Мораль и личность российских революционеров. Издание 2-е, доработанное

Свою убеждённость в своём высоком предназначении, в правоте избранного пути декабристы пронесли через всю жизнь. Н. Лорер признавался в своих «Записках»: «40 лет прошло с того времени, и я смело скажу, что ни одной минуты и ни одного раза я не сожалел, что случилось так, а не иначе», и он был не одинок тогда в своих чувствах: многие его товарищи поздравляли с вступлением в тайное общество. «Мне было тогда 28 лет от роду. Жребий был брошен!..»[79 - Лорер Н. И. Записки декабриста. С. 62, 63.].

Высокая цель, чувство сопричастности к великому историческому действию предполагали серьёзность отношения к жизни, о чём писал Ю. М. Лотман. Он приводит в качестве примера разговор, записанный Пушкиным: «Дельвиг звал однажды Рылеева к девкам. „Я женат“, – отвечал Рылеев. „Так что же, – сказал Д <ельвиг>, – разве ты не можешь отобедать в ресторации потому только, что у тебя дома есть кухня?“».

Ю. М. Лотман оценивает этот разговор как столкновение «игрового» и «серьёзного» отношения к жизни. Рылеев – человек серьёзного поведения, который и на уровне высоких идеологических построений и в быту подразумевает для каждой значимой ситуации некоторую единственную норму правильных действий. Для Дельвига визит к «девкам» входит в сферу бытового поведения и никак не соотносится с идеологическим. «Возможность быть одним в поэзии и другим в жизни не воспринимается им как двойственность и не бросает тени на характер в целом. Поведение Рылеева в принципе едино, и для него такой поступок был бы равносилен теоретическому признанию права человека на аморальность. То, что для Дельвига вообще не имеет значения (не является знаком), для Рылеева было бы носителем знакового содержания»[80 - Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. С. 336—337.].

Ю. М. Лотман обращает внимание на то, что «серьёзные» декабристы отвергали все виды светских развлечений: танцы, карты, волокитство и осуждали их как знаки душевной пустоты. Например, М. Муравьёв-Апостол в письме к Якушкину задавался вопросом: «После войны 1814 года страсть к игре, так мне казалось, исчезла среди молодежи. Чему же приписать возвращение к столь презренному занятию?» На вечерах у Липранди не было «карт и танцев». Монолог Чацкого у Грибоедова заканчивается ремаркой: «Оглядывается, все в вальсе кружатся с величайшим усердием. Старики разбрелись к карточным столам». Под влиянием декабристов серьёзность входит в моду в 1818—1819 гг. и захватывает более широкий круг молодёжи, чем члены тайного общества. «Серьезные молодые люди ездили на балы, чтобы там не танцевать»[81 - Там же. С. 366.].

Серьёзность, ответственность отношения к жизни проявлялась и в речевом поведении декабристов. Они отличались «разговорчивостью», для которой были характерны резкость и прямота суждений, безапелляционность приговоров, стремление называть вещи своими именами, избегая светских условностей[82 - Там же. С. 354—355.].

«Серьёзность» и «разговорчивость» декабристов были отражением их стремления к жизненной активности, к непосредственному действию по достижению высоких целей в жизни. Молодые офицеры после войны перестраивают свои отношения с солдатами – отменяют телесные наказания (так было не только в Семёновском полку, но и в Егерском полку у Фонвизина и многих других), занимаются их просвещением (особенно известны Орлов и Раевский) и т. д. Декабристы приняли деятельное участие в помощи голодающим в Смоленской губернии в 1820 г., создали Практический союз для содействия освобождению от крепостной зависимости. Якушкин в своей деревне действовал в духе тайного общества: сократил господскую запашку, обучал крестьянских мальчиков, пытался освободить своих крестьян. Пущин ушёл с военной службы и поступил в надворный суд, заслужив известность своей честностью и бескорыстием.

Чрезвычайно важны в любом революционном движении проблемы взаимоотношений личности и революционной организации, организационных принципов, разных для революционных течений и этапов их развития. А также проблемы отношения к государству как в плане борьбы с враждебной государственной машиной, так и в плане использования государственных рычагов управления для достижения революционных целей.

Почему возникает тайное общество? Почему от просветительских идей существования естественных законов свободы и равенства, добродетели как природной сущности человека и прочих, которые считались по сути своей выгодными всем и каждому, потому что в них заключается общее благо и поэтому не нуждающихся в каких-либо насильственных мерах для их претворения в жизнь, происходит переход к тайному обществу, целью которого является достижение тех же просветительских идей, но разными способами, включая насильственные?

