Антибункер. Погружение

– Документ не спрашиваю, понимаю, – предупредил дед с сочувствием в голосе. – Откуда у такого пациента документ возьмётся… Эх, Зина-Зинуля, не поставила ты верный диагноз, оплошала. И нас смутила.

Я чувствовал себя довольно глупо в идиотском пончо, калошах с выглядывающими наружу полотенцами, небритый и немытый.

– На судне документы остались.

– Бывает такое с людьми… А что за пароход-то был? – сразу уточнил старик. На северах частенько все речные суда называют пароходами. Капитан бесится, настаивая, что управляет современным дизельэлектроходом, а не лоханкой из прошлого века, но никто его не слушает. Пароход, и всё тут.

Вопрос застал меня врасплох. Только сейчас я понял, что всё это время старался не вспоминать о деталях своего драматического путешествия по реке.

– Э… Зараза, «Кисловодск»! Сухогруз-контейнеровоз.

– Знаю-знаю! Видел, как же. Зелёный такой. Что ж ты стоишь, как на докладе, садись-ка на колоду, небось и самого ноги не держат.

Хозяина звали Геннадий Фёдорович Петляков. Это был невысокий, сухонький, по первому впечатлению вежливый и неожиданно улыбчивый старичок, судя по всему, рыбак и охотник – через стекло ближнего окна я увидел на подоконнике чучело большого глухаря. Что же, будет интересно и полезно пообщаться с ним по профилю, узнать, где и на кого охотятся в этих землях. Чувствую, пригодится.

У него была короткая стрижка седых волос, обычно жители посёлков так не стригутся, комар заест. Обветренное загорелое лицо чисто выбрито. Нос картошкой, глаза прищуренные, хитрые. Лесовичок. Такие люди бывают неожиданно опасны. Говорит быстро, так же, как его жена, фразы строит уверенно, почти по-городскому, хотя специфические словечки то и дело проскальзывают.

– Вы, дедушка, прямо особист, не ниже майора погоны имеете, да? – улыбнулся я, усаживаясь на широченный старый пень, вполне можно мясницким топором быка разделывать. – Нет, синий был пароход, с красным, а надстройка белая. Вместо документа могу предъявить вот это.

Я отстегнул ремень и показал пряжку:

– Алексей Исаев, старший сержант, заместитель командира взвода спецроты егерей Третьей Арктической Бригады.

Мой собеседник посмотрел на эмблему с уважением, однако ремень в руки не взял.

– Так ты воин? О бригадах арктических наслышаны. Тогда, разреши уж, я тебя ещё кое о чём спрошу. Что же ты тут делаешь, егерь, в такой дали от места службы?

– Высадили, как заболевшего.

– Прямо из Арктики? – хмыкнул он.

– Расформировали нашу бригаду, демобилизация… Направлялся в Красноярск, еле на пароход пробрался, ещё и на борту каждый день капитану и боцману по пятисотке доплачивал, – начал вспоминать я, уже для своей памяти. – От Диксона шли. В Дудинке никого на берег не выпустили, два дня стояли на рейде, ждали, капитану даже к причалам не позволили встать. А в Туруханске, наоборот, чуть всех не высадили, пошли слухи, что выше по течению реку перекрыли… Люди начали бунтовать, милицию смяли. Поплыли дальше. Возле Бахты заметили разбившийся вертолёт…

Хозяева синхронно ахнули.

– Как прошли Мирное, я уже не видел, слёг. В общем, плыл сложно, потом оказался здесь.

– Не похож ты, Лёша, на красноярского, – заметила до сей поры молчавшая бабка. – Говор у тебя не тот.

Если супруг вполне подходит под каноническое описание енисейского жителя-хитрована, то сама она обликом соответствует человеку городскому, интеллигентному. Правильные черты лица, аккуратная причёска крашенных в тёмно-русое волос, осанка, внимательный, чуть строгий взгляд. На преподавателя похожа. Спрашивать тактично не стал, но позже выяснилось, что не ошибся, Элеонора Викторовна, действительно, долгие годы проработала учителем в поселковой школе Подтёсово.

В поведении и облике – без поскони да сермяги. На дачников они похожи.

– А что, у них какой-то особый? – удивился я.

– Если уши имеешь, то у всех говор найдёшь! – поддержал супругу дед. – Ты вот сейчас сказал «пятисотка», а человек твоих лет чаще скажет «фиолет», так у нас называют купюру пятисотрублёвую, из-за цвета.

– Каких лет, мне двадцать шесть!

Дед сидел на скамеечке возле стены дома, легко закинув ступню правой ноги на колено левой, удивительная гибкость для такого возраста, позавидуешь. Я в такой позе комфорта точно не найду. Однако выглядел он неважно.

– Вы правы, я не здешний, из Москвы.

– От оно как, столичный гость! Ну, что же, товарищ Исаев, сейчас такие времена, что выжившим дружить надо. Смотри-ка, Элеонора Викторовна, с каким гостинцем человек к нам пожаловал! – дед ещё раз взвесил на руке пачку спагетти и протянул её жене. – Придётся тебе печку топить.

– Невелик труд макароны сварить, особенно когда уж четыре дня нормальной еды в доме не было, – заметила супруга. – Алексей, он же у меня голодает, даже неприлично говорить. Зима далеко, никто ещё и запасов не делал. Курей да поросят люди съели, как только перебои с завозом начались, трёх коров зарезали. Упрямится теперь, последний сухарь мне отдаёт. Муж родной…

И она нежно погладила его по голове.

– Ничего, у меня вторая пачка в медпункте лежит, и ещё кое-что по мелочам. Сумку одолжите, схожу, принесу, – сказал я. – Неужели в сельпо ничего не осталось?

– Соль одна да перец с уксусом, – сказала хозяйка, набирая плашки из поленницы в подол. – Когда всё это безобразие началось и оставшиеся в живых люди по глупости своей бежать начали, послушав дурачка нашего, главу администрации, в Разбойное кержаки заявились… Посмотрели они молча на кипешню, дождались, когда последний буксир отчалит, да и выгребли продукты из закромов, из магазина и изб, подчистую.

– Про вас и не вспомнили, – догадался я. – А соль?

– У них и своей достаточно, варят. Мы с дедом гриппом болели, может, потому и вирус этот нас не одолел. Дома сидели. Я одна к берегу ходила, смотрела…

– И сейчас сидим, как совы, – отметил старик без всякой злости, разве что особо энергично почесал колено. – Даже ходить не могу толком.

– Ему витамины надо, молодой человек! А у нас ни мяса, ни рыбы, одни огурцы из парников. Когда ещё на огороде вызреет, лето раннее.

– В аптеке есть! – вспомнил я.

Бабуля поморщилась.

– Химия в шариках, рекламный обман и денежный расход! – решительно заявила она, ломая стереотип. – Можно горстями лопать, а всё едино цинга начнётся. Природные витамины нужны, настоящие.

– Многие умерли?

– Ох, Алексей, очень много народу полегло… Пенсионеров у нас хватало, а охотников да рыбаков совсем мало. Ведь поначалу Разбойное и прочие посёлки да станки на карантин закрыли, думали уберечься. Только не вышло у них ничего, раньше надо было закрываться! Многие из наших помощи так и не дождались. Соседи померли, Кучеренки, тоже пожилые люди. К ним я частенько захаживала, помогала, чем могла, да и они всегда отзывались. Хозяйка до последнего дня пыталась ходить… А сестра у неё парализованная была, всегда молчала. Так молча и сгинула.

Элеонора Викторовна провела тыльной стороной ладони по глазам.

– Через дом новенькие жили, городские, в Разбойное приехали совсем недавно, из Красноярска. Эти, дед, да как их? Слово уж больно чудное!

– Дауншифтеры! – без запинки выпалил дед.

– Во-во, прости господи… С ними встречались всего пару раз, познакомиться как следует не успели. Хозяин в клубе работал, очень вежливый был человек, даже с детьми чумазыми здоровался. Вечерами там порой было шумно, музыка играла, сам почти каждый день на баяне репетировал. Двое деток, хорошая семья… Теперь на погосте лежат. Возле тополиной рощи ручеёк журчит, там у нас погост, старинный. Их в защитных костюмах хоронили.

– Дурака валяли, толку от этих костюмов, – пробурчал Геннадий Фёдорович.

– Будет тебе ворчать да перебивать, сам тогда рассказывай! – решила хозяйка и пошла в избу.

Вскоре над трубой поднялся сизый дымок.

Комарья в посёлке не очень много, мошка ещё не поднялась, зато разлетались злые и кусучие оводы. Гадская тварь, сразу кусок мяса вырывает. Если к комарью и мошке я давно привык, как к неизбежной проблеме, и не психую, то оводы способны вывести из себя кого угодно. Надо бы в аптеке репелленты поискать. Хотя у моих новых знакомых наверняка есть берёзовый дёготь, разбавленный подсолнечным маслом – средство вонючее, пачкающее, но кровососов отпугивает.

Откинувшись на стену, Геннадий Фёдорович, не очень-то и расстроившийся после ухода супруги, с удовольствием начал рассказ, а я слушал и уточнял. Наверное, слишком часто, потому что дед не выдержал и спросил: