Сокровища чистого разума

И почти сразу же молодая женщина разглядела среди трепещущих травяных волн чёрные рога антилоп. С высоты полёта – а цеппель шёл примерно в четверти лиги над поверхностью – каждое отдельное животное было бы не различимо, но стадо двигалось плотным потоком, вот и попало на глаза. И не было сомнений в том, что антилопами животный мир не ограничивается.

– Местные называют эту область Сочностью.

– Местные? – удивилась Агафрена. – Здесь живут люди?

В её представлении большую глушь невозможно было представить.

– Живут, и их довольно много, – подтвердил Мритский.

– Твои? – помолчав, осведомилась женщина.

– Мнят себя свободными, – хмыкнул Вениамин.

Неприятно хмыкнул. Не со злобой, а презрительно, словно обещая «мнящим» крупные неприятности.

Агафрене не нравилось, когда муж начинал вести себя подобным образом, и она поспешила в каюту, отделавшись заурядным объяснением насчёт заболевшей головы. К тому же её действительно слегка укачивало в цеппелях, и потому следующие два часа супруга губернатора провела на диване: горничная читала ей вслух и периодически делала уксусные компрессы. За это время поймавший попутный ветер «Повелитель» преодолел почти сотню лиг, а Сочность сдалась на милость Камнегрядке.

Сначала трава стала ниже, потом желтее, а ещё через десяток лиг островки жухлой растительности превратились в редких гостей на голой и твёрдой, словно вытоптанной миллионами марширующих солдат, неплодородной земле, которую в массовом порядке вздыбливали крупные камни, валуны и даже небольшие скалы, – началась знаменитая и безжизненная Камнегрядка, занимающая весь северо-восток главного менсалийского континента.

– Первые сотню лиг ещё попадаются оазисы, но они быстро заканчиваются, – объяснил Вениамин поднявшейся на капитанский мостик супруге. – На основной части Камнегрядки ничего не растёт и никто не живёт.

Угрюмый пейзаж, на который ложилась тёмная тень цеппеля, подтверждал слова Вениамина и, казалось, был воплощением Мертвенной Безнадёжности.

– Зачем же она нужна? – не удержалась Агафрена. – Камнегрядка безжизненна, как смерть.

Кошмарное пространство пугало мрачной бледностью образа, ощущением заброшенного кладбища и отсутствием души. Казалось, словно сама Пустота взяла эту часть континента в аренду, и женщина против воли вздрогнула.

Ей словно привиделся Знак.

– Так было задумано, – спокойно отозвался Мритский. – Даже в этой проклятой земле есть частичка замысла Создателя и капелька благочестия святого Игвара.

– Не сомневаюсь, – негромко произнесла женщина.

– Куда уж тебе, – так же тихо, чтобы язвительное замечание осталось неслышным капитану «Повелителя», бросил Вениамин.

Агафрена привычно подавила короткий вздох. Подобно высокородным адигенам, губернатор Мритский являлся убеждённым олгеменом, требующим от буйных подданных если не почитания, то хотя бы почтения к древней религии, и именно в его столице, а не в сферопорте, как обычно, располагалась резиденция архиепископа Менсалийского и кафедральный собор планеты.

Вениамин верил искренне, и это было здорово.

И это было страшно, учитывая, что он творил.

– Форт Карузо находится в самом большом из оазисов Камнегрядки, – продолжил тем временем губернатор. – Несколько лет назад геологи предположили, что в этой глуши есть залежи валериция и убедили меня начать экспансию. Я построил форт, наполнил его припасами – он должен был стать форпостом моего продвижения в Камнегрядку, – снарядил две экспедиции, но валериция не нашёл.

– Ты был зол тогда, – обронила Агафрена, припомнив жуткие истерики, что случались с разочарованным Вениамином в течение целого месяца.

– Было жаль средств и противно за несбывшиеся надежды, – легко ответил Мритский. И протянул жене бинокль: – Видишь палку над воротами?

– Вижу.

Доминатор приблизился к крепости настолько, что с помощью хорошей оптики можно было разглядеть даже столь мелкий объект.

– А череп на ней?

– Да.

Она не вздрогнула, несмотря на то что зрелище вызывало у неё искреннее отвращение. Вениамин не был «добреньким» губернатором, поскольку добренькие среди менсалийских князей не попадались, но никогда не позволял себе столь варварских жестов.

– Это всё, что осталось от Фернандо Карузо, геолога, который убедил меня вложить кучу денег в освоение никому не нужной Камнегрядки. Как видишь, ему повезло: не всякий бестолковый рудознатец удостаивается чести стать географическим названием.

