– Батарея села, а номер я не помню. – В ванной зашумела вода.
Через неделю «посиделки» повторились. На этот раз Алексей сам решил позвонить подружке жены (может, действительно, вырубился телефон).
– Ленка? Да я её со свадьбы не видела…
– Со свадьбы?
Алла поняла, что сболтнула лишнего, поэтому заюлила:
– Она, наверное, к Маринке пошла. Та что-то там обещала ей показать… Нет, номера у меня нет.
Через полгода они расстались. Так же просто и непринужденно, как и когда-то сошлись. Единственным отличием, которое Алексей отметил про себя, было ощущение лёгкости. «Странно, – подумал он. – Может я бездушное животное? Ведь развод – это драма…». Слово «драма» его рассмешило.
– Чего ты? – подозрительно взглянула на него Лена.
– Не обращай внимания… Нервы. – Он ещё раз хмыкнул. – Поехали в ЗАГС.
5
– Учитель, а что такое измена? Земляне говорят об этом с оглядкой.
– Хорошо, что хоть говорят… – Наставник взглянул на Ютупе, соображая, стоит ли обсуждать эту тему, и решительно продолжил. – Но, к сожалению, не очень-то понимают сути. Кому-то это кажется невинной забавой, пикантным приключением… Кому-то – кратчайшим способом самоутвердиться. Но не всё так просто. Однажды согрешив, человек попадает в водоворот, который затягивает его всё глубже и глубже – тёмные силы требуют свежих жертв. Постепенно провинившийся становится раздражительным, лживым, злым. Он недоволен собой, окружающими – особенно если знает, что те перед ним честны. Но и это ещё не всё. Главные сюрпризы ожидают несчастного в зрелости. Чистым безоблачным днём неожиданно и коварно заявляет о себе растранжиренное здоровье. Внезапно исчезают остатки былой чувствительности. И человек превращается в бревно, не способное никого любить. Не надо объяснять, что и его любить тоже никто не станет. В результате, вместо счастливой и дружной семьи, тёплого, трогательного участия в старости, человек получает оглушительный вакуум. И это не считая новой череды перерождений – долгих и очень, очень плохих.
Глава 7. Мать и отец
1
Поначалу Алексею нравилось в его новой работе всё. Так продолжалось около года. Затем на смену эйфории пришли уверенность в своих силах, глубокий интерес к теме. Дела его шли неплохо: продвижение по службе, финансовая стабильность, уверенность в завтрашнем дне.
– В завтрашнем дне, – повторил Алексей. Он уже не раз замечал, что давно не только говорит, но, зачастую, и мыслит избитыми фразами, штампами. – Набирать обороты… Специфика работы… Люди в Кремле… Е-е-е!.. – прочёл он речитативом и вызывающе рассмеялся.
Недавно Алексей с новой силой ощутил, как от него уходит душа. Он не мог понять что это: надвигающаяся депрессия, усталость или разлад с самим собой. Последнего он боялся больше всего: если это окажется правдой, значит всё, что с ним происходит, – не настоящий путь, о котором он грезил ещё со школы, а что-то ловко под него замаскированное. Тонко и искусно одурачившее Алёшу, соблазнившее крупными купюрами, мнимой масштабностью и значимостью задач.
То, о чём раньше он писал, чуть ли не захлебываясь от восторга, стало вызывать неприятие. С каждым днём оно становилось сильнее, пока, наконец, не переросло в какую-то физическую боль.
«Уволюсь, – решил Алексей. – Вот расплачусь с ипотекой…».
2
Ему позвонили, когда он был в командировке. Открывали очередной нефтепорт – место, через которое «кровь» земли обильно хлынет в ненасытные пасти оффшорных танкеров и разойдётся по всей планете. Затем «добыча» плавучих монстров превратится в ядовитое горючее для таких же ненасытных авто, и уже потом – в килотонны вреднейшей пыли, закрывающей от людей солнце и надежду на светлую, чистую жизнь.
– Алексей?
– Да, слушаю.
– Это соседка. Вашей маме плохо… Приезжайте скорее.
Мама лежала в кровати.
– Сынок!.. – Она попыталась встать, но тут же бессильно опустила голову на подушку.
– Лежи, мама, лежи. – Алексей взял её за руку, присел рядом. – А где отец?
– Пошёл за лекарством, – мама тяжело вздохнула. – А зачем оно мне?
– Ничего, мам, поправишься. Ты у нас сильная…
На похороны собрались человек двадцать. От кладбища до кафе, где заказали поминальный стол, все молчали. И только после второй рюмки начали раздаваться уверенные голоса. Кто-то засмеялся, на него шикнули, и он затих. Через час все разошлись.
Алёша не стал дожидаться отца и вышел на улицу вместе с гостями. Светило солнце, бодро орали воробьи. На скамейке у детской площадки сидели старушки и громко переругивались. Казалось, они не думали умирать вообще…
3
Смерть матери подействовала на Алексея странно. Он как будто прозрел. Ходил человек по земле, смотрел по сторонам, а, оказалось, ничего не видел, не понимал. Не понимал могучих, спокойных деревьев, бело-синего, уплывающего неба, тёплого и до слёз пронзительного солнца. Не знал людей, с которыми жил, работал, дружил. Совершенно не чувствовал и не слышал себя – да никогда и не задумывался об этом.
На следующий день он предупредил руководство, что уходит.
– Как? – Главный даже немного растерялся. – А на что ты будешь жить?
– Жить?.. – переспросил Алексей. И про себя подумал: «Действительно, пора начинать жить».
С коллективом он простился тепло и просто. Коллеги даже не догадывались о тех переменах, которые только начали происходить в душе Алексея. Не совсем осознавал их и он.
4
Об отце Алексей вспоминал нечасто. После смерти жены тот как-то сильно постарел, осунулся. Он не вышел на пенсию день в день, как большинство сослуживцев, и сейчас работа спасала его от многого. От начавшегося, было, запоя. От долгих, бессмысленных дней. От жуткого одиночества, когда рад даже соседу, который в сотый раз пришёл за «стольником с отдачей».
Но сегодня он решил не только позвонить отцу, но и съездить к нему домой, может быть выпить, как когда-то, на кухне бутылочку… Тихую сентиментальность, в общем-то нетипичную для Алексея, разбудило в нём странное стихотворение, на которое он наткнулся в интернете. Алексей ещё раз взглянул на экран монитора. Имя автора ему не говорило ни о чём, но царапнули первые строки:
Знаешь, как трудно жить
Сирому старику –
Тот же карман зашить,
Хуже – сносить тоску.
– Сносить тоску… Прошлый век какой-то… – Алексей на секунду задержался на старомодной фразе, и затем прочёл до конца, уже не останавливаясь:
Жёнка в земле лежит
Семь или восемь лет…
Впрочем, карман зашит,
Можно достать кисет.
Ах, табачок хорош!