– Да? – удивился хозяин ада. – А зачем тогда?
– Это трудно объяснить, – замялся черт. – Давайте я вам сам покажу. А ребята и без меня зоопарк организуют.
– Ну, давай, – согласился Кочегар. – Веди.
Перемещаться по аду, если ты черт или его хозяин, дело не сложное. Для вышеназванных категорий существуют выделенные полосы, машины со спецсигналами и даже вертолеты. Это если им неохота просто телепортироваться. И хоть, очевидно, телепортация является самым удобным видом транспортировки, врачи не рекомендуют его использовать в течение двух часов после обеда и в плохом настроении. А настроение у всех было неважным, учитывая замерзший ад и прочие неурядицы.
Очень быстро добравшись до одного из домов, где гостил первый нетипичный турист, Брут и Кочегар приникли к окну.
– Что он делает? – спросил Кочегар у черта.
– Пишет, – ответил Брут.
– Почему пишет, рисует же?
– Если красками, то пишет. А карандашом – рисует.
– А какая разница?
– Тут все дело в этимологии слова «пишет». Слово «рисует» вообще не наше.
Кочегар изумленно посмотрел на черта.
– В каком это смысле «наше»? Адское, что ли?
– Чертово, – кивнул Брут. – Раньше всех моих братьев только так и называли – «не-наш». Соответственно, чертовщинка в этом слове присутствует.
– Совсем ты меня заморочил, – тряхнул головой Кочегар. – Давай ближе к нашему, тьфу ты, то есть этому туристу. Тебя ничего в нем не смущает?
– Ничего, – неуверенно ответил Брут.
– А то, что он голый стоит, это, по-твоему, нормально?
Черт пригляделся и пожал плечами.
– Ну, мало ли. Я тоже не в рубашке, что ж теперь удивляться. Может, ему так удобно. Да и мало ли, чем он там рисует. Время сейчас такое.
– Тьфу на тебя. Придумаешь тоже, – передернулся от отвращения Кочегар. – В любом случае не важно, в одежде он или без, рисует он или пишет, надо его поймать и выкинуть отсюда. Пошли.
Хозяин ада вместе со своим подручным решили не церемониться и просто ворвались в дом, с грохотом высадив дверь.
– Попался! – крикнул черт.
Надо сказать, что внезапное появление Кочегара с Брутом не вызвало почти никакого смятения. Пришлый художник лишь раздраженно повернулся в сторону громкого звука. Грешник же, которого в окно и видно-то не было, и вовсе продолжал безмятежно смотреть телевизор, посасывая из жестяной банки пиво.
– А в чем, собственно, дело? – нагло спросил незваный турист.
– Что значит «в чем дело»? – опешил хозяин ада. – Вы кто такой? И что вы делаете? Это ад, если вы не заметили.
– Очень даже заметил, – невозмутимо ответил турист. – Хотя сразу так и не скажешь. Меня зовут Эдвард. И я, как вы, наверно, уже заметили, художник.
– Заметили! – выкрикнул Кочегар. – И что значит «сразу и не скажешь»? Это ад! Это точно он! А я, между прочим, хозяин этого места.
– Ну, странно, – жеманно согнув руку в локте, ответил Эдвард. – Я представлял себе все это как-то иначе: котлы, огненная лава. А у вас здесь холод собачий и даже черти какие-то обычные. Что это за ад такой?
– Такой ад, – обиделся за хозяина черт, – здесь грешники живут, как обычно, даже хорошо, только соседствуют друг с другом. Такое вот наказание, что совсем не расслабишься.
– Не знаю, – пожал плечами художник. – Странные какие-то у вас методы. Вот у Данте, там да, круги, пытки. А тут никакой натуры.
– Понималось бы тебе, какие методы использовать! – не выдержал хозяин ада. – Какого ты тут вообще делаешь? Приперся – не звали, трясешь тут своей кисточкой. Грешников пугаешь.
– Да не, – отозвался вдруг грешник, чуть повернув голову. – Этот чел меня совсем не напрягает. Рисует да рисует. Я вообще сначала думал, что это ваш эксгибиционист. Думал, вы мне так на нервах решили поиграть.
– Ты сиди, – рыкнул на него Брут, – пей молча свое горячее пиво.
– Ничего не горяч… Да ё… Ну и гады же вы, – грешник бросил банку на пол и обиженно вышел из дома.
– Я последний раз спрашиваю, – снова обратился Кочегар к художнику, – что вы здесь делаете?
– Что же здесь непонятного? – удивился Эдвард. – Я пишу картину.
– Я же говорил, – вставил Брут.
– Да тише ты, – одернул помощника Кочегар. – Ну-ну, продолжайте.
– Я пишу картину, свой автопортрет.
– В аду?
– Да, – согласился художник, – в аду. Так и назову потом – «Автопортрет в аду». Есть в этом что-то символическое.
– Почему голым? Хотя, знаете, что, мне все равно. Я, как главный в этом мире, настаиваю, чтобы вы немедленно покинули ад, – потребовал Кочегар.
– А вы знаете, – нашелся Эдвард, – глядя на вас, мне пришла в голову новая идея. Я назову ее «Ужас». Хотя нет, это слишком вычурно. «Крик»! Точно, я назову ее «Крик». Как вам?
– Мне плевать! – рявкнул Кочегар так, что затряслись стены. – Если вы немедленно не покинете ад, я буду вынужден принять меры. И поверьте, вам совсем не хочется узнать, на что способен хозяин ада в гневе.
– Да пожалуйста, – притворно обижаясь, ответил художник. – Не очень-то и хотелось. Тем более что и натуры у вас тут никакой нету. Я думал, что буду рисовать отражение языков пламени на своем теле, что будет страшная гнетущая атмосфера…
– Быстрее! – поторопил Кочегар. – А то я вам устрою атмосферу. Такую устрою, на десять картин хватит.
– Хам, – выкрикнул напоследок Эдвард и с шумным хлопком исчез.
– Ох уж мне эти художники, – проворчал хозяин ада. – Если другой турист такой же надоедливый, я с ним даже разговаривать не буду. Сразу отправлю его в клетку до выяснения. Пусть с другими зверями ютится.
– Боюсь, мастер, – начал черт, – с другим посложнее будет.
– Что, тоже творческий? – нахмурившись, спросил Кочегар.