Врата вечности

– А что скажешь ты, радость моя?

– Benedicite! – сияя от счастья, сказала Дапн. – В добрый час!

– Я знаю Фергюса, – доброжелательно ухнул леший Афанасий. – И я вижу его сейчас перед собой, только молодого. Поэтому я за Альфа. Do manus! Ручаюсь за него! Если надо, то и своей головой. – Он повернулся к гному и сказал: – А ты, Вигман? Ты больше всех нас общаешься с людьми. Что скажешь о бастарде? Все-таки наполовину он – человек.

Вигман, пригладив свою и без того аккуратно расчесанную бороду, важно произнес:

– Насколько я разбираюсь в людях, уверен, что мы не пожалеем о своем решении. In spe. В будущем.

Но гном не стал пояснять, что он подразумевает под этими словами. А с вызовом посмотрел на тэнгу Тэтсуя, которому он все еще не мог простить свой недавний страх. Тэнгу не уклонился и принял вызов, заявив:

– Кандидатуру Альфа предложил я. И не отказываюсь от своих слов. Rata et accepta. Это законно и приемлемо. А что думаешь ты, Янлин?

Пэн-хоу Янлин, вежливо поклонившись, сказал:

– Альф – это auгеа mediocritas. Золотая середина. Поэтому я не возражаю.

Взоры всех духов обратились на Вейжа.

– Да будет так, – торжественно произнес он, вставая. – Consensu omnium. С общего согласия!

Духи перевели свои взгляды на Альфа. Произнесенная туди Вейжем краткая формула означала, что решение принято и не подлежит дальнейшему обсуждению.

Отныне бастард Альф, внук эльфа Фергюса, был законно избранным главой Совета XIII.

Это означало новую эру для мира духов природы.

Это требовалось осмыслить.

Omne ignotum pro magnifico. Все неизвестное кажется грандиозным. Так говорили древние духи.

Та же самая мысль читалась теперь в глазах их потомков.

Глава 16

Архиепископ Кентерберийский был старым другом Лиз. И не смог ей отказать, когда она попросила обвенчать ее внучку. Но его смутила поспешность венчания.

– Моя дорогая Елизавета Александрина Виктория Августа, – с мягким укором сказал он. Архиепископ Кентерберийский был один из немногих, кому Лиз разрешала называться себя полным именем, данным ей при рождении, учитывая его статус духовного главы Церкви Англии. – Речь даже не обо мне и моем времени. Но Вестминстерское аббатство все-таки является королевской собственностью, и мне будет несколько затруднительно провести церемонию уже завтра…

– А кто сказал, что моя внучка будет венчаться в Вестминстерском аббатстве? – удивилась Лиз. Проблему, связанную с личным временем архиепископа, она проигнорировала. – Насколько мне известно, здесь традиционно коронуют монархов Англии…

– Уже тысячу лет, – вставил архиепископ и благоговейно перекрестился.

– Но еще сто лет назад членов королевских семей венчали в часовнях, а вовсе не в Вестминстерском аббатстве, – закончила фразу Лиз. – В той же королевской часовне в Сент-Джеймсском дворце. Или в часовне святого Георгия в Виндзорском замке. Ваша светлость, чем, по-вашему, хуже часовня в моем замке?

Ответить на этот вопрос архиепископу Кентерберийскому оказалось не просто. Он слишком хорошо знал свою собеседницу, поэтому предпочел промолчать. А это означало, что он обвенчает Оливию в часовне замка Лиз. Ничего другого ей и не требовалось.

– Считайте, что мое формальное согласие на брак моей внучки, как того требует закон, получено, – заявила Лиз. – Что-то еще от меня требуется?

Архиепископ Кентерберийский вздохнул и не стал напоминать Лиз, что закон о бракосочетании членов королевских семей от 1772 года, который она упомянула, касается только действующих и будущих монархов Англии. Вместо этого он сказал:

– Венчание – это благословение на трудный жертвенный путь двух любящих сердец. Об этом будет моя проповедь. Но завершить ее я могу молитвой, составленной самой венчающейся парой. Иногда это практикуется.

– Да, я помню, – ответила Лиз. – Мне предлагал это мой будущий, а ныне давно покойный, муж, но я отказалась. Уже даже и не помню, почему.

Лиз лукавила. Она прекрасно помнила причину своего отказа. Та была банальна до ужаса – Лиз не любила человека, с которым собиралась венчаться. Однако знать об этом архиепископу Кентерберийскому было ни к чему. Это откровение духовной дочери могло произвести на него невыгодное впечатление.

Но вспомнив об одном, Лиз, сама того не желая, пробудила другие воспоминания далекой юности. Она не случайно так легко отказалась от венчания Оливии в Вестминстерском аббатстве в Лондоне. Церемония ее собственного венчания проходила именно в этом аббатстве. Началась она в полдень тожественным шествием духовенства и приглашенных гостей, среди которых было немало членов королевской семьи. Церковный хор пел псалмы и гимны, играла органная музыка, а она шла по нефу, поддерживаемая своим отцом, навстречу своему будущему мужу, и радовалась тому, что фата, опущенная на лицо, скрывает слезы, текущие из ее глаз. И это не были слезы радости…

Лиз встряхнула головой, отгоняя печальные воспоминания. И кстати подумала, что этому ее когда-то научил Фергюс. Многие годы она была ему благодарна за это…

– Опять Фергюс! – почти простонала Лиз. – Да оставит он меня когда-нибудь в покое или нет?

Она увидела удивленный взгляд архиепископа и смутилась, сообразив, что произнесла это вслух.

– Надеюсь, ваша светлость, что в своей проповеди вы не забудете упомянуть главу двенадцатую из «Послания к Римлянам»? – спросила она, уводя мысли и подозрения архиепископа в другую сторону. – Помню, призыв жить праведной жизнью, который содержится в ней, произвел на меня во время венчания неизгладимое впечатление…

После разговора с архиепископом Кентерберийским Лиз зашла в дом моды Alexander McQueen, где покупали свои свадебные наряды самые знатные невесты всей Европы, включая принцесс и будущих королев. Но ее не соблазнило даже платье от Sarah Jane Burton, единственным недостатком которого, по мнению Лиз, был белый цвет.

– Видите ли, цветом своих платьев все европейские невесты обязаны английской королеве Виктории, которая венчалась в белом платье с принцем Альбертом в одна тысяча восемьсот сороковом году, – снисходительно сказала Лиз продавщице, которая опрометчиво предложила ей это. – Лично я предпочитаю голубой. И советую выбрать этот цвет вам, когда вы найдете спутника жизни, который поведет вас под венец.

Лиз снисходительно взглянула на собеседницу. Той было уже лет тридцать, и по некоторым признакам Лиз поняла, что она еще не замужем.

– Благодарю вас за совет, – со сдержанной вежливостью ответила девушка. – Но все-таки, на мой взгляд, именно белый – самый подходящий цвет для невесты. Ведь это символ невинности.

– Всего лишь символ, – пренебрежительно пожала плечами Лиз. – И зачастую не более того. Или в вашем случае это будет не так?

Девушка не рискнула спорить, но не смогла удержаться от мести.

– Наверное, королеве Виктории ее белое платье просто не шло, – сказала она, мило улыбаясь. – Вам так не показалось?

– Уж не хотите ли вы сказать, что я лично присутствовала на церемонии венчания королевы Виктории? – возмутилась Лиз.

– У меня даже и в мыслях такого не было, – запротестовала девушка.

Она казалась настолько огорченной, что Лиз простила ее. Но напоследок все-таки уколола еще раз.

– Пожалуй, я куплю у вас головной убор для невесты, – сказала она. – Вот этот милый венок Fleurs d’orange, символ девичьей невинности. И, кстати, для моей внучки это будет не просто символ.

Лиз довела нахальную, по ее мнению, девчонку почти до слез, но компенсировала это, щедро расплатившись с ней. И вышла из салона с чувством одержанной победы.

Но радовалась Лиз не только поэтому. Она убедилась, что платье, в котором будет венчаться Оливия, превосходит любое из тех, которые предлагал будущим невестам знаменитый на всю Европу дом моды Alexander McQueen. Это было платье, в котором полвека тому назад собиралась венчаться сама Лиз. Но не с тем человеком, который впоследствии стал ее мужем. И даже не с человеком.

Зачем она бережно хранила это платье столько лет, Лиз и сама не знала. Но сейчас она была счастлива от того, что сберегла платье, и оно пригодилось. Пусть даже для ее внучки.

– Все-таки высшая справедливость существует, – тоном, не допускающим возражений, заявила Лиз внучке, когда вернулась в замок. – И не спорь со мной!

А Оливия и не думала возражать. У нее было не то настроение. Узнав от бабушки о том, что вечером должно состояться их с Альфом венчание, причем по настоянию Фергюса, она весь день порхала по замку, словно бабочка, напевая и пританцовывая. По просьбе Лиз доктор Джейсон скрыл от девушки правду, и она была уверена, что операция прошла удачно, и Фергюс вскоре встанет на ноги.