Стало так тихо, что Ефрем услышал жужжание мухи, пролетевшей где-то в передних рядах. А потом прозвучал громкий треск и удар – прямо за спиной лектора, в огромном панорамном окне, выходившем на трассу, случилась новая авария. Два флайера – бело-красный и салатово-голубой – столкнулись, потеряли скорость и рухнули куда-то вниз.
– И что нам делать, профессор? – испуганный голос раздался откуда-то с задних рядов.
– Единственный выход – вернуть (щелк) преимущество человеческому мозгу. Дать ему шанс противостоять суперкомпьютеру (щелк)!
– И как нам это сделать? – в третьем ряду поднялся огромный мужчина, которого в прошлой жизни взяли бы в любой бар вышибалой без конкурса.
Лицо лектора стало максимально серьезным.
– Вживить себе чип (щелк), который позволит нам играть на равных хотя бы в своей профессии.
Снова раздался щелчок ручки.
– Я христианин, – поднял руку еще один зритель, и до сих пор лоснившийся от самоуверенности лектор вдруг на миг скривился, словно увидел что-то архаичное. Правда, достаточно быстро взял себя в руки, ведь задавший вопрос продолжил говорить. – И слышал, что эти чипы не очень-то сочетаются с христианскими принципами. Еще в Библии сказано: когда придет Антихрист, наложит печать на чело либо на правую руку. И к тому же, не получат ли из-за этого машины над нами контроль?
– Мне даже странно слышать такие слова в наше время. Это предрассудки, – лектор, словно проповедник, поднял вверх правую руку, которая в тот же миг засветилась под лучами вспыхнувшей вдруг прямо над ним яркой лампы, а в левой снова щелкнуло. – Во-первых, чип лишь обеспечит продвинутые навыки в какой-то конкретной области. Нет речи, чтобы полностью выпасть из жизни и уходить в леса. Сознание же ваше он не захватит. Если вам оторвать ухо, вы же не перестанете видеть? Правильно? Человеческий организм – слишком сложная структура. И вживление в руку или даже мозг чипа не даст над вами полного контроля. Просто потому, что наши нервные каналы – а мозг их центр – устроены таким образом, что со временем учатся обходить поврежденный участок – конечно, пока мозг жив. И если чип будет слишком назойливо вмешиваться в работу организма, нервные импульсы его постепенно купируют и начнут игнорировать (щелк).
Ефрем очень внимательно слушал лектора. Так его родители – участники сопротивления? Те пластины, которые висели у них в районе виска, скрывали чипы?!
– Я тоже хочу, – едва слышно, самому себе сказал мальчик.
Он оглядел себя – вид пестрый и не самый презентабельный. Но это ничего, было бы желание. Его рука решительно легла на ручку двери, сжала ее и уже была готова потянуть на себя.
– Что, Рема, подслушиваем? – раздался над ухом вкрадчивый шепот, будто говорил объевшийся сметаной кот из мультика, и дверь так и не сдвинулась с места.
Глава 4
От неприятного недоразумения, которые нередко вызывает испуг, Рему спасла ошибка шутника, сумевшего незаметно подобраться к нему со спины. Тот панибратски положил ладонь на ему плечо, будто давно дружил с Селиверстовым. Инстинкты, отточенные в виртуальных драках, не дали страху захватить организм и сработали на опережение. Ладонь нахала мгновенно была вывернута до хруста. А потом на отработанном рефлексе собственный кулак Ефрема полетел вперед.
Если бы у Ремы был опыт в реале, то наверняка шутник сейчас бы корчился от боли где-то в районе пластикового плинтуса. Ну, минимум – как говорят борцы – в пАртере. VR-технологии в целом бережно относились к хрупкому человеческому телу и не предполагали настоящей ярости. В общем, удар получился неубедительным. Да и в ответ тут же прилетел неслабый тычок под ребра. Теперь уже сам Рема вынужден был нагнуться, чтобы компенсировать боль. И мгновенно за это поплатился. Стукнулся головой – в опасной близости от виска – обо что-то очень твердое и почему-то гулкое. Искры сыпанули из глаз, изображение поплыло, но, к счастью, на этом драка закончилась.
