Гражданин Ватикана (вторая книга казанской трилогии)

Каким-то чудом, не попав в пробку, через двадцать пять минут я был около Мусиного дома. Всё-таки в Казани всё рядом, если на машине и если без пробок. Лифт поднял меня на десятый этаж. Выйдя на лестничную площадку из кабины, я посмотрел вправо, потом влево, тщетно пытаясь вспомнить какая у Муси квартира. Так ничего не вспомнив, я вытащил из кармана сотовый, но набрать Мусин номер не успел, так как она собственной персоной появилась из правой двери. Переступив порог и поздоровавшись, я заметил, что Муся убитая.

– Муся, ты убитая? – спросил я у Муси.

– Да. Хочешь?

– Нет.

– А будешь? – она засмеялась, но над чем-то своим.

– Буду.

Спустя десять минут (а может три часа) я хохотал и катался по полу Мусиной кухни. Как только приступ хохота кончался, я кидал взгляд на сидящую на стуле и смотрящую на меня безразличным взглядом Мусю, и меня накрывала новая волна веселья. «И всё-таки она чем-то обеспокоена», – подумал я сквозь пелену дурмана. На пике наркотического опьянения я начал мыслись в свою любимую в таких случаях сторону – социологическую, как я её называл. Я начал думать о взаимоотношении людей, об обществе и своём месте в нём каждого из нас. Следует, наверное, взять в кавычки словосочетание «своё место в нём», ибо если отринуть собственную личность, признав её продуктом, так называемого личного опыта, то… Мысль перелистнулась. Пришло время образных представлений и, я представил себе интеллектуальный багаж человека как горстку зёрен на гладкой поверхности, а если у человека имеется чувство юмора, то эта поверхность становится зеркалом и размер чувства юмора равен количеству отражённого в этом зеркале зерна.

– О чём думаешь, – спросила Муся, но по выражению её лица было видно, что она не хочет выслушивать ответ.

– Долго объяснять, – ответил я.

– Понятно… Понятненько…

Ещё через какое-то время мы оба сидели за кухонным столом и сосредоточенно курили обычные сигареты. Я понял, что сейчас Муся мне скажет о причине того, почему она меня позвала, потому что возможность созерцания меня катающегося по полу её кухни, конечно, не было настоящей причиной её внезапного приглашения.

– Как работа? – начала Муся. – Нравится?

– О нет. Только не говори, что у кого-то из твоих друзей отняли права и, дело будет слушаться в нашем суде!.. – иногда я бываю чертовски проницательным.

Муся сидела, не шелохнувшись и не сводя с меня взгляда. Я понял, что угадал только часть.

– Ты угадал только часть, – промолвила Муся без всякого выражения.

– Мусенька, говори.

– Помнишь я тебе рассказывала про своего одногруппника, с которым я училась в универе, который потом уехал в Питер?

– Э…

– Не помнишь, ну ладно. Он, короче… Мы, короче, с ним «наладили небольшой бизнес»… Вот… Он сейчас сидит в следственном изоляторе в Казани. Дело будет слушаться в Центральном… Через три недели. Вот такая история.

Горячий пот покрыл моё тело в доли секунды, даже волосы; сразу холодный пот лёг поверх горячего и, у меня зачесалось в нескольких труднодоступных местах одновременно. Ком в горле изменил мой голос.

– Машенька, я ведь просто секретарша!.. К тому же на плохом счету… Секретутка судебного, мать его, заседания!.. Что я могу?!.. Я никого не знаю! Я даже не знаю того, кто кого-нибудь знает! Маша!!! – мне стало так горько. Я почувствовал, что сейчас расплачусь.

– То, что мы сейчас с тобой курили, привёз Денис из Питера…

– Маша… – пропищал я.

Конечно, меня ещё держало…

– Да я и не рассчитывала на то, что ты сможешь нам помочь, просто хотела проверить все варианты… Забудь.

– Мне действительно очень жаль, ты ведь знаешь, что будь у меня малейшая возможность тебе помочь в этом деле, я бы… – я продолжал говорить хныкающим голосом.

– Да ладно, проехали… Будешь чай?

– Да нет, мне пора ехать, у меня ведь папик приехал. Он скоро звонить начнёт.

