Тайна старинного портрета. Повесть

– Здравствуйте, Андрей. – Ответила за всех Алеся, —У нас тут захворал Мишутка, пойдемте я вам покажу.

– Алеся, для меня все звери одинаковы, а ты все Мишутка, Сема, Бурка, Мурка.

Ха—ха—ха!

– Ничего смешного.

Алеся с ветврачом Андреем пошли к ветеринарному изолятору. Вася, докурив сигарету, ушел в кормоцех. На просторе двора остался стоять один дед Кузьма, казалось забытый всеми. Он с минуту потоптался на месте, потом неторопливо побрел к огороженному участку с клетками молодняка.

Глава шестая

Поздней ночью в окно Митрофанова дома постучали. Лесник в чем был в том и вышел на крыльцо. В свете, падающем из окна, стоял модно одетый седой мужчина с гладко выбритым лицом, в очках в золотой оправе. В руках он держал черный портфель из дорогой кожи. Матвей в нем не сразу узнал бывшего сотоварища по Магаданской эпопее с побегом, Щуся, приходившего к нему той памятной ночью.

– Ты знаешь, Матвей. – Начал первым Щусь, – А молодняк то жив.

Меряя лесника с ног до головы злыми глазами сквозь стекла золотых очков, процедил пришелец.

– Ты же сам сказал, что элитных. Вот я и показал тебе, где эти клетки. – Начал оправдываться лесник. Но Щусь был неумолим:

– Исправлять ошибку теперь будешь сам!

– Как?! Что молодняк?!

– Да! Космическая съемка показала, что молодняк находится в центре фермы. Там

телекамер нет. Они установлены по периметру. Этот юродивый тебя впустит. Ему

захочется поговорить. Охрана считает ниже своего достоинства общаться с ним,

так что пройдешь. – Щусь или уже Щурь, достал пакет из модного портфеля:

– Здесь билет из Москвы в Канаду, город Квебек. Паспорт с открытой визой на имя

некоего гражданина. Выучишь. Там твоя физиономия, только бритая. Деньги,

двадцать тысяч долларов. На первое время хватит. Устроишься, вызовешь семью.

– Что я должен сделать? – понимая, что все это не бесплатно, спросил Матвей. Щурь, достал еще один пакет:

– Проникнешь к молодняку, рассыплешь яд по кормушкам. Предварительно

устранишь деда Кузьму, чтоб не путался под ногами…

– Ты, в своем уме?!

– Ну, тебе не в первой. Что вспомнил, как мочил паренька охранника!

– Я не о том. А, телекамеры? А милицейский наряд, что охраняет ферму?! Как я

их обойду?

Щурь, порылся в пакете, который все еще держал в руках, извлек оттуда пистолет с

глушителем:

– Это тебе на охрану. Запись сотрешь, чтобы не начали подозревать тебя сразу,

Чтобы была возможность уйти куда подальше. Смоешься. Я тебя знаю. Все

понял?!

– Понял! Рискованно. Но жить в этой глуши волком невыносимо. Давай пистолет.

Щурь, неторопливо уложил оружие в пакет и передал леснику со словами:

– Особо не торопись. Войдешь в доверие, а там действовать будешь по обстоятельствам.

– Само собой. – Рассматривая пакет, отвечал лесник. Подняв глаза на Щуря, обнаружил пустое место. Щурь, растворился в темноте, как призрак. Невдалеке прошуршала шинами легковая машина. И вновь тишина опустилась на сонное село.

Лес, наполненный тишиной, чернел на фоне ночного неба вычурной вязью верхушек. Собаки в эту летнюю ночь не лаяли.

Матвей, решил, не торопится, продумать все до мелочей. Когда, наступят, настоящие морозы и охрана фермы будет думать больше о тепле, чем о службе, вот тогда можно действовать…