Адреналин в крови прогорел так же быстро, как и возник, и зрение, наконец, синхронизировалось с реальностью. В метре, потирая живот и лоб одновременно, также полусогнувшись, стоял Колька Антипов по кличке Жердь. Уже пятый год он числился в третьем классе и теперь оказался на одном потоке с Селиверстовым. Прогульщик появлялся в школе нечасто, и потому мальчики виделись лишь время от времени, но все же приятельствовали. Жердь уже на голову перерос одноклассников, почему и получил свою кличку, и на общих уроках физкультуры – единственном предмете, который регулярно посещал, – всегда стоял первым. Хотя особой статью – ну разве что кроме гренадерского роста – не обладал. Плечи еще не начали расширяться на мужских гормонах, а голова выросла непропорционально большой и держалась на чересчур длинной шее.
– Привет, Рема, – сдавленно просипел паренек. – Ты чего такой резкий? Я ж пошутил.
Пальцы у Селиверстова разжались, и рука, готовившаяся нанести второй удар, расслабилась. Тем временем Антипов разогнулся, пару раз глубоко вдохнул, расправляя диафрагму.
– А, погоди, не отвечай. Сам догадаюсь. Этих тоже зомбируют? – Жердь, поморщившись от остатков боли, обошел Ефрема по дуге и прильнул к щели, откуда продолжал резонировать звучный бас. Кивнув в подтверждение своих слов, медленно, на цыпочках, отошел назад. И шепотом сообщил:
– Здесь еще два таких зала. Выдергивают туда зрителей, в основном с трибун «С» и «D», и промывают мозги.
– Мозги? – искренне удивился Рема. – Так все эти люди что, не революционеры?
Жердь вытаращил глаза.
– Какие революционеры? Ты что? Опять в «стекляшке» промышлял? Там, где бородатый мужик в сюртуке сидит на лавочке?
Еще в середине прошлого века все библиотеки оцифровали свои запасы мудрости и свели в единую базу. Получить доступ к знаниям можно было уже не выходя из дома, и муниципалитеты, увидев прекрасную возможность, мигом сократили расходы своих бюджетов. Библиотекарей заменили виртуальные помощники, а здания сдали в аренду коммерсантам. Бумажные книги стали быстро выходить из употребления, оставаясь лишь в коллекциях антикваров и библиофилов.
До последнего продержалась Большая Стеклянная Библиотека – реального ее названия среди школьников уже никто и не помнил. Она располагалась в прежнем центре столицы, рядом со старинной крепостью, в которой теперь было не протолкнуться от туристов. После мощного землетрясения в начале двадцать второго века, когда Евразия вновь раскололась на два материка, и эти части стали по сантиметру в год расходиться, весь центр города был перестроен. И Большая Библиотека тоже не избежала этой участи. Подвалы, заваленные камнями и мусором, смешанными с древними инкунабулами, стали призовой площадкой для диггеров, а верх был надстроен на пять этажей и принял все уцелевшие фонды рухнувшего Пушкинского музея и той части Третьяковки, которую удалось спасти от катаклизмов.
– А кто тогда эти люди на самом деле? – Рема указал пальцем в зал, где лектор продолжал «промывать мозги» шести рядам слушателей.
– Самый ценный ресурс для роботов – поставщики собственных тел и бесплатных вычислительных мощностей в виде мозга, – кажется, Жердь в эту секунду сам возгордился, что смог произнести такую длинную и сложную фразу. Он улыбнулся и несколько высокомерно посмотрел на младшего товарища. А потом все-таки продолжил: – А еще это те идиоты, которые отдают машинам своих детей. А этот – на сцене – вообще предатель человечества. Вербовщик. Он зомбирует их. Мои сначала отнекивались, когда их тоже позвали, а потом согласились. Выбора у них не было. Хоть в последний момент папаня и успел мне шепнуть, чтобы я смывался при первой возможности. Спасибо ему, хотя в тот момент я готов был его возненавидеть. Слабак. Сейчас у обоих на висках титановые пластины, и меня они уже не узнают.
