотнув воды и поморщившись.
– Напрасно ты его зовешь, – покачал головой углежог, – мы ведь въехали очень глубоко в Бурую пустошь – он не сможет достать ничего лучше в этих местах.
– Откуда ты знаешь, зачем я его зову? – не скрывая раздражения, спросил охотник.
Тимша на слова Синигира только улыбнулся.
Явился хозяин. Синигир измерил старика оценивающим взглядом с головы до ног и остался недоволен осмотром. Охотник уже почти готов был отпустить беднягу, но, наткнувшись на заинтересованный взгляд зверолова и, как ему показалось, насмешливый – углежога, спросил:
– А что, любезный хозяин, разве, кроме черствого хлеба и воды, на твоей кухне ничего нет?
– Да-да, – вмешался Тимша, – нам бы… пирогов, сыров, дичи… и еще – есть ли у вас комната с большой бочкой?
Синигир сверкнул глазами на несносного мальчишку, но продолжал ласково допрашивать растерявшегося старика:
– Ведь Второй холм не так уж и далеко, и там довольно еды.
– Ешь то, что есть, – прошептал Тимша, – чем тебе поможет хозяин?
– Для кого не очень далеко, а для меня… – развел старик тощими руками, – торговцы вовсе ко мне не заглядывают, а я и уехать-то не могу: на кого ж заведение оставить? И рад бы угостить вас, да уж столько времени сижу один тут, словно витара на болоте.
– Очень интересное сравнение, но не о том речь, – прервал печальное повествование хозяина Синигир, – теперь ты можешь оставить свое заведение на нас.
– Что ты придумал? – тихонько поинтересовался зверолов.
Но Синигир не обратил на него внимания. Он решительно заявил хозяину, что в его отсутствие они присмотрят за харчевней, пусть даже он вернется завтра.
– Но – с едой, – добавил охотник веско, – мы заплатим вперед, так что деньги у тебя будут.
– Как же я могу оставить хозяйство, ведь тут …мало ли … – хозяин растерянно захлопал глазами.
– Зато привезешь запас еды – накормишь потом и других посетителей, а мы обещаем, что будем беречь твое добро, – пообещал Синигир.
– О, благородные путники! – с воодушевлением воскликнул хозяин, наконец, понявший всю выгоду предложения охотника, – если вы будете столь любезны и в мое отсутствие позаботитесь о доме, то я…
– Да, – окидывая взглядом бедное убранство помещения, вступил в разговор Тимша, – заботясь о харчевне, нам не слишком придется надрываться.
– Путешественники у меня редко бывают: иногда заглянут глиномесы или торговцы, что продают уголь и всякие товары в окрестных деревушках, – рассказывал старик, на ходу доставая корзины из чулана.
– Зачем же ты держишь эту харчевню? – удивился Тимша.
Хозяин уже собрался и, стоя на пороге, пожал плечами в ответ:
– Разве мы выбираем, где и как нам жить? Харчевню ведь еще мой дед построил, много зим назад.
Старик вышел, а Мур, усмехнувшись, произнес первые слова за все время, пока охотник и зверолов беседовали с хозяином:
– Вот человек, который не считает, что каждый сам выбирает, как и где ему жить.
– Да уж, – сказал Тимша, – тут местечко не лучше Черных болот, и старик – совсем один, вряд ли он хотел такого.
Синигир же философски возразил:
– Просто он не воспользовался выбором, который есть всегда. Так ведь легче.
– Так жить, – юноша сделал широкий жест рукой, показывая на комнату, – я думаю, вовсе не легче.
– Я о другом. Легче сидеть на месте, ничего не делать, чтобы что-то изменить, говоря при этом: «Мы ничего не решаем, не выбираем – судьба у нас такая»
– Этот старик такой несчастный, худой, – заметил Тимша.
– А я о чем? Несчастным быть легче, – твердо заявил Синигир, – чтобы сделать выбор, что-то поменять, надо иметь смелость. Конечно, сидеть сложа руки просто. Только храбрый человек выбирает и делает то, что должен, при этом подвергает себя опасности, может разочароваться, страдать.
– Иногда не знаешь, как правильно поступить, и выбор твой порой оказывается неверным, – подал голос Мур, – к тому же, несчастье приносит страдание не меньшее, чем опасности.