За последние два месяца с момента происшествия в жизни Дубравки больших изменений не произошло, если не считать трех свадеб, нового охранника, принятого на звероферму, да ощетинившейся суки лесничего Митрофанова. Жизнь Алеси текла по-прежнему тихо, и спокойно, даже поселившейся квартирант не внес в размеренное ее течение никаких перемен. Но, все, же невидимая атмосфера семейного уюта окутала Алесю. Присутствие деда Кузьмы побуждало к дочерней заботливости, порожденной долгими прожитыми годами без родителей. Они умерли, едва проводив дочь в самостоятельную большую жизнь. Отец любил свою единственную дочь и старался дать ей все материальные блага, не отказывая в любом капризе. Алеся помнит тот случай, когда она, будучи еще школьницей, прибежала домой вся в слезах, из—за того, что подруга пришла в новеньких туфлях, Алеся не смогла купить себе. Отец ездил за покупкой в Киев, потратив на поездку двое суток, но дочь обул, в модные туфельки и она счастливая бежала по осенней размокшей дороге босиком. Потом наспех, обмыв в луже ноги обулась и с гордым видом ступала, стуча высокими каблуками по ступенькам школьного крыльца. Мытье ног в холодной воде не прошло даром, она заболела воспалением легких. Она помнит заплаканное лицо матери и вспухшее от бессонницы лицо отца, склонившегося над ее кроватью. Потом пришло тяжелое выздоровление и еще долго, болея пневмонией легких, она постоянно ощущала тепло и ласку родителей. Отец, заботясь о будущем дочери, решил строить дом. Дочь противилась этому, но отец упрямо настоял на своем и затратив немало сил и энергии отстроил красивый просторный и светлый дом. Они прожили в новом доме счастливо три года, потом случилось несчастье. Отца ужалила на охоте змея, он умер, мать пережить смерть мужа не смогла и вскоре Алеся похоронила и ее. Одиноко и пусто стало в просторном доме. Его стены, казалось, давили своей каменной тяжестью на осиротевшую Алесю. Девушка не могла долго находиться в нем, ее гнало из светлых комнат одиночество. В работе на звероферме она обрела новую семью, в лице сотрудников. Зверьки стали ее заботой, которых она любила, как детей любит мать. И жизнь мало-помалу отвлекла ее от горя утрат. Домой она приходила лишь только на ночь, а весь день и даже в выходные она проводила со своими питомцами. Теперь—же с вселением жильца ей хотелось поскорее прибежать домой, что—то приятное приготовить квартиранту из еды. Но дед Кузьма был странным человеком. Всегда стирал себе сам. Комнату, отведенную ему, убирал самостоятельно и постоянно держал ее на запоре, ключи носил всегда с собой. Алеся, ни под каким-либо предлогом не могла даже краем глаза взглянуть, что же делается там внутри его комнаты. Странным казалось и то, что она ни разу не видела вот уже два месяца своего постояльца. Когда она уходила на работу, он возвращался с ночного дежурства и спал весь день, запершись в своей комнате. Когда она возвращалась домой, он уже был на ферме. Так и шли дни за днями, ничем не нарушая размеренной жизни и одиночества.

Глава седьмая

Зной парил над пшеничным полем. Его прозрачные крылья раскидистой пеленой висели в воздухе, обдавая жаркой лижущей волной всякого, кто осмеливался войти в его владения. Высоко в небе, то, снижаясь, то, замирая на месте серыми живыми комочками жаворонки. Их пение разносится далеко по полям над глубоким оврагом в сторону видневшегося леса и теряется там, вплетаясь в голоса лесных птиц.

Близится полдень. По выгоревшей траве оврага бредет не по сезону одетый дед Кузьма. На нем мешковато сидит ватник. Шапка из заячьего меха топорщится на голове копной слипшейся от пота шерсти. Ноги обуты в кирзовые запыленные сапоги. Нелепый наряд дополняет сумка из грубой парусины, болтающаяся на плече на длинных лямках. Все лицо старика прячется в густой каштановой растительности. Он часто останавливается, переводя дух, ведь годы не те. Песчаные откосы оврага почти лишены растительности, глядели плешинами песка. Старик внимательно осматривает песок. Затем перевел взгляд в раскидистый куст боярышника и, ускоряя шаги, направился туда. Песок в этом месте притоптан. Вглядевшись в следы, старик буркнул под нос:

– Так и есть.

Затем снял сумку, достал из нее саперную лопатку и быстро принялся рыть податливую почву. Вскоре он извлек из ямки упакованную в полиэтиленовый мешок металлическую коробку. Торопливо достал из кармана ватника перочинный нож и вскрыл упаковку. Потом выдвинул позывные. Глаза старика сосредоточенно рассматривают кучку вынутого песка. В глазах отражается блеск палящих лучей солнца и от этого яркого света ресницы почти закрывают, зажмуриваются в маленькие щелки. Он все стучал и стучал, периодически делая паузу между позывными:

– «Я пятый! Я пятый! Прием!»

Наконец в наушниках пропела морзянка:

– «Пятому. Докладывайте!»

Старик энергично передал:

– «Приступил к выполнению задания. Все»

После этого он уложил антенну и наушники в корпус рации и расстегнув ватник подвесил ее на ремнях к животу. Затем тщательно застегнул пуговицы ватника, одел шапку. Затоптав забросанную ямку, медленно побрел обратно по дну оврага в сторону Марьяновки. У конца оврага он взобрался по отлогому склону наверх. И хлебами дошел до дороги, ведущей из Марьяновки в Дубравку, и направился по ней к лесу. В небе пели жаворонки, зной, сжигая оставшиеся зеленые клочки трав, проникал и в лес.

Глава восьмая