– Да всё говорю, забудь про это дерьмо; я сейчас чай заварю, «Молочный Улун», чтоб его…

Мы сидели и медленно пили горячий чай. Я ещё разок хихикнул, но осознание того, что мой смех уместен в данный момент также как разбитая форточка в подводной лодке, заставило меня погрузиться в скорбное молчание.

– Му… – телефонный звонок не позволил мне продолжить фразу.

«Ну, где ты там? Дрочишь? Давай приезжай, забирай меня. Я выхожу на улицу, – около ворот тебя подожду. Через пять минут будешь ведь?» – папа был заметно повеселевший, видимо неплохо нагрузился, пытаясь снять стресс от дороги. «Слууушай, я тут отъехал немного. Я не дома пока. Через пять минут, конечно, не буду. Давай не выходи пока из дома, я наберу тебя, как подъеду», – притормаживая, выговорил я. «Начинается!..» – без злобы сказал папа, – алкоголь всегда делал его добрее. «Я у одногруппницы, у Муси» – я взглянул на Мусю, с равнодушным видом сидящую в двух дециметрах от меня, и сердце моё сжалось. Подавив очередной спазм в горле, я выдавил: «Через пятнадцать минут буд…»; положил трубку. Втянув в себя текущие от нервного расстройства сопли, сказал что-то типа: «Мусенька, я пошёл, я позвоню, ладно… Спасибо за чай и за… Пока, на связи…»; не стал вызывать лифт, – решил, что небольшая пешая прогулка под горку освежит мою голову.

Через полчаса я наконец-то подъехал к воротам частного дома нашего родственника. Набрал папу. Он сказал, что уже вот-вот выходит, в итоге вышел только через двадцать минут. Пока я его ждал немного послушал вечернее шоу по «Европе-плюс» с Камоловым. Время натикало ни много ни мало – двадцать один час с чем-то… Бляха-муха-Цокотуха! Какой длинный день! На три главы бы потянул… Папара-ру-рам… – постукивал я по рулю. В голове была пустота, начинался приступ голода.

*****

Через двадцать девять минут мы причалили к подъезду Эн.

– Давай, идём, – скомандовал папик.

– Сам сумки не дотащишь?

– Пойдём, попьём чай. У тебя глаза красные. Накурился?

– Ладно, пойдём, поку… попьём чай.

Я был не готов увидеть Эн. Третий этаж. Нас уже ждали. Мама Эн наверняка накрыла на стол. Папик шёл первый. Эн открыла дверь.

– Привет дядя Паша! Как доехали?! Бухали всю дорогу?! – спросила Эн, смеясь.

– А как же!

Эн обняла папика, наши взгляды встретились. «Привет», – сказал я одними губами. «Привет», – тихо сказала она, всё ещё обнимая папика. Наверное мои глаза в этот момент были как у дворового щенка, которого ни с того ни сего щёлкнули по носу. Я плёлся за папиком, пока он вваливался в прихожую. Через пять минут я уже ел тушёную капусту, которую ни при каких обстоятельствах не стал бы есть раньше. Если бы мне предложили отведать холодец или медузу, я бы не отказался. Да уж, у Муси «бестолковкой» не раскуришься. По мере того, как желудок наполнялся, я чувствовал всё большее умиротворение.

– Как дела, Поль? – спросила Эн, рассчитывая на дежурный ответ, но не услышала даже его, потому что в этот момент я закинул в рот ещё одну вилку капусты, хотя не проглотил предыдущую. Я сделал жест, означающий «сейчас дожую и отвечу», но когда дожевал, момент для продолжения беседы был упущен. Папик с дядей – отцом Эн – вели обычную беседу некоторое время не видевшихся родных братьев. Эн сделала едва заметный жест означающий «пойдём я тебя провожу до машины и заодно покурим».

– Спасибо, я поехал, – сказал я, вставая из-за стола.

– Давай что, – отозвался папик.

– Во сколько завтра за тобой приехать?

– Ну, позвоню, что уж ты, в самом деле… К восьми подъезжай! – раздражённо ответил папик. – Понял?

– Проводишь меня до машины, – спросил я, обращаясь к Эн. – Понял-понял.

Эн с энтузиазмом закивала. Чёрт возьми, какая же ты красивая…