Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию #4

На одной ножке, совсем по-ребячьи из листвы выпрыгала Маша, пунцовая от гнева. Она уже успела переодеться в своё бесформенное платье, сменить шапочку на припасённую панаму, однако была в одном кроссовке, демонстрируя окружающим на месте второго беленький носок, разрисованный разноцветными потешными бегемотиками.

Увидев домовую, боярин смущённо протянул ей недостающую обувь.

– На. И не бросайся больше. И не дерись. Больно же… Откель мне знать, что ты там в одних шнурках своих с кружавчиками крутишься, ещё и нагнувшись непотребно…

Такая простодушная прямота окончательно доконала девушку. Побагровев до самой шеи, она буквально вырвала кроссовок из сильной руки Фрола Карповича, бросила сумку на землю и принялась, смешно балансируя и стараясь не запачкать носок о землю, обуваться, постепенно зверея:

– Вы бы меньше лазили, где не просят, и не смотрели, куда не следует! Шнурки… понимали бы вы в красивом женском белье, дед старый! Борода вся седая, а туда же, девок по кустам разглядывать… Песок ведь уже сыплется! – позабыв про должность и возможности Серёгиного начальника, распалялась девушка. – Ещё раз попробуете – все гляделки повыцарапываю и плевать я хотела на все старые порядки! У-у-ух! Да если бы я не была такой маленькой – не пощёчиной бы отделались! А коленкой! Прямо туда! Понятно?!

– Не ори, – строго заметил невольный виновник скандала. – Люди смотрят.

– Да мне!.. – кицунэ уже почти «несло». – Да я!..

– Извини. Не со зла я. Без умысла, – сменил тактику боярин, присев на корточки и аккуратно взяв за руки разъярённую домовую. Её ладошки почти утонули в крепких, широких мужских лапах, отчего друзьям стало немного не по себе – не сломал бы… – Ну не сказали мне эти баламошки про тебя…

Оба инспектора по здравому рассуждению предпочли не вмешиваться в происходящее, однако непонятный термин Сергея зацепил.

– Кто? – думая, что говорит тихо, переспросил он у друга.

– Дебилы, дураки, – шёпотом просветил напарника Швец. – На старорусском ботает.

– А-а-а, понятно… Я так и подумал.

Шеф искоса глянул на подчинённых. Те быстро сообразили, в чём дело, и заткнулись.

– Излагай, девица, что за комнатку ты нашла?

Хлюпнув носом и немного упокоившись, умная Маша не стала обострять ситуацию, посопев, приняла извинения и удивительно профессионально, без лишней болтовни рассказала про увиденное под землёй. После продемонстрировала запись.

Шеф не перебивал. Слушал внимательно, хмуря кустистые брови. По окончании спросил:

– Сверху показать можешь?

– Конечно. Нам туда, – пальчик кицунэ указал в сторону детского сада.

– Ну пошли, посмотрим.

Пока он с кряхтением вставал, упёршись ладонями в колени, пока распрямлялся, держась рукой за поясницу, домовая мелким, семенящим, но довольно быстрым шагом отошла уже метров на пятнадцать в полной уверенности, что сотрудники Департамента Управления Душами идут за ней следом.

Подобрав сумку с земли, Сергей направился было догонять домохранительницу, как вдруг услышал тихое:

– Хороша, хвостатая… И спуску за честь девичью не даёт… Цени, Иванов, Машку! Цени.

Резко обернувшись, инспектор встретился взглядом с грозным боссом и тот, чуть ли не впервые за всё время их знакомства, неожиданно расплылся в задорной улыбке и по-хулигански ему подмигнул, цыкнув зубом:

– Ох, хороша!..

***

Остановилась домовая почти у забора детского садика, на бывшем дворовом министадионе с разломанным баскетбольным кольцом и несколькими искривлёнными стойками, оставшимися от ограждения. Вместо футбольных ворот – ямки. Некие вандалы, продемонстрировав чудеса прикладного идиотизма, вырвали их из бетонной заливки и утащили в неизвестном направлении.

Игровое поле поросло всякой дрянью, быстро превратившись в стихийную стоянку для окрестных автолюбителей. На нём и сейчас вкривь и вкось, без всякого подобия порядка, расположилось около десятка машин.