Череп таращился в безоблачное небо так, словно намеревался сбить тяжёлый крейсер взглядом пустых глазниц. Он не пугал, подобно Камнегрядке, но от него делалось тоскливо.

– Однако теперь форт пригодился, – заметила Агафрена. – Ты построил его не зря.

– Тогда я об этом не знал.

– Но перебил всех геологов.

– Они меня обманули, – очень спокойно произнес Вениамин. – А все, кто меня обманывают, – умирают.

– Они ошиблись, – возразила она.

– Не имеет значения.

Ещё один подавленный вздох, и молодая женщина вернулась к созерцанию открывающегося из окна гондолы вида: окружённое скалами озеро, крепость коричневого камня – как всё в этой безжизненной стране, – и висящий над ними импакто.

– Сначала я надеялся, что нас будет хранить только тайна, всё-таки медвежий угол… Но потом решил подстраховаться и пригнал сюда крейсер.

– Всего один?

Агафрена была менсалийкой и прекрасно понимала, что враги Мритского, соберись они проверить, что затевает губернатор на дальней окраине своих владений, отправят в Карузо не менее трёх крейсеров, и потому слегка удивилась, что осторожный супруг решился выехать из столицы в столь слабо защищённую крепость.

– Не забывай, что, когда я строил Карузо, предполагал, что ему придётся защищать путь к месторождению валериция, и уделил его подготовке особое внимание, – ответил Вениамин. – Даже сейчас, с третью гарнизона, форт способен выдержать полноценную осаду.

– Теперь я тебя узнаю.

– Что же касается импакто, то это «Легавый Ке» – самый быстрый крейсер Менсалы. Заметив противника, он не станет драться, а сразу же отправится за помощью.

Добренькие среди менсалийских губернаторов не встречались, а вот умненьких и хитреньких хватало.

Отправляясь в путешествие, Агафрена готовила себя к тому, что увидит нечто необычное. Не форт, разумеется, крепостей она насмотрелась. Синьора Мритская готовилась увидеть грандиозную лабораторию, развёрнутую инженером в чистом поле, и не осталась разочарованной.

Но сначала – озеро. Полсотни лиг по Камнегрядке приучили к скудному пейзажу, к мысли, что пустошь пришла навсегда, а потому огромное по местным меркам озеро выглядело прихотью могущественного чародея, пожелавшего удивить и напоить усталых путников. Плинг был единственным озером Камнегрядки, остальные оазисы возникали вокруг источников, и неудивительно, что именно на его берегах Вениамин Мритский устроил свой форпост.

Крепость Карузо, естественно, опиралась на скалы и потому представляла собой не стандартный для Менсалы шестиугольник, а неправильной формы укрепление с тремя башнями, удачно расположенными артиллерийскими и пулемётными огневыми точками и тремя воротами, главные из которых – Западные – выходили к озеру, а Северные и Южные играли вспомогательную роль. Стены оказались невысокими, однако в современной войне большее значение имела их толщина, а с этим показателем в Карузо всё было в порядке: артиллерии противника придётся очень постараться, чтобы прогрызть в них дыру.

Однако сам форт, несмотря на необычность формы и местонахождения, не приковал внимание путешественников с «Повелителя» – они во все глаза смотрели на «хозяйство» Холя, что раскинулось к северу от форта, там, где скалы вновь становились камнями, которые можно было сдвинуть с помощью строительных паротягов, и их сдвигали, наваливая по периметру участков грубые пирамиды из сваленных в кучу валунов. Первым, ближе всего к крепости, шёл палаточный лагерь, за ним протянулась складская зона, состоящая из больших палаток и навесов, под которыми прятались ящики, мешки и бочки. Склады заканчивались двумя огромными цистернами, сразу за которыми начинались мастерские, где собиралось и монтировалось на цеппели оборудование. И именно эта часть привлекала главное внимание путешественников, поскольку монтировались разработанные Холем устройства на рундеры – уникальные цеппели тороидальной формы, диаметром в триста метров каждый, которые были притянуты и крепко пришвартованы к земле.

С высоты «Повелителя» повседневная жизнь лагеря представлялась ненастоящей: человечки виделись малюсенькими букашками, домики и палатки – вырезанными из папье-маше игрушками, краны и паротяги – деревянными моделями, однако рундеры выглядели внушительно, и их важный вид позволил отнестись к открывшейся картине с должным уважением.