Жердь сжал кулаки, но быстро взял себя в руки.
– Хотели и мне такую же сделать.
– А ты?
– А я бесперспективный, – нагло улыбнулся Колька. – И бегаю быстро. Потому и смылся. На этих, за дверью, вроде имплантов нет. Может, еще и обойдется.
– Каких имплантов?
– На висках нет пластин. Значит, нет имплантов.
– А чем плохи эти пластины?
Жердь недоверчиво посмотрел на Селиверстова.
– У тебя что по анатомии в школе? Или вы еще не проходили? – уточнил он у Ремы.
– Не проходили. Она во втором полугодии только.
– Темнота-а-а-а. В височных долях мозга, как я слышал, находится наше хранилище воспоминаний. Ну, долгосрочных, как «винт» у старых компьютером, еще не подключенных к глобальному облаку. Тюкнуть тебя туда, и станешь как та тупая рыбка, которая все и всегда забывает ровно через две секунды. Я без понятия, что там точно происходит, когда вставляют чипы. То ли старые воспоминания повреждаются, то ли их специально заменяют другими. Человек забывает то, что с ним было, и начинает помнить лишь выгодное этим машинам.
– Папа настроен иначе, радуется.
– Напрасно. Он, наверное, еще не в курсе, или его просто обманули, как и многих других. В один прекрасный момент – бах, и все люди начнут думать, что не они создали роботов, а те их. И что им нужно подчиняться. И зачем тогда человеку своя воля и свобода, например? Не было никакой свободы, ерунда все это. Иди и паши на фабрике, как прикажут. Как в одном древнем фильме – мы будем счастливы, а думать за нас будут другие. Вершители, кажется, их называли. Кстати, где-то читал, его недавно окончательно запретили к показу. А мне родители в детстве дали посмотреть втихаря.
Ефрем недоуменно оглянулся и непонимающе посмотрел на приятеля. Но задать вопрос не успел. Его внимание отвлекла мелодия, возникшая на самой грани слуха. Словно тонкий аромат дорогих специй, касающихся вкусовых рецепторов, она дотронулась до души Ремы и потекла красивым и свежим ручьем. Пустой коридор, где еще секунду назад гуляли сквозняки от охлаждающих магнитную трассу генераторов, вдруг стал приветливо теплым. А тусклый полумрак заполнился приятным светом с желтым отливом. Звук постепенно, с каждым тактом усиливался, и в конце концов стал томным и сильным, и еще слегка сипловатым, будто где-то совсем рядом на новеньком саксофоне заиграл виртуоз. И звук этот приближался.
Жердь побледнел, поднял руку в предупреждающем жесте и испуганно зашептал.
– Шухер! Надо скрыться. Срочно! Бежим!
Мальчик бросился в ту сторону, откуда пришел Рема. Подбежал к первой же двери и рванул на себя ручку. Безрезультатно – заперто. Прыгнул еще к одной – та же история.
– Скорее, скорей, надо прятаться, – нервно он бубнил себе под нос, по очереди дергая ручки ближайших дверей.
Паника постепенно передалась и Селиверстову. И мальчики вместе побежали вперед, пытаясь найти укрытие.
– Сюда! – рявкнул Жердь, уже не стараясь приглушить свой голос.
Он так крепко схватил Рему за рукав, что ткань хрустнула. Кивком указал на блестевшую хромом лестницу, ведущую на второй ярус. Там был расположен вход в Г-образный аппендикс, созданный непонятно для каких целей. Он углублялся в стену метра на три, потом поворачивал влево и заканчивался тупиком с небольшим вентиляционным окошком. Сюда практически не проникал свет, и мальчики оказались в тени.
– Значит так, – зашептал Коля, – если увидишь, что я начинаю вести себя, как зомби, смело бей по морде. Понял?