Осмотревшись, кицунэ уверенно обозначила:

– Здесь!

– Ты уверена? – для порядка переспросил Фрол Карпович, гулко топая своими рабочими ботинками по высохшей за последние, жаркие дни, почве.

Вместо ответа девушка указала себе под ноги, а затем подняла глаза вверх и скосила их немного вправо. Иванов с напарником инстинктивно перевели взгляды в ту же сторону.

Дом, девять этажей, постройки конца семидесятых – начала восьмидесятых. Стоит задом – подъезды расположены с другой стороны, с этой – наглухо заколоченные запасные выходы. Кирпичный, в разномастно застеклённых балконах, кое-где виднеются кондиционерные блоки; частенько, вместо привычных стеклопакетов, деревянные окна и старческие, вылинявшие занавесочки в полстекла. На третьем этаже, на балконе, положив руки на подоконник, курит мужик, с нескрываемой заинтересованностью прислушиваясь к разговору. Аж до половины на улицу высунулся, чтобы ничего не упустить, морда щекастая…

Присмотревшись, Серёга с удивлением узнал в этом человеке того самого пузана-кляузника из опорного пункта. Узнал его и мужчина, едва перевёл взгляд с Маши на подходящих к ней инспекторов и боярина.

Недокуренная сигарета по-хамски полетела вниз, физиономия обиженного полицейским произволом демонстративно изобразила брезгливое презрение, окно балкона с излишним грохотом захлопнулось. Куривший вроде бы исчез, однако Иванов был готов спорить на что угодно – подсматривает. Из комнаты или и не уходил он никуда – на корточки присел…

Заметил постороннего и шеф, прекратив расспросы и обводя взглядом округу. Тоже неторопливо окинул взглядом девятиэтажку, машины, ещё один дом за стоянкой, перед которым из припаркованного грузовичка несколько мужиков не слишком умело извлекали различные пожитки, складывая их перед подъездом под присмотр суетливой женщины, беспрерывно потирающей от волнения руки. Рядом с ней, вяло ковыряясь в носу, скучал пацан лет девяти. Вся фигура мальца, всё его естество отображало вселенскую драму человека, вынужденного взамен интереснейшего времяпрепровождения с друзьями терпеть бестолковую возню скучных взрослых. Переезд переживает, не иначе.

Этим людям не было никакого дела до странной четвёрки, шляющейся по стоянке. У них своих дел полно.

Дойдя до Маши, боярин присел, пощупал пальцами землю, кивнул.

– Ничего, значит… А на сколько саженей под землёй комнатка спрятана?

– Примерно на две или две с четвертью.

– Н-да… На погреб с подполом не похоже. Умышленно укрывали…

Походив немного вокруг кицунэ, шеф распорядился:

– Домой поезжайте. Ждите. Приду. И сумку дайте.

Иванов молча протянул требуемое.

Не прощаясь, Фрол Карпович отправился обратно к разваленному гаражу и кустам, а Швец трагически, на грани истерики, заметил:

– Что же он про пиво-то не вспомнил? Лучше бы наорал на меня сейчас и забыл. Нет, специально паузу тянет, ждёт чего-то… Не к добру…

***

Шеф объявился лишь под вечер, когда все эмоции от найденного помещения с костями успели померкнуть, уступив место обычной бытовой проблеме – ремонту прохудившегося крана в ванной, а затем затянувшемуся в ожидании новостей чаепитию. Даже кицунэ перестала сердиться на неприличное, по её меркам, происшествие с переодеванием и теперь со смехом вспоминала комедийность сложившейся ситуации и устроенный у кустов скандал.

И всё же, внутренне переживая, все ждали новостей с тревогой, старательно пряча обеспокоенность за пустой болтовнёй с плоскими остротами по любому поводу.

Дверной звонок, своими мелодичными переливами зазвеневший перед самым началом сумерек, Сергей, Антон и Маша восприняли с некоторым облегчением. Наконец-то!

Практичная кицунэ открыла шкаф, в котором обыкновенно хранила выпечку, осмотрела запасы и, оставшись довольной – есть чем угостить, авторитетно заявила, продемонстрировав особе умение домовых узнавать первыми о гостях: «Он. Главный ваш. Деловитый весь из себя».