Ю. М. Лотман подчёркивает, что русские просветители XVIII в. верили, что освобождение народа – «дело естественное и простое. Слово истины легко будет подхвачено народом, ибо отвечает собственным интересам людей». Из этого вытекала вера в массу, стремление обращаться к предельно широкому кругу слушателей. Просветители считали, что свобода и добродетель корыстно выгодны человеку и программа освобождения найдёт широкий отклик. Этот подход совершенно исключал необходимость подготовительной работы[83 - Лотман Ю. М. Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов – поэт, публицист и общественный деятель // Уч. зап. Тартусского ун-та. Вып. 78. Тарту, 1959. С. 31.]. Даже Радищев, первый российский революционер, не создал ни заговора, ни партии, так как все надежды возлагал на пропаганду истины. В «Путешествии из Петербурга в Москву» есть эпизод о явлении царю Истины. Истина удаляет с глаз царя бельма и он обретает подлинное зрение. Аллегорический смысл этой сцены заключается, видимо, в том, что теперь прозревший царь будет действовать в духе Истины и добродетели. Такой подход в принципе отрицал самый вопрос тактики или необходимость конспирации и заговора[84 - Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. С. 263.].

Дворянские революционеры, по мнению Ю. М. Лотмана, по самой природе своего мировоззрения, «не могли исходить из идеи активной роли народа в деле собственного освобождения и считали, что народное благо требует объединения небольшой группы просвещенных людей, действующих во имя интересов пассивной массы»[85 - Лотман Ю. М. Матвей Александрович Дмитриев-Мамонов. С. 32.].

Но дело не только и не столько в оторванности декабристов от народа, в непонимании ими необходимости активного участия народа в своём освобождении. Проблема гораздо глубже. Движение декабристов не являлось чисто русским явлением, а было частью процесса возникновения и развития в Европе «просветительских конспирации», по определению С. С. Ланды.

Показания во время следствия и мемуары декабристов показывают знание ими существования тайных обществ в Европе, знакомство с уставами и целями этих организаций[86 - См., например: Восстание декабристов. Материалы. Т. 3. С. 48; Пестель П. И. Из показаний // Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Т. II. С. 177; Муравьев-Апостол С. И. Показания // Там же. С. 200.].

Чтобы понять причины появления тайных обществ в России в начале XIX в., суть этого явления и специфически русские особенности, необходимо остановиться на истории европейской просветительской конспирации и её эволюции от тайных обществ для самосовершенствования к политическим организациям. Большое число разнообразных тайных обществ было характерной чертой рубежа XVIII – XIX вв.

Тема типологических особенностей этих тайных обществ почти не становилась предметом научных исследований. В советской историографии её затрагивал и именно под интересующим нас углом зрения С. С. Ланда. Он обратил внимание на то, что просветительская идеология XVIII в. с её универсальными лозунгами всеобщего равенства, свободы и братства объективно отражала интересы третьего сословия в условиях кризиса феодального общества и складывания предпосылок буржуазного общества, вызревания буржуазных революций. Различные социальные группы наполняли эти лозунги разным социальным содержанием – от юридически-правового, основанного на неприкосновенности права частной собственности, до утопического коммунистического идеала, отвергавшего частную собственность и выражавшего ещё незрелые устремления пролетаризовавшихся масс населения. Этот внутренне противоречивый характер просветительской идеологии, чреватый антагонистическими конфликтами, намечался преимущественно в тенденциях развития – главными оставались задачи антифеодальной борьбы. Общей идейной основой всех просветительских концепций прогресса являлась теория «естественного права», природного равенства всех людей, разрушавшая всю иерархию феодальных отношений. Антропологический взгляд на природу человека и общественных отношений обусловил целостность просветительской идеологии в её антифеодальной направленности. Но он оказался несостоятельным в условиях буржуазных социальных противоречий.

В политической реальности рубежа XVIII – XIX вв. просветительские лозунги реализовывались как идеи буржуазного правопорядка, царство «вечного разума» оказывалось буржуазным обществом со всеми присущими ему классовыми противоречиями. Вследствие этого происходило как бы «расщепление» просветительской идеологии на идеологию буржуазного либерализма с резким осуждением демократических традиций и, прежде всего, социальных концепций Руссо, и на утопический социализм. Появление буржуазного либерализма и утопического социализма отражало процесс классовой дифференциации буржуазного общества и осознания буржуазией, а затем и пролетариатом своих классовых интересов и весьма существенно для понимания природы тайных обществ. Тайные общества представляли собой одну из форм перехода от просветительской деятельности к организованной политической борьбе, предшествуя появлению партий как массовых политических организаций.

Для просветительского сознания XVIII в. не было необходимости в создании тайных обществ, заговоров. Но в среде наиболее радикально настроенных просветителей тем не менее родилась идея тайной организации, что отражало кризис в самом просветительстве.

Этот разрыв между просветительским идеалом и действительностью был особенно ощутим в отсталых социально и политически германских государствах. Житель Баварии и сторонник Руссо, профессор Ингольштадтского университета и создатель тайных обществ Адам Вейсгаупт обращал внимание на противоречивый характер Просвещения, на разрыв между проповедуемыми принципами и действиями: «Они не устают восхищаться древними, но сами ни на что не способны», «Мы судим дерево по его плодам; человечество не стало лучше, чем оно было до эпохи Просвещения». Утверждая главный просветительский тезис о том, что «добродетель достойна любви и является величайшим благом для человека», Вейсгаупт замечал, что «тысячи людей легко соглашаются с принципами, но не следуют им в жизни». И делал из этого принципиально важное заключение: «Мы не имеем нужды в новых теориях»; «Мы должны учиться не для того, чтобы знать, а действовать».

Поскольку «счастье есть девиз всех людей, высшая цель их усилий», постольку науки о нравах и счастье равнозначны и имеют добродетель своим необходимым и обязательным условием. Чтобы личность могла достичь счастья, необходимо, чтобы она была частью всего человечества. Можно быть счастливым только со всем человечеством. Обмен услугами должен осуществляться на почве всеобщего равенства, и жизнь в обществе должна быть равно выгодной для каждого.

Но человек глубоко пал в сравнении со своим высоким достоинством. Вейсгаупт писал в 1778 г. К. Цваку: «Мы не можем употреблять людей такими, как они есть, но должны сначала их перековать» (выделено мной – авт.).

С целью перековки людей Вейсгауптом в 1776 г. в Баварии был создан Орден иллюминатов – тайная организация для практического осуществления идеалов Просвещения. Исходя из идеи естественной свободы и врожденных прав человека, Орден осуждал привилегии рождения, знатности и богатства, выступал против всех государственных учреждений, проповедовал любовь ко всему человечеству в духе идеалов патриархального общества: «Благодаря тайным школам мудрость человечества поднимется из своего падения, князья и нации исчезнут без насилия со стороны жителей земли, человеческий род станет единой семьей, мир станет обиталищем разумных людей. Одна мораль произведет нечувствительно этот переворот. Однажды придет день, когда каждый отец семьи станет, как это было некогда с Авраамом и патриархами, пастырем и абсолютным хозяином, а истина – универсальным кодексом человечества».

Этой величайшей революции в истории человечества, по мнению Вейсгаупта, должно предшествовать моральное обновление людей, без него любые политические и социальные перевороты бесплодны и вредны: свобода – благо, которым народы не могут овладеть сразу же после монархической коррупции; толпа не может сама править, а избранные ею представители забывают свои обязанности перед народом и создают таким образом аристократию. В соответствии с этими универсальными целями полной и совершенной переделки человека и человечества создавалась программа общества, определялись его организационные принципы и тактические установки.

Строжайшая конспирация и дисциплина должны были обезопасить Орден от чуждых внешних воздействий и полицейских преследований.

В то же время они обеспечивали длительное и целенаправленное воспитание членов Ордена в духе новой морали. Система воспитания определялась, во-первых, отдалённостью цели, возможно, рассчитанной на несколько поколений; во-вторых, необходимостью разрушить «грубую кору» предрассудков и пороков, покрывавших «чистую часть человеческого существа». Человек должен подняться в высшее состояние, которое он потерял. Но именно поэтому ему нельзя доверять самостоятельно идти по этому пути. Слепое послушание, полное подчинение внутренней дисциплине, детальнейшая регламентация норм поведения, система вопросников-катехизисов, постепенно внушавших воспитаннику истинные представления о добродетели – таков был путь человека в состояние совершенной свободы в представлениях иллюминатов. Поэтому в организациях Ордена широко использовались масонские ритуалы и степени при отрицательном отношении к деятельности масонов.

Орден ставил задачу проникновения во все слои общества, привлечения на свою сторону наиболее активных групп населения, установления контроля над воспитанием молодёжи, подчинения своему влиянию духовенства, светских и военных школ, академий, типографий, книжных лавок, писателей, развития принципов благотворительности, проникновения в учёные общества, занятия государственных должностей, чтобы со временем все «первые места» в государстве были заняты членами Ордена. Таким образом, по замыслу организаторов Ордена, его внутренняя конспирация должна была распространиться на всё государство, превратиться в общенародную конспирацию, выражающую общественное мнение. Орден должен был стать впоследствии столь могущественным, что разрушил бы государство и заменил его новой социальной организацией – ассоциацией свободных и независимых людей. Это была просветительская утопия без всяких шансов на успех, что и было подтверждено разгромом Ордена иллюминатов в 1785—1787 гг.

Большое значение деятельности Вейсгаупта и Ордена иллюминатов заключается в том, что впервые была создана конспиративная организация, стремившаяся к практической реализации самых радикальных просветительских концепций, пытавшаяся соединить теорию с практикой.

Орден иллюминатов не ставил целью совершение насильственного переворота и захват власти, но само стремление к овладению всеми рычагами государственного управления, к установлению своего рода невидимой диктатуры внутри государства, к созданию всесильного общественного мнения потенциально заключало в себе тенденции для развития в сторону заговорщических и революционных действий. Создатель Ордена вырабатывал получившие развитие в дальнейшем принципы построения революционной организации, взаимоотношений между руководством и рядовыми членами, стратегии и тактики борьбы за осуществление своей программы.

В то же время в организации Ордена были заложены неразрешимые противоречия между сильной централизованной властью, опиравшейся на абсолютное послушание «ведомых», и демократической программой деятельности, которую пыталось осуществить тайное общество. Конспиративная организация возникла вследствие разрыва между рациональными концепциями XVIII в. и реально развивавшейся исторической действительностью, она была отражением кризиса в самой системе просветительской идеологии, не способной в силу своего отвлечённо-рационального характера разрешить новые возникавшие внутри буржуазного общества социальные конфликты. Отсюда двойственный переходный характер этой просветительской конспирации, почти полное отсутствие интереса к идеям Ордена иллюминатов накануне революции во Франции и возрождение иллюминатских идей во время и после французской революции как следствие недовольства результатами её буржуазных преобразований[87 - Ланда С. С. Дух революционных преобразований… Из истории формирования идеологии и политической организации декабристов 1816—1825. М., 1975. С. 251, 261—268.].

Организационные принципы иллюминатов – замкнутость и строгая конспиративность, дисциплина, беспрекословное подчинение рядовых членов руководителям, многоступенчатость – были характерны для тайных обществ конца XVIII – начала XIX вв. Для всех этих тайных обществ было обязательно также наличие явного утопизма в идеологических построениях, программах действий, в тактике – коммунистических или просветительских идей общественного устройства, перевоспитания людей и формирования общественного мнения силами тайной организации с целью подготовки радикальных преобразований в духе идеологии тайного общества. Среди этих тайных обществ находятся польские общества и немецкий Тугенбунд, хорошо знакомые декабристам. С. С. Ланда прямо связывает Орден русских рыцарей, Общество соединённых славян и Союз благоденствия с этой общеевропейской традицией[88 - Там же. С. 275.].

На организационное строение Ордена русских рыцарей и Союза спасения сильное влияние оказали масонские традиции. Члены Союза спасения даже пробовали использовать масонскую ложу «Трёх добродетелей» в качестве прикрытия тайной революционной организации. Союз спасения использовал ритуалы наподобие масонских, разделение членов на степени (братьев, мужей и бояр). Автор устава Пестель полагал, что Союз спасения должен быть замкнутой и боевой организацией. Программа первого декабристского общества не была разработана. Целью являлись ликвидация самодержавия и учреждение представительного правления. При всей неопределённости тактики Союза, известно, что его члены обсуждали возможность проникновения во властные структуры, оказания давления на наследника престола при переменах на престоле для ограничения власти императора и создания представительных учреждений. Допускалась и возможность насильственного устранения императора и даже обговаривались конкретные способы.

Причины появления на первом этапе декабристского движения узко конспиративной, заговорщицкой организации с допущением насильственных действий С. С. Ланда видит в осознании дворянскими революционерами косности дворянства, его нежелания освобождать крепостных крестьян. В таком случае возможны два варианта тактических действий – через заговор, захват верховной власти и проведение преобразований с помощью государственного аппарата. Или постановка менее радикальных целей: постепенного завоевания общественного мнения и привлечения широких дворянских кругов на свою сторону. За первый вариант действий выступал Пестель и его сторонники, и это нашло отражение в уставе Союза спасения. Второй вариант поддерживало большинство членов Союза спасения[89 - Ланда С С. Дух революционных преобразований. С.82—83.].

Недовольство большинства членов Союза спасения сложной масонской ритуалистикой, разделением на степени, узким заговорщицким характером организации, допущением насильственных методов действия привели к тому, что эта декабристская организация просуществовала всего несколько месяцев. Вместо неё был создан Союз благоденствия. Союз благоденствия возник в 1818 г., когда получила конституцию Польша, когда после недвусмысленного заявления императора в Варшаве о скором появлении конституции и в самой России, под руководством Новосильцева шла разработка проекта конституции для России, когда произошло освобождение крестьян в прибалтийских губерниях, а Аракчеев и министр финансов Гурьев работали над планами освобождения крепостных крестьян. Поэтому сильны были надежды на реформаторство Александра I, декабристы хотели помочь императору в этой работе по преобразованию отечества с помощью формирования общественного мнения, благосклонного к преобразованиям, пропаганды необходимости социальных и политических перемен в России, занятия государственных и военных постов, привлечения на свою сторону прогрессивных государственных сановников.

Изменение тактики привело к переменам в организационных принципах. Теперь ставится задача привлечения как можно большего числа членов. С этой целью устраняется всякое деление на степени, клятвы, ритуалы, доступ в общество становится ещё более свободным, чем в Союз спасения. Для периода существования Союза благоденствия особенно заметна характерная особенность декабристских организаций – своеобразная диффузность, размытость границ общества. Про многих людей, тесно соприкасавшихся с явными членами общества, принимавшими участие в их беседах, действиях, трудно однозначно сказать, являлись ли они полноправными членами тайного общества, только сочувствовали ему или ничего о нём не знали. Так, об участии посторонних, в том числе начальника штаба 2-й армии генерала П. Д. Киселева, в заседаниях тайного общества, пишет в записках Басаргин[90 - Басаргин Н. В. Воспоминания, рассказы, статьи. С. 52, 58—59.].

Для выполнения программы Союза благоденствия декабристы создавали легальные общества, которые действовали в духе его идей. Таким обществом был, например, Практический союз для содействия в освобождении крепостных путём оказания морального давления на владельцев или сбора денег для выкупа. Можно было не быть членом декабристского союза, но жить и действовать в соответствии с его программными установками, как Пассек в деревне. Можно было официально выйти из тайного общества, но продолжать сохранять верность его идеалам, пытаться осуществить их на практике и потом восстановить членство, как Якушкин. Можно было отойти от тайного общества, а потом вновь активно действовать, как М. Муравьёв-Апостол.

Диффузный характер всех декабристских организаций, а особенно Союза благоденствия, был следствием противоречия между просветительским в основном характером декабристского мировоззрения, нацеленного на раскрытие истины широкому кругу людей, на просвещение народа, на его подготовку к преобразованиям, и закрытым характером конспиративных организаций. Усилению закрытости, «подпольности» тайных обществ декабристов препятствовали и такие особенности их морали как честность и неприятие лжи. А ложь является неизбежным спутником конспиративности, вынуждающей скрывать свои истинные взгляды от окружающих.

Но надежды на Александра I не оправдались. Начинается усиление реакции во внутренней политике – планы реформ забываются, подготовленные проекты конституции и освобождения крестьян лежат без движения. Семёновская история, запрет всех тайных обществ ставят окончательно крест на надеждах на реформаторский путь, совершаемый сверху. Наступает период существования Северного и Южного обществ. Эти организации носят более замкнутый конспиративный (при всей условности этого понятия для декабристских организаций) и более политический характер. Основным средством достижения программных целей – введения представительного правления, установления всеобщего равенства, свободы, ликвидации крепостного права – становится революция. Соответственно ужесточаются организационные принципы.

Но личностные качества декабристов, чувство собственного «Я», моральные принципы, мешали окончательной победе заговорщицкой тактики с формированием соответствующего типа революционера-подпольщика. Это выразилось в неприятии большинством многих идей Пестеля о путях достижения революционных целей и о роли государства в создании новой России. Именно во время дискуссий по предложению Пестеля о слиянии Северного и Южного обществ на основе идей учреждения республиканской формы правления, его проекта разделения земель, истребления императорской семьи, установления диктатуры и создания единой руководящей директории Пестель встретил решительное сопротивление со стороны членов северной Думы. Н. Муравьёв заявил, «что никогда не соглашусь слепо повиноваться большинству голосов, когда решение их будет противно моей совести (выделено мной – авт.), и предоставляю себе право выйти из общества во всяком случае»[91 - Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев. С. 113.].

Невозможность привлечь народ к революции, возглавить народную революцию неизбежно вела к принятию тактики военной революции, использования междуцарствия или насильственного устранения императора, к идее силового навязывания обществу своего проекта конституции, своих представлений о социально-политическом и экономическом устройстве страны.

Для декабризма характерны смешение, переплетение разнородных тенденций, которые в дальнейшем могли очень сильно разойтись. Но тем не менее уже тогда достаточно чётко заметны два основных подхода к пониманию роли личности и государства в мировоззрении декабристов. Эти подходы отразились во взглядах ведущих идеологов и организаторов декабризма – Никиты Муравьёва и Павла Пестеля.

Для них обоих, как и для всех декабристов, было бесспорным, что человек рождён свободным, что свобода несовместима с сословными, кастовыми и прочими социальными перегородками. Это нашло отражение в их проектах конституций – и у Н. Муравьёва, и у Пестеля провозглашается ликвидация всех сословий, разделения граждан по роду занятий (гильдии, ремесленные цеха и т. д.). Но дальше начинаются расхождения. Н. Муравьёва не удовлетворило определение свободы, данное Монтескье в «Духе законов»: «Свобода есть право делать все то, что разрешают законы», и он склоняется к точке зрения физиократов: «Свобода заключается вовсе не в том, чтобы иметь возможность совершать всё дозволенное законами, как полагал Монтескье, а в том, чтобы иметь законы, соответствующие неотчуждаемому праву человека на развитие его сил. Всякий иной закон есть злоупотребление, основанное на силе; но сила никогда не устанавливает и не обосновывает никакого права». Т.е. само содержание закона необходимо оценивать с точки зрения естественного права: «Соединяясь в политические общества, люди никогда не могли и не хотели отчуждать или изменять какое бы то ни было из своих естественных прав или отказываться в какой бы то ни было доле от осуществления этих прав… Они соединены и связаны общественным договором, чтобы свободнее и полезнее трудиться благодаря взаимопомощи и лучше охранять личную безопасность и вещественную собственность путем взаимного содействия»[92 - Цит. по: Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев. С. 85.].

Н. М. Дружинин совершенно справедливо оценивает эти слова декабриста как выражение приоритета личности над обществом, преимущества индивидуальных прав над правами общественного союза, запрета государству посягать на первоначальные и неотъемлемые права отдельных индивидуальностей. В этом Н. Муравьёв был согласен с физиократами и Б. Констаном: «Масса людей может сделаться тираном так же, как и отдельное лицо; закон может быть притеснительным, и, однако, никто, даже государственный орган, не имеет право притеснять кого бы то ни было». Критерием для оценки положительных законов является: «Если они благоприятны для свободы, собственности и безопасности, они хороши. Если они противодействуют им, то они плохи». Единственное ограничение для личной свободы – чтобы действия человека не вредили другому. Гарантия против насилия – неотъемлемое право сопротивления[93 - Там же. С. 85—86.]. В своём проекте конституции Н. Муравьёв даже записал: «Никакое нарушение Закона не может быть оправдано повелением начальства. Сперва наказывается нарушитель Закона, потом подписавшие противузаконное повеление»[94 - Конституция Никиты Муравьева (из бумаг И. И. Пущина) // Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев. Приложения. С. 271.].

Н. Муравьёв достаточно подробно разработал в своём проекте монархической конституции систему представительных органов власти снизу доверху, от уездного тысяцкого до Народного веча[95 - Там же. С. 272—288.]. В своём конституционном творчестве Н. Муравьёв, несмотря на переход от республики к монархии, развивался в сторону всё большей защиты прав личности и ограничения всевластия чиновничества. Так, в «пущинском» варианте конституции (более позднем) появляется норма, гарантирующая право объединения граждан в общества без чьего-либо разрешения, «лишь только б действия оных не были противузаконными». Эти общества получали право «делать себе постановления, лишь бы оные не были противны сему Уставу и законам общественным»[96 - Там же. С. 270.]. Каждому гражданину гарантировалось право излагать свои мысли и чувства «невозбранно», запретить какие-либо книги можно было только через суд присяжных[97 - Там же. С. 269.].

Совершенно другой подход к этим проблемам у Пестеля. Констатируя, что цель государственного устройства должна заключаться в «возможном благоденствии всех и каждого», провозглашая, что благоденствие должно согласовываться с духовными и естественными законами, Пестель устанавливает, что «все государственные постановления должны стремиться единственно к благоденствию гражданского общества, причём всякое действие, сему благоденствию противное или ему вредящее, признаваемо быть должно преступлением». Но «благоденствие общественное должно считаться важнее благоденствия частного, и ежели оные находятся в противуборстве, то первое должно получать перевес» и «благоденствием общественным признаваемо быть должно благоденствие совокупности народа, из чего следует, что истинная цель государственного устройства должна непременно быть – возможно большее благоденствие многочисленнейшего числа людей в государстве, почему и должны всегда выгоды части или одного нераздельного уступать выгодам целого, признавая целым совокупность, или массу народа»[98 - Пестель П. И. «Русская Правда» // Избранные социально-политические и философские произведения декабристов. Т. II. С. 78—79.].

Пестель совершенно не задавался вопросом, как определить, в чём благоденствие «совокупности народа», кто будет это определять, почему интересы меньшинства можно ущемлять? Более того, не доверяя народу, о котором он так хотел заботиться, Пестель считал необходимым учреждение Временного правления на переходный период для постепенного введения «нового государственного порядка», «а народ обязан (выделено мной – авт.) сему ведению не только не противиться, но, напротив того, временному Верховному правлению усердно всеми силами содействовать и неуместным нетерпением (именно так! – авт.) не вредить преуспеванию народного возрождения и государственного переобразования»[99 - Там же. С. 85.]. Чтобы государство было сильным и крепким (а иначе оно не выполнит своего предназначения, по Пестелю), оно должно иметь одни и те же законы и один и тот же образ управления на всём своём пространстве. Правда, Пестель сам сомневался, «может ли сиё единообразие существовать»[100 - Там же. С. 93.].

Пестель не только не предусматривал никаких гарантий против произвола чиновников, как Н. Муравьёв, но и был убеждён, что «истинную постепенность в государстве образует чиноначальство, состоящее из тех чиновников, которые в службе находятся», «ибо в чиновнике нужны способности, знания и добродетели, могущие быть найдены во всех сословиях и не составляющие принадлежности которого-либо из них в особенности». Под «постепенностью» здесь понимается политическое пространство между народной массой и верховной властью, которое при феодализме занимают сословия с разным правовым статусом. Феодальные сословия, таким образом, заменяются Пестелем не народным представительством на различных уровнях, а чиновнической иерархией[101 - Там же. С. 97, 96.].

Пестель провозглашал равенство всех перед законом, ликвидацию сословий, равноправие всех граждан, но в самой республиканской «Русской Правде» нет ничего о представительной системе и избирательном праве. Только в наброске «Конституция – Государственный завет» появляются выборные Народная веча, Державная Дума, Верховный собор с пожизненными членами. При этом отвергалось равновесие властей, но вводилось разделение властей на законодательную, исполнительную и «верховно-блюстительную»[102 - Там же. С. 161—162.]. Уже столь малое внимание к народному представительству со стороны Пестеля говорит о многом.

В отличие от Н. Муравьёва, Пестель возлагал наблюдение за общественной нравственностью и мыслями граждан не на суд, а на Верховное правление. Право граждан на ассоциации Пестель безусловно отрицал: «Всякие частные общества, с постоянной целью учреждаемые, должны быть совершенно запрещены, как открытые, так и тайные, потому что первые бесполезны, а вторые вредны». Первые бесполезны потому, что они могут касаться только предметов, которые входят в круг действия правительства». Вторые же вредны потому, что устанавливаемый государственный порядок «не только ничего доброго и полезного не принуждает скрывать», но, напротив того, дает все средства на их «обнародование законным порядком»[103 - Там же. С. 155—156.]. Пестель не понимал, что он сам может ошибаться и не все предусмотреть в своей конституции, а чиновники могут нарушать права граждан и совершать корыстные поступки.

Существенные и принципиальные расхождения существовали между Н. Муравьёвым и Пестелем по отношению к собственности. Оба они провозглашали «священное и неприкосновенное» право собственности. Но Н. Муравьёв не только оставлял земли помещиков за ними, а дома и усадьбы крестьян признавал собственностью крестьян, но его взгляды в целом эволюционировали в сторону укрепления и развития частной собственности на землю. В более поздней редакции конституции устанавливалось, что в последующем законы определят, каким образом и на каких правилах земли поступят из общественного в частное владение каждого поселянина[104 - Конституция Никиты Муравьева (из бумаг И. И. Пущина… С. 270.]. Конечно, помещичья собственность на землю не являлась частной, т.е. рыночной, как по происхождению, так и по способам использования. Но вопросы земельной собственности вообще являются сложными и весьма запутанными. В данном случае важна эволюция взглядов Н. Муравьёва в сторону гарантий частной собственности, её использования для развития экономики на рыночных принципах. К такому же выводу пришел Н. М. Дружинин в результате анализа аграрной программы декабриста[105 - Дружинин Н. М. Декабрист Никита Муравьев. С. 172.]. Так как интересы личности Н. Муравьёв ставил выше интересов государства, которое эти интересы должно было оберегать и ни в коем случае не подавлять, такое отношение к собственности действительно открывало широкие возможности для рыночного пути развития экономики России.

Пестель же, декларируя гарантии права собственности, даже предлагая разделить земли на общественные и частные[106 - Пестель П. И. «Русская Правда». С. 117—118.], всё же больше склонялся к уравнительности. Об этом говорят его неоднократные гневные высказывания против богатства и богатых[107 - Там же. С. 98, 122—123.], понятие «частной» собственности на землю у Пестеля несколько двусмысленно и непонятно. Так, он считал, что «человек может только на земле жить и только от земли пропитание получать; следовательно, земля есть собственность всего рода человеческого, и никто не должен быть от сего обладания ни прямым, ни косвенным путем исключен». С развитием человечества связи между людьми усложняются и появляется право собственности. «Охранение» этого права собственности есть главная цель государства. Но законы духовные и естественные должны всегда иметь перевес над законами политическими, «ибо они поставлены от бога и природы и суть неизменны; а между тем как политические поставлены от людей и часто переменяются» и как следствие: «наперед надобно помышлять о доставлении всем людям необходимого для жития, а потом уже о приобретении изобилия. На первое каждый человек имеет неоспоримое право, потому что он – человек, на второе имеет право только тот, который сам оное приобрести успеет». Частная земля может принадлежать «казне или частным лицам».

Общественные земли должны были принадлежать волостному обществу и не могли быть проданы или заложены. Общественная земля делилась на равные участки и, каждый год это распределение между хозяевами должно было пересматриваться[108 - Там же. С. 135—137.]. Основой общественного и политического устройства, по Пестелю, должна была стать именно общественная земля, неизменным правом на обладание участком которой наделялся каждый гражданин России. Совместное владение общественными землями должно было возродить сильную связь между членами волости и превратить волость в основную политическую ячейку общества. Отношения с государством отдельных лиц виделись Пестелю осуществляемыми только через посредство волости. «Для правительства же то будет неоцененная выгода, что оно не будет затрудняться с каждым частным человеком ведаться особо». Тем самым Пестель закреплял на деле общинный характер крестьянского землевладения и землепользования, который уже тогда начинал становиться препятствием для развития сельского хозяйства России, консервировал принцип круговой поруки и не придавал особого значения интересам отдельной личности, подчиняя её интересам общины и государства[109 - Там же. С. 141—142.].

Но здесь возникает проблема, существование которой Пестель осознавал или чувствовал на подсознательном уровне. Суть проблемы заключается в том, что у людей разные интересы, разное понимание счастья, смысла жизни. В таком случае не только богатые, которые лишались Пестелем всяких политических преимуществ перед бедными и ставились фактически в полную зависимость от их произвола, но и любой энергичный, талантливый человек будет бороться с уравнительностью, с предписанным порядком жизни. Будучи абсолютно уверен в своей правоте, Пестель решал эту проблему с помощью всей мощи государственной машины и обязывал Верховное правление ввести волостные общества и общественные земли «и перед затруднениями, с сим введением нераздельными (выделено мной – авт.), нимало не останавливаться. Опасаться сих затруднений значило бы высказывать непонятливость или, что еще хуже, злобность нрава, противящуюся установлению истинной в государстве свободы»[110 - Там же. С. 142.].