Жизнь на Земле – опасная игра…

– А вот это уже серьёзно. – Наставник помрачнел лицом, и продолжил тихим, но твёрдым голосом. – Угрызения совести – единственная возможность для большинства людей стать лучше. И, значит, – единственный шанс когда-нибудь вернуться Домой. Знаешь, что написано в коридорах знаменитой Бутырской тюрьмы? «Страшен не грех, но бесстыдство после греха». Ну а где, как не там, знают об этом больше других?

Часть третья

Прости меня, Господи!

Об одном кающемся больше радости

в небе, чем о десяти праведных.

Фёдор Достоевский

Глава 1. Вещий сон

1

Прошло двадцать лет. Двадцать бесконечных и одновременно молниеносных земных лет. Алексей Николаевич (а теперь обычно его называли так) успел за это время не только побыть журналистом, но и позаниматься бизнесом, поработать строителем, чиновником, егерем. Последнее занятие он выбрал в надежде закончить в тайге, вдали от людской суеты, начатый давным-давно роман. Но из затеи ничего не вышло: тайга не только не располагала к творчеству, но и, наоборот, жёстко пресекала любое намерение им заняться. Грубая повседневная жизнь, примитивные заботы, связанные с банальным выживанием в одиночку… Даже книги любимых классиков казались здесь чем-то чужим и инородным, занесенным случайно из другой, более светлой, жизни.

По вечерам Алексей Николаевич слушал старенький транзистор, иногда подпевал знакомым исполнителям. Днём бродил по участку, поправлял прясла вокруг стогов сена для лосей и косуль, снимал браконьерские капканы и петли, разглядывал следы автомобилей на дорогах.

Два года в тайге сделали своё дело. Необщительный по природе Алексей Николаевич и вовсе отвык от людей. В его небольшом зимовье они появлялись нечасто. Сам он тоже выезжал в город только по мере надобности. Отчитывался перед начальством, получал деньги и тут же возвращался домой.

Роман не шёл, и это больше всего беспокоило Алексея Николаевича. В глубине души он чувствовал, что если не начнёт писать, то деградирует, и причём – очень быстро.

– Надо возвращаться к людям, – сказал он вслух. – Одному – смерть.

2

В ту ночь где-то далеко выла волчица. «Что тебе не спится, зараза», – подумал Алексей Николаевич и попытался вспомнить хорошее. Перед глазами поплыли картины из прошлого…

Дело было в мае. В те первые тёплые ночи, когда весь город светится не только от уличных фонарей, но и от белых, благоухающих яблонями и черёмухами, аллей. Алёша возвращался домой. Неожиданно навстречу ему из-за облака черёмухи выплыла тень. Нет, скорее это было что-то светящееся мягким фосфорическим светом, так бывает, когда серой ночью вынырнет откуда-то холодная, матовая луна. Он остановился. Послышались лёгкие шаги, и… мимо прошла худенькая девушка. Прошла тихо, осторожно, даже не взглянув на молодого человека (а ведь уже была ночь!). Алексей невольно обернулся: незнакомка удивлённо смотрела на него и, кажется, не собиралась уходить. Наверное с минуту они молча изучали друг друга, наконец девушка выдавила из себя какой-то нечленораздельный звук, встрепенулась, глаза её вспыхнули не то радостью, не то ужасом, она вскрикнула и бросилась прочь.

Алёша постоял ещё немного, послушал стихающий стук каблучков, затем резко повернулся, но потерял равновесие и упал. Вытирая разбитый нос, он подумал, что не удержаться, в его-то годы, на ровном месте, а, падая, даже не выставить рук, довольно странно. Но мысль эта лишь хрупкой звёздочкой мелькнула в голове и тут же исчезла. Он бросил под куст тяжёлый носовой платок и быстро зашагал в сторону дома.

3

Летели дни, девушка не шла у него из головы. Алексей каждую ночь, как ненормальный, бродил по злополучной аллее, но незнакомку так и не встретил. Он уже, было, совсем отчаялся увидеть её когда-нибудь, но как-то днём болтаясь по городу, забрёл на то самое место, где ему было видение. Очнувшись перед огромным кустом черёмухи, Алёша неожиданно расхохотался, сорвал несколько пыльных листьев и чуть не вскрикнул: навстречу ему, в белом сарафане и лёгкой соломенной шляпке, медленно плыла незнакомка. Сомнений не оставалось: это была Она!

Девушка приближалась. Он стоял, как парковая статуя – такой же неподвижный и, наверное, такой же белый. Поравнявшись, незнакомка быстро взглянула на него, кажется немного смутилась и, как почудилось Алексею, ускорила шаг. Опомнившись, он хотел бежать за нею, но увидал, что к девушке подошёл мужчина, она взяла его под руку, и они, не спеша, смеясь и переговариваясь, свернули на другую аллею. Когда Алёша, сдерживая дрожь в ногах и спине, прилагая усилия, чтобы не броситься вслед, подошёл к повороту, весёлая парочка уже села в трамвай. Всё кончено!

Но Алексей не собирался успокаиваться. Теперь он торчал на проклятой аллее и днём, и ночью! А чтобы хоть как-то оправдать бессмысленное шатание, стал брать с собою карандаш и тетрадь. Вымучивал строчку за строчкой, но возвратившись домой и прочитав написанное, бросал всё в корзину, даже не разорвав. Кажется, он терял свой дар! Так прошёл месяц.

4

– Да, сегодня ровно месяц с той злополучной встречи, – пробормотал Алёша, едва проснувшись, и именно сегодня я никуда не пойду!

Встав, он, как в старые времена, сел за письменный стол и… начал писать. Первая строчка выплеснулась на бумагу сама собою, за ней сразу же появилась другая, третья… Словно тяжёлая золотая цепочка из кулачка ребёнка, лились из его головы слова, образуя на чистых листах замысловатые узоры. Алексей сам не понимал того, о чём пишет. Просто стенографировал падающие с неба (с неба?) фразы, даже не задумываясь о их значении. Через три часа был готов первый, за последние полгода, рассказ. Нет, завтра, перечитав его, он наверняка останется многим недоволен. Может быть, забросит этот рассказ в дальний угол, несколько дней или недель не будет обращать на него внимания, а потом станет читать уже как чужой, строго и беспристрастно, и – править, править…

Шли дни, недели, Алёша писал. Писал почти каждый день. И, надо признаться, так легко и приятно ему ещё не работалось. После стольких месяцев молчания, бесконечных сомнений, разочарований он неожиданно ощутил такую силу, что готов был разложить всё мироздание по полочкам и к каждой прикрепить табличку с названием. Закончив несколько рассказов, Алексей принялся за повесть, а в голове уже зрел роман. Да, именно роман – мечта большинства и слава немногих писателей, роман, о котором ещё недавно он не смел даже мечтать. Алёша чувствовал, что всё, что было написано им за десять лет ничтожно и серо пред его новым замыслом. Что пройдёт ещё немного времени, и он создаст вещь доселе неслыханную. В ней не будет авантюрного сюжета, большой любви или бесконечного множества героев, но будет смысл: огромный и великий… Как жизнь, как мир, как Бог! Да, как Бог… И сотворит его он!

5

Утром Алёша проснулся больной. Он не понимал, что именно его беспокоит, но чувствовал – недуг настолько серьёзный, что стоит сделать одно неосторожное движение, жизнь оборвется, как тончайшая нить у золотошвеи: только блеснёт и тенькнет. Лежал он долго, лежал не меняя позы. Руки и ноги, казалось, ему уже не принадлежали, единственное, чем он мог ещё управлять, были мысли. Но и они постоянно спорили со своим хозяином, уводили его в сторону от чего-то главного… «Ах да, роман!..». Несмотря на слабость, Алексей сел на кровати, нашёл глазами тапочки, сунул ноги. Дальше было проще: ванная рядом, воду, слава богу, не отключили.

Душ и кофе вернули к жизни. К жизни? Нет, это не было похоже на жизнь. Он раскрыл тетрадь, взял карандаш. Повесть. Глава седьмая, последняя… Да, надо писать. Странно, но голова была совершенно пуста: даже те непокорные мысли-бузетёры, которые всегда преследовали его по утрам, вели себя теперь удивительно тихо и вяло. Лист слепил глаза, карандаш вздрагивал в пальцах, как рюмка в руках алкоголика. Прошёл час. Алексей тупо смотрел перед собою и, кажется, немного покачивался. Что это? Сумасшествие? Так люди сходят с ума? Именно так? Пошло… Нет, действительно пошло и неприятно: как будто качаешься на качелях, тебе давно уже дурно, а ты всё качаешься и качаешься… Нет, нужно слезать. Но как, как?.. Спрыгнуть! Да, набраться сил, смелости и – спрыгнуть! Он напряг мышцы, собрал в комок все, расплывающиеся и дрожащие, как холодец, ошмётки мыслей, сдавил руками голову, да так, что, казалось, ещё немного и глаза его выстрелят, как вишнёвые косточки из пальцев расшалившегося мальчишки… И – спрыгнул!

6

Очнулся он на полу. Голова гудела. Опять перебрал!.. Да, что там на прощанье говорил Андрей? Кажется, цитировал Пушкина: «Служенье муз не терпит суеты…» Какая суета, если не пишется полгода. Полгода!.. Понимаешь это? Потому и напился вчера. И позавчера… И запозавчера!.. Нет, брат, это не выход, это какая-то одна большая, бесконечная суета. Суета сует… А девушка! Было?.. Алексей подошёл к столу: в белый, гладкий лист бумаги бил поток света из раскалённой лампы. Неужели работал?.. Чуть сбоку лежал другой лист, перевернутый глянцевой поверхностью вниз (он всегда переворачивал исписанные страницы). Алексей взял его, трясущимися руками поднёс к глазам, и замер: в самом верху, там, где должен помещаться заголовок, крупными прописными буквами было выведено: «Прости меня, Господи!».

– Что?! Почему Господи? Где я? – Алексей Николаевич больно ударился головой обо что-то железное и застонал. – Блин, ружьё…

Он сумасшедшими глазами обвел залитую луной избушку. Медленно сполз с кровати на прохладный пол…

Где-то далеко выла волчица.

7

– Ну почему так? Почему! Ведь кто-то явно надо мной издевается! – Алексей Николаевич посмотрел на себя в зеркало и вздрогнул. Незнакомое лицо, полусумасшедший взгляд…

– Издевается, – сварливо пробормотал Учитель. – Да тебя к свету тянут! Был бы сейчас какой-нибудь букашкой… – Он грустно задумался. – Как же так? Ведь это – хороший ученик и очень добрый юноша. Что происходит на Земле с нашими ссыльными? Почему они так низко падают мыслью и духом? – Наставник взволнованно прошёлся по светлой комнате, раздвинул руками прозрачную стену, вышел в сад…

Алексей Николаевич сидел на полу и выл. Как старый облезлый волк. Как бессильный обделённый ребёнок. Умом он понимал всю нелепость прежних поступков. Их низость, жестокость, трусость. Единственное, чего он не мог понять: как такое могло случиться с ним – честным, добрым, симпатичным и, в общем, не пьющим человеком.

– Я же был в уме и памяти. Как я мог? Что на меня нашло?

Ничтожные оправдания типа: меня обидели, мне приказали, так сложились обстоятельства – выглядели сейчас наивно и неубедительно. Он вспомнил, как в ярости (из-за того, что подруга не пришла к нему на день рождения) перебил всю праздничную посуду матери. А она лишь тихо стояла в стороне, и когда всё закончилось, взяла веник и молча собрала осколки. За всю жизнь мама ни разу не попрекнула его этим. Кажется, о случившемся не знал даже отец…

8

С отцом Алексей тоже, порой, вёл себя как свинья. Как-то раз, после стакана коньяка в одной из забегаловок, он вдруг обвинил того в бессмысленности и ничтожности существования. «Чем ты отличаешься от того пса?!» – говорил он заплетающимся языком (мимо как раз пробегал хромой, облезлый кобель). Отец опустил глаза, и всю дорогу до дома молча слушал разбушевавшегося сынка…

– Прости меня, мама. Отец…

– Ну вот, вспомнили и про папу… – Наставник криво усмехнулся, но сообразил, что он не на одной из исправительных планет, и смущённо пробормотал. – Не могу удержаться… Как бы и мне не пришлось посетить Землю.

– Я виноват, – произнёс тихо Алексей Николаевич. – Но я не вижу, как смог бы исправить ошибку. Неужели все люди, которые непроизвольно оступились, не могут рассчитывать на прощение здесь, на Земле? На Земле… – Он задумался. Ещё секунду назад он был уверен, что эта планета – лишь временное пристанище. Но секунда прошла… Прошла и уверенность в чуде.

– Бедный, бедный Ютупе… – Учитель уже очистился от агрессии красных карликов и вновь почувствовал себя сыном Алми. – Терпи, мальчик… Терпи!

9

– Почему в молодости человек не боится смерти и даже почти не думает о ней, пожив – вдруг начинает страшиться, а к старости, несмотря на то что размышляет на эту тему всё чаще, снова не боится?

– В молодости он ещё «знает», чувствует, что будет продолжение. – Наставник тяжело вздохнул и пересел поближе к Ютупе. – К тому же – не успел нахвататься грехов, благодаря которым это продолжение окажется не очень комфортным. В зрелости провинностей за плечами уже много, отсюда боязнь умереть и попасть на новый, более тяжкий, круг – ведь грехи не искуплены. К старости, если человек успел очиститься от страшного багажа (страданиями, сменой мировоззрения), стал лучше, то, действительно, опять не боится смерти. Ведь теперь его ожидает лёгкий жизненный круг, или же вообще – рай.

– Учитель… – Ютупе немного смутился, но заглянув в спокойные и доброжелательные глаза наставника, продолжил уже уверенно. – А что, если и я совершу на Земле, по глупости или неосторожности, неблаговидный поступок? Ну, не просто неблаговидный, а…

– Я понял тебя. Вопрос этот сложный, поэтому дать однозначный ответ, и уж тем более – универсальные рекомендации, я не могу. «Страшен не грех, но бесстыдство…» – помнишь? Поэтому, чтобы ни случилось, всегда слушай свою душу. Только она сможет подсказать тебе правильное решение… Совесть – самый надёжный путеводитель по просторам Вселенной.