Советский бог Сталин

– Богу. Не жалей розги для сына своего, если ты любишь его. Так сказано в писании.

Старушка смотрела на него спокойными слезящимися глазами.

– Иосиф, кто же ты теперь, говорят, большим человеком стал?

Он слегка улыбнулся той улыбкой, когда шутил.

– Царя помнишь? Ну, я вроде теперь царь.

Пожилая женщина вздохнула, на мгновение задумавшись о чём-то.

– Лучше б ты стал священником… царей убивают.

Сталин усмехнулся, думая о своём. Новый же завет учит нищебродству. Бедность – это благодать, призри богатство, ни к чему оно. Рай будет на небесах, а пока нужно мытарствовать и терпеть. Иудаизм, в который вписано православие, преподносится как некая независимая русская вера. А священники, взявшие на себя роль посредников с богом, набивают себе мошну. Но разве скажешь об этом матери…

Как-то, вопрос о боге задал Йосифу Сталину его сын, Василий, но скорее не из любопытства, а из озорства. Что ответит отец? И тот ответил, со свойственной ему мудрой лаконичностью: «Не имея доказательств по данному вопросу, можно говорить об этом вопросе всё, что угодно, считая это правдой или нет. Как кому угодно.»

О страданиях Иисус Христа Кеке рассказывала маленькому Йосифу в детстве. Сын внимательно слушал, иногда переспрашивая, а потом задавал вопросы. На многие из них ответа у Кеке не было. Сосо немало удивляло, почему бог Иисус был одет хуже лавочника Милахвари и был бездомным, как нищие у церкви отца Чирквиани.

Сталин сформулировал это для себя в простую истину – ведущий за собой лидер, воин или вождь, должны быть не обременены мирскими благами, только духовное обогащение на пользу верящим в тебя людям. Об этом он скажет своим ученикам и последователям позже.

– Стремление к роскоши превратит большевика, защитника угнетённого народа, в буржуа, эксплуататора этого же народа

Это была его истинная вера в справедливость. Обогащать не себя лично, а живущих рядом. Но не всем понять замыслы великого человека, не словами, но благими свершениями утверждавшего благо на земле для людей.

А вот, отношения между матерью и отцом Йосифа разладились давно. Красавец и весельчак Бесо Джугашвили, так звали отца Сосо, с каждым годом становился угрюмее, работа уже не спорилась в его умелых руках, и он начинал пьянствовать. Кеке сначала уходила от него к своим братьям, а затем и вовсе снимала комнаты у знакомых. Бесарионеса Джугашвили, весельчака и балагура, отца Иосифа, сломала жизнь, как и многих она надламливает, кто не сгибается. Лопается разящая булава из хрупкого металла, но не ломается сабля из стали…

Отца своего когда-то любил маленький Йосиф, но всё более отдалялся. В пьяном угаре Бесо становился неузнаваем и ярость одолевала им… Они подолгу не виделись, мать снова снимала комнату у добрых людей. На этот раз у священника Чирквиани. Случалось, Бесариони Джугашвили приходил за сыном к Христофору Чирквиани.

Это уже был не удалой горец в черкесской бурке, а сгорбленный, уставший человек. Священник усаживал его за стол, они говорили о жизни и пили вино. Потом Бесо пел и преображался. И голос его звучал, как эхо над горами, когда поют херувимы клёкотом быстрокрылых орлов псалмы восходящему солнцу и дарят гимны свободного неба ослепительному светилу. В глазах Бесо вспыхивали разбойничьи искорки воинствующего черкеса. Йосиф подходил вплотную к веранде и слушал. Отец Христофор плакал, подпевая, окуная ломтики шотис пури в ткемали… Влажные глаза отца блестели… Маленький Сосо помнил, как когда-то отец рассказывал ему о справедливых разбойниках или про своего деда, боровшегося с богатеями и скрывавшегося в горах. Помнил о былинных богатырях и героях Грузии. О Георгие Саакадзе, великом Моурави или правителе Тбилиси, Цхинвали и Двалети. Сосо словно видел кровавые битвы с тысячами тысяч воинов, слышал звон оружия, свист стрел и ржание коней. Иногда часами Бесо мог читать наизусть незабвенные строки Шота Руставели о Витязе в тигровой шкуре. Говорил он с надрывом и страстью, будто сам это всё видел, находясь где-то совсем рядом с бессмертным героем. Казалось, сам он готов принять его героическую судьбу и смерть…

…Этот витязь неизвестный,
Молчаливый и понурый,
Был одет поверх кафтана
Пышною тигровой шкурой.
Плеть в руке его виднелась,
Вся окованная златом,
Меч был к поясу привешен
На ремне продолговатом…

Маленький Йосиф, затаив дыханье, внимал его голосу, боясь, что отец остановится… Иногда отец прерывался, чтобы перевести дух или пояснить. Он говорил, что в поэме идеализируются преданность вассала и долг перед царём. Но всё было понятно и так. Долг и преданность, честь и отвага, любовь к отечеству и ненависть к врагам. С раннего детства, ещё не умея читать, Сосо слышал это, знал и душой ощущал эту сокровенную и простую истину. Судьба молодого Йосифа перелистывала страницы жизни яркими картинками впечатлений. И сам он был юным витязем с пылающим сердцем, словно вынутом из костищи и поэтической душой горного цветка… И эти рождающиеся строки вырывались из его мятежной груди:

«На пустыре, заброшенном и диком,
Ростки тюльпанов, чуть набравши цвет,
Печально тянутся к сгорающим зарницам
И в тьме ночной теряют алый свет…»

Сияющие горные пейзажи, созданные кистью неба и солнца, цветы и травы, оживающие от прикосновения ветра, песни соплеменников, уходящие ввысь, всё это с малого детства окружало малыша Сосо. Вот за холмами скрывается красный солнечный диск… Вечер окунается в лёгкую прохладу… И вдруг, в тишине медленное одухотворенное песнопение под аккомпанемент грузинской флейты, зурны – национального духового инструмента. И длинный ряд столов, как на клеёнчатых полотнах Пиросмани… Начинается традиционная грузинская свадьба – незабываемое событие не только для жениха и невесты, но и для всех присутствующих многочисленных гостей. К свадьбе в Грузии готовятся долго и основательно, чтобы церемония получилась роскошной и богатой, столы ломились от всевозможных угощений, а гости не скучали, наблюдая за яркими и зрелищными развлечениями. Такое пышное мероприятие обходится семьям жениха и невесты очень недешево. Избежать значительных затрат и соблюсти традиции, можно только похитив невесту. И вот, выходит невеста в свадебных платках и лёгкой газовой накидке, увешанной цветами… Публика торжествует, тамада зачитывает сладкие речи… вот-вот должен начаться пир… Откуда-то к невесте бежит ребёнок. Это маленький Сосо заметил красивый цветок на её фате. Он ухватил цветок и тянет на себя. Вокруг смех. Малыш не отпускает, крепко сжав кулачок.

– Где жених?! – кричит тамада.

Это крестный Сосо, Якоб Эгнаташвили. Он поцеловал мальчика.

– Уступи невесту, швило, твоё время ещё придёт.

Затем повернулся к публике и весело добавил:

– Если он уже сейчас хочет украсть невесту, Бог знает, что он будет творить, когда подрастёт.

Именно он в Гори станет тем, кто пользовался безмерным уважением юного Сосо, его «крёстный», батоно Яков, весёлый и состоятельный человек, Эгнаташвили Яков Георгиевич, владелец виноградников, занимающийся виноторговлей. У него некоторое время работала горничной Кеке Геладзе, мать Сосо Джугашвили. В большом каменном доме Якова всегда было шумно и весело. А с его сыновьями, Сашико и Васо, Йосиф будет дружить на протяжении всей жизни. Плакаты с портретами Якова висели на людном месте в городке. Он был известен не только как торговый человек, знатного рода, но и как борец. Грузинская борьба, чидаоба, возникла из мифической схватки прародителя народа с диким зверем. Горцы уважали силу, ловкость и бесстрашие. Борцы почитались при дворах знатных феодалов, а простая публика рукоплескала им на площадях.

Батоно Яков, как называл его Сосо, был добродушен, щедр и любознателен. И всегда расспрашивал Йосифа, что нового он прочитал или просил его зачитать что-нибудь ему в слух. Всё, что он постигал в Горийском православном духовном училище, куда Сосо Джугашвили поступил в сентябре 1888 года. Вначале Сосо воспринимал училище, как храм благочестия и справедливости, школу науки, где обучают правильно жить под строгим присмотром Господа. В классах училища не существовало ни одной печи. Несмотря на тёплый климат в Грузии, влажной осенью, зимой и ранней весной было холодно. Местные школяры ночевали и отъедались, чем бог пошлёт, по своим домам. Начальство редко выдавало воспитанникам бельё, одежду, обувь. Всегдашнею пищею их были в обед постные щи, ржаной хлеб и сухари; в ужин гречневые и просяные каши, иногда лобио. Насