Тайна старинного портрета. Повесть

Валик с аппетитом съел борщ и запив кружкой домашнего молока, пошел спальню к маме, там стояла его кровать. Он разделся и лег спать, мать заворочалась в своей постели:

– Ты, почему так поздно?

– Мы учили уроки у Очколяса. Мам почему не поймали тех бандитов, которые

Сожгли отца Лени?

– КГБ не нашло никого. Никто не видел. Ведь тогда была ночь. Ну, спи, спи, а-то

еще на сниться всякое.

Валику не хотелось спать. Он решил, про себя, раскрыть преступление:

– « Ведь тетка Одарка видела. …А, может то вправду, Федось Кузьмович?» – думал, засыпая, мальчик. Мысли мало—помалу приобретали туманный смысл. Мягкая истома разлилась по телу, погружая его в плавучее невесомое состояния, Обволакивая водорослями сна…

Учеба в первом классе шла своим чередом. Валик успел уже получить во второй четверти три пятерки по чтению, правописанию и арифметике. Леня тоже не отставал и даже кое в чем преуспел. Он, например, быстрее всех решал задачки по умножению, сложению и делению. Если учесть то, что Валик и Леня часто учили уроки вместе, то и учеба шла у них одинаково. Время летних каникул подошло незаметно, с первыми цветами и распустившимися почками на деревьях. Каштаны за окном школы уже оделись в зеленые большие листья и зацвели белыми соцветиями, выделяющимися то тут—то там, на зеленых копнах крон. Воздух наполнился жужжанием пчел и тончайшими ароматами цветения. Но эти предвестники каникул лишь дополняли слова, сказанные учительницей Ольгой Васильевной:

– Завтра, дети в школу не приходите. Теперь вы будете отдыхать три месяца и

Только первого сентября придете, уже не в первый, а во второй класс.

Запомнили?! Первого сентября!

Первые каникулы. Каким повзрослевшим чувствует себя Валик. С завистью в глазах смотрят на него дети из старшей группы садика, в который он еще в том году бегал. И вот так же завидовал первоклассникам. А теперь он сам первоклассник, да еще на каникулах. В честь окончания первого класса мама купила Валику велосипед, и теперь он разъезжал на нем по аллеям парка, над прудами. Катался по утоптанным тропинкам, тянувшимся лентами в шелковистой траве. И ему было легко и радостно. И хотелось ездить, и ездить. И казалось, что он не связан с землей, что велосипед – это маленький самолет, несущий его по воздуху, над прудами, над бархатом трав, и над деревьями парка. Тропинка, наконец, привела его к совхозному винному погребу. На площадке, возле огромного навеса, стоят бочки. Там, дядя Федор, высокий бондарь, с длинными закрученными к верху усами, в брезентовом халате и с молотком в руках, стучит по обручам рассохшихся бочек.

– А—а! Это ты Валик? Анну, прокатись, покажи, как наши ездят!

И Валик, воодушевленный зрителем, стал петлять между бочками. Неожиданно он угодил передним колесом в бочонок. От внезапного удара молниеносно рванулся руль из рук и, потеряв равновесие, ездок шлепнулся во всеобщем грохоте пустых бочек и клепок, лавиной хлынувших на неудачного ездока. До слез обидно чувствовать себя опозоренным. Дядя Федор солидно, сдерживая смех, подошел к юному велосипедисту и деловито пробасил:

– Ну, молодец. А я-то думал, что тут и пройти нельзя, А ты вот проехал. – он поднял велосипед, осмотрел. Потом осторожно прислонил к бочонку, – А ты, ездок, иди-ка к крану, вон туда! – он указал пальцем на бочку с водой и видневшимся над ней концом водопроводной трубы, – И хорошенечко умойся.

Валик, умывшись, вытер лицо чистой тряпицей. Потом несмело спросил:

– А скажите, мед уже есть?

– Ну, как тебе сказать, наверное, есть. Ты вон иди скорей до Федося Кузьмовича.

Вон он сегодня ульи проверяет, он найдет. Скажи, что я просил.

Ободренный пожеланием дяди Федора, Валик пустился к деревянному забору пасеки, крикнув на ходу:

– Хорошо, побегу! И если не будет давать, то скажу, что вы сказали, чтоб дал!

– Ну, беги, беги.

Валик, вспомнив про велосипед, вернулся к нему, вскочил и поехал в сторону пасеки. Деревянные жерди ограды хорошо видны впереди. Вскоре он уже перетаскивал через них свой» Орленок». Высокая трава, сочная и нетронутая косой, свалялась в зеленый мягкий ковер, ступать по прохладе которого, блаженство для босых ног в жаркий летний день. Валик тащил велосипед мимо ульев по этой самой траве, сохранившей еще утреннюю росу. Босые ноги его по щиколотки промокли, на них прилипли стебельки травинок и черные точечки семян. Он остановился у навеса приделанного к домику пасечника. Поставил велосипед под деревянную колонку навеса и постучал в дверь. Валик волновался. Он навиделся с пасечником еще с прошлого лета. Более того, теперь Федось

Кузьмович был в глазах мальчика под подозрением. И не теряя ни секунды, приступит к следствию немедленно, как только переступит порог.

– Входи, входи, Валик. Я уже знаю, что это ты.

– « Откуда он знает? Ага, наверное, видел в окно».

Подозрительный человек есть подозрительный, каждое слово его таит особый смысл и требует особого внимания. И Валик решительно толкнул дверь:

– Здравствуйте!

– Здравствуй сынок – пасечник поднял на мальчика лицо в приветливой улыбке. Он стоял за столом—верстаком, держа в руках рубанок и водил им по установленной ребром доске. От этого, инструмент, шурша, бросался душистой скрученной стружкой. Кудряшки ее падали на дощатый пол, укрывая хромовые сапоги, в которые был обут пасечник. Федось Кузьмович, остругав доску, поднял ее, осмотрел внимательно, затем поставил в угол, где уже были точно такие же. И, взяв веник, смахнул с верстака остатки стружки, и не спеша стал подметать пол. Мальчишка молча наблюдал. Наконец терпению его пришел конец, переступая с ноги на ногу несмело, произнес:

– А у вас мед есть?

– Нет еще, пчелки еще не наносили.

– А—а. А-то я подумал, что есть.

Пасечник же, хитро улыбаясь, достал из центрифуги рамку с темными сотами с заполненными до краев и блестевшими на солнце.

– От тут есть немножко, от Зайца отобрал.

У мальчишки заблестели глаза. Он глотнул слюну. Ему хотелось скорее попробовать меда из вкусных сот. Пасечник неторопливо отрезал кусок сочных сот, поставил большую тяжелую кружку с прохладной водой, и мальчик с аппетитом принялся, есть, запивая мед родниковой водой.

– Федось Кузьмович, скажите, почему вы работаете в церкви?

– Сынок, я уже стар, и мне нужно чем-то заниматься.

– А моя бабушка говорит, что вы святой человек.

– Да, а?! Ну, для бабушки, я может и святой, а для тебя самый обыкновенный. Ну, да,

Впрочем, когда ты немного подрастешь, я тебе скажу, почему служу в церкви. А пока

расти сынок. – и он отрезал еще один кусок сочных сот…

Щедроты Федося Кузьмовича покорили Валика. Теперь часами он просиживал на пасеке. И нередко пасечник надевал на него защитную сеть, давал в руки» дмухало», дымившее едким дымом, и они шли осматривать пчелиные семьи. Пчелы жужжали вокруг, садились на белый халат пасечника и старенький пиджачок Валика, но не кусались. Мальчик не боялся пчел. Он изучил их повадки, и умело помогал пасечнику доставать из ульев облепленные пчелами рамки, отгоняя» дмухалом» любопытных. Федось Кузьмович по натуре своей, мягкий, добродушный человек, к тому же, весьма образованный. Он много рассказывал о разных дальних странах и путешествиях. О неоткрытых еще и таинственных островах. О пиратах и, что удивительнее всего, ни слова не говорил о Боге. Валик с восхищением думал: