Ведь, я скажу тебе по-свойски,
Не победим мы никогда.
Давно уже угас наш дух,
Нам зайцы белый свет затмили.
Был леший воин – стал пастух.
Прав водяной, мы все забыли.
Умолкнул Прошка, и слеза
Скатилась вниз по наглой роже.
Он пальцем обмакнул глаза,
Ведь плакать лешему негоже.
А Афанасий странно тих.
Он вракам всей душой поверил.
Казалось, даже лес затих,
И в страхе разбежались звери.
А вместо них из всех оврагов,
Из ям, берлог и буераков
Полезли полчища врагов,
Подобия кошмарных снов.
Бесплотные, стоят безмолвно
За каждым деревом и пнем,
Команды ожидая словно
Всех леших истребить огнем…
– Да не бывать такому ввек! -
Нахмурился он грозной тучей.
– Ужель храбрей нас человек?
И длань моя его могучей.
Но даже слабый род людской
Сражается с нечистой силой,
И та всей злобою мирской
Досель его не подкосила.
Я верю, сдюжим все и мы.
Ты прав, мы, лешие, забыли,
Что водяной – исчадье тьмы,
И потому с ним мирно жили.
Но нет изменнику прощенья.
Он хочет леса моего?
Жестоким будет отомщенье:
Из вод глубоких вон его!
А Прошка сам уже не рад.
Он, в раж войдя, наплел такого,
Что будь то не слова, а град,
Побил бы насмерть водяного.
Когда бы веская причина,
А то ведь зайцы в грех ввели…
«Эй, плачет по тебе осина, -
Подумал леший. – Не шали!»
– Где надобно умом раскинуть,
Там норовишь рубить сплеча.
Недолго лешему и сгинуть, -
Заметил Прошка, – сгоряча.