Из предыстории Магадана. Историко-приключенческий роман-летопись

Высоко в небе, изящно раскинув крылья, парил ястреб. В движениях его чувствуется сила и уверенность. Сомгун, залюбовавшись гордой птицей, со вздохом подумал о том, сможет ли он всю жизнь чувствовать себя столь уверенно. «Да, сейчас наше селение – селение свободных людей, но надолго ли…» Возможно, ценой этой богатой добычи он купит личную свободу себе и своей семье; в крайнем случае более-менее независимое положение. «Однако, богатство ещё нужно довезти до Родины, а это не такая уж лёгкая задача…»

Хунхузы пересекали обширную долину: кустарник, высокая трава, на взгорках ягель. Полчища комаров кружили над потными пиратами.

– Нужно взять правее, -объявил проводник-туземец.– Вон к той, расщеплённой молнией, сосне.

*****

Иван оглянулся на свой отряд: «Ребята крепкие, должны осилить хунхузов.» Трусившие на низкорослых якутских лошадках, всадники одеты пестро – смесь русских и туземных одеяний. Вооружены вразнобой: ружья, якутские боевые луки, копья, слегка укороченные сабли. Собственно, среди семнадцати преследователей чистокровных русских насчитывалось всего трое (но все семнадцать были православными). Иван сам на половину башкир (дед его пришёл в Сибирь с Южного Урала), однако это были россияне и преследовали они чужеземцев не токмо ради награды (которую они с Фалалелем посулили этим людям) – край свой оберегали…

Теребя бороду, старшой погонщиков вспоминал утренний разговор с Охдиром:

– Охдир браток, на тебя одного надежда.., не подведи! Отобьём драгоценную рухлядь, сотня соболей твоя. Матерью Божьей клянусь!

Ламутский воин криво усмехнулся, поправив на поясе флягу с водкой:

– Награды твои мне не к чему. Я вольная птица, а любое богатство лишает человека свободы; что бы там ни было, ты уже привязан к нему. Да, и был я уже богатым… Хунхузов догоним – не сомневайся; меха вернём. Не тужи, брат Ваня.

– Дай-то Всевышний!.. Ежели отобьём ценную кладь, справлю тебе, Охдир, серебряную флягу, -произнёс старшой погони севшим от волнения голосом.

Ламутский богатырь отмолчался, ускакав вперёд.

*****

Похолодало. Полночь. Давно ушло на покой солнышко, но звёзды ещё не высыпали на тёмно-серое небо. В зарослях поют ночные птицы, где-то рядом проревел лось, лютуют комары. Земля холодная – здесь на Крайнем Северо-Востоке не прогревается летом (если тот сезон можно назвать летом) землица, не дышит теплом.

Охдир выпивал за день минимум флягу хмельного. Иван специально возил с собой либо бочонок, либо бурдюк дешёвого спиртного для рубаки покрученника. Потрескивали сучья в костре. Почти вся погоня спала. Ламут вновь задумался о своей судьбе: «Каждый человек должен оставить после себя хоть что-нибудь, что бы облегчить путь последующим… А что останется после меня? Два воспитанника, которых обучил поножовщине… Оно, конечно, нужно хранить и передавать правнукам приёмы северного боевого искусства, но…» Воин краем глаза заметил какое-то движение в дальних кустах, недалеко от места где паслись стреноженные лошадки. Он резко повернулся: «Не могло померещится!» Сколько ни всматривался ламут, ничего не обнаружил. Однако, когда Охдир отвёл глаза, ему вновь почудилось какое-то движение, в том же месте. «Похоже человек!» Твёрдой рукой северный воин взвёл курок ружья, лежавшего у левого бока.

Из ближайших зарослей на поляну вышел один из учеников ламутского богатыря с охапкой хвороста. Молодой туземец аккуратно, стараясь не слишком шуметь, бросил дрова возле костра, отряхнул руки и снова лёг на своё ложе из кедровых ветвей. Охдир не спеша приподнялся, достал из седельной сумы сухарь и пересел так, чтобы удобнее видеть дальние кусты. Жуя хлеб, он пристально смотрел поверх костра: «Всё же кто-то прячется там!»

Спустя некоторое время именно из подозрительных кустов вышел низкорослый, как и большинство аборигенов, пожилой тунгус в сильно потёртых замшевых одеждах. За спиной у него, в колчане, лук и стрелы, к поясу подвешен добытый заяц. Туземец смело пошёл к костру. «Так-то лучше,» -воин продолжал медленно жевать сухарь.

Несмотря на преклонный возраст, инородец сохранил лёгкость походки и силу; круглое, морщинистое лицо его спокойно. Охдир сделал глоток из фляги: «Одинокий охотник похоже. Из пеших* тунгусов будет.»

Воин встретил непрошенного гостя холодно, однако угостил водкой и сухарем. Старик попросил щепотку соли**. Ламут дал. Закусив и посидев немного у костра, тунгус сказал, что пойдёт дальше, дескать, у него встреча с внуком возле Красного Родника, охотятся они. Вёл себя старик очень естественно. Оставив в знак благодарности зайца, пожилой туземец легко поднялся и, пройдя мимо стреноженных лошадей, растворился в ночи.

Охдир поймал себя на чувстве зависти к старому тунгусу: «У деда есть и дети и внуки, есть родной клан.., всё есть! Какой-то простой, полунищий охотник, а намного богаче меня…» Вспомнилось, как он женился в Якутске. Но новая супруга скончалась при родах; младенец прожил лишь несколько часов. «Почему жизнь моя постоянно так скверно складывается – будто дорога в никуда?..» Новый глоток водки. Налетел сильный ветер. Искры полетели от костра.

___________________________________________

*пешие тунгусы – племена аборигенов не имевшие домашних оленей; жили осёдло, занимались охотой и рыбной ловлей.

**Поваренная соль среди аборигенов Крайнего Северо-Востока ценилась очень высоко из-за своей редкости (основной товар за который туземцы отдавали любые меха).

– 3-

Ближе к рассвету появился старик-туземец, посланный Самгуном проверить нет ли за ними погони. Пожилой дикарь принёс нерадостные вести: преследователей семнадцать, с десяток ружей; возглавляет погоню великий ламутский воин Охдир.

У предводителя хунхузов учащённо забилось сердце: «Предчувствие не обмануло! Нас тринадцать и всего четыре поганеньких ружья! Северный богатырь – это опасный соперник. Если, правда, те рассказы, что я слышал о диких мастерах меча, встречающихся в Полуденных краях, то дело вовсе дрянь…» Сомгун плотнее закутался в плащ – утренняя сырость. «Нужно устроить прикрытие! Однако сколько человек поставить в заслон? Больше трёх нельзя, а дикарей-туземцев не заставить сражаться на своей стороне… Хорошо хоть, что угрозами принудили тунгусов выдать факторию русских и „поработать“ носильщиками. Впрочем, выбора у диких не оставалось, если бы они заартачились – всё туземное стойбище на берегу бухты Монгодан вырезали бы; а тунгусы очень дорожат своими чумазыми детёнышами.» Выкурив маленькую трубочку, Сомгун несколько успокоился: «Нужно будить людей и уходить. Помогайте, Боги Удачи!»

Перед самым рассветом, просветлевшее было небо заволокло тучами, заморосил дождь.

*****

Погоня проходила мимо небольшого, болотистого озера. Дождь кончился. Тучи по-прежнему громоздились друг на друга, однако теперь в разрывах между ними проглядывало голубое небо. Иван остановил коня на взгорке, заглядевшись на пару белых лебедей, низко летящих над озером. Пустынный, дикий край, но зелёный и своеобразно красивый.

Вдруг старшой извозных почувствовал, что его коняга падает. Всадник резко спрыгнул на землю. Конь рухнул. «Что за чёрт?!?» Почти тут же пали лошади всех преследователей.

– Отравили коняжек! —зло сощурился казак Никифор, положив свою тяжёлую руку на эфес сабли.

Из-за груды серых камней к обескураженной погоне, тоже пешими, вышли разведчики-следопыты. Лицо Охдира словно каменная маска.

– Что скажешь? —Иван готов был сорваться на крик; все это видели.

– Недоглядел, -бывший вождь говорил спокойно, выражение его лица нисколько не изменилось.– Перехитрил меня старый тунгус. Ловко он отравил лошадок.

Сдержанность ламута несколько охладила старшОго. Он стиснул зубы и стал нервно теребить бороду: «Упустим хунхузов – плакали мои денежки. Не жили богато, нечего и начинать. Так, что ли, оборачивается? С другой стороны, ежели Охдира провел инородец, то и никто бы не докумекал заподозрить старика… Теперь понятно как чужеземные тати узнали о купеческом остроге. Тунгусы нас выдали…»

– Не кручинься, Ваня, -отвечал на невесёлые мысли предводителя северный богатырь.– Завтра точно нагоним воров. Они груженые, мы налегке. Станешь ещё, ты, богатым человеком.

– Твои бы слова, да Богу в уши, -с надеждой выдохнул Иван.– Однако хитры тати, дело своё чёрное знают.

– Верно сказал, старшой, -Охдир пристально смотрел в глаза начальника.– Следующий раз они засаду выставят… Но мы с тобой войной нынче занимаемся… Ламуты так говорят: «Если собираешься идти охотится на медведя-людоеда, будь готов к тому, что можешь с ним встретиться.»

– Значит нагоним хунхузов? —Иван продолжал нервно теребить бороду.

Ламутский воин утвердительно кивнул.

*****

Сомгун весь день сам тащил на коромыслах связки мехов. Меха – вроде бы лёгкая кладь, А КОГДА ИХ МНОГО… Даже шелковая головная повязка взмокла. Прямой длинный меч и приличных размеров кинжал здорово мешали при ходьбе; подошвы ног гудели. Нет, если БЫ не погоня – нести такие богатства одно удовольствие. Несёшь на плечах сытное, комфортное будущие. НО ПОГОНЯ! Нужно оставлять засаду. Если его заслон удержит преследователей хотя бы на час – это лишних 3—4 километра отрыва. Мао, по идее, уже должен с кораблём ждать в бухте; так договорились. Но вдруг не будет корабля, задержатся где-либо китайцы?.. Впрочем, лучше об этом не думать. Ситуация сродни кошмару: вот оно богатство горбит спины, а проснёшься и НЕТ ЕГО. Только тут значительно пострашнее кошмарного сновидения, здесь отберут богатство вместе с жизнью. Атаман пиратов в который раз споткнулся. «Только не падать. Нужно идти и идти вперед! Нужно оставлять заслон! Нужно не останавливаться на ночлег – сделаем короткий привал и снова идти. Боги Удачи, помогайте!»

*****

Заслон хунхузов не справился со своей задачей. Два корейских пирата удерживали погоню не более четверти часа. Охдир, заметив засаду, послал одного из учеников остановить основную колонну преследователей; второй вступил в перестрелку, отвлекая на себя хунхузов. Сам северный богатырь обошёл бандитов сзади и двумя выстрелами из лука прекратил бой.

Во фляге корейца, одетого побогаче, оказалась рисовая водка. Вкус её не понравился Охдиру, но выбрасывать корейское хмельное тот не стал. Ламут повесил чужеземную баклагу на ветку засохшей лиственницы, основательно закрепив: «Глядишь, кому-нибудь сгодится…» Ночь вступала в свои права. Налетевший порыв холодного ветра подхватил круглые соломенные шляпы падших хунхузов, унося прочь. Совсем рядом испуганно залаяла лисица…

Подошедший низкорослый погонщик долго мочился на трупы врагов. Ружья пиратов, с боеприпасом, взяли городские якуты*. Казак Никифор утрофеил кинжал богатого хунхуза. Кто-то обнаружил в холщёвой суме побеждённого, победнее, шкурку соболя. Больше времени россияне потеряли приходя в себя после случившейся стычки.

– Ночлег устраивать рано, -твёрдо произнёс Охдир.– Вёрст с пяток ещё отшагаем. Нагонять разбойников следует.

– Добро, -согласился Иван.

– Ночёвка будет короткой.

– Как скажешь. Лишь бы догнать вражин.

– Догоним, -вставил своё слово казак.– Никуда они от нас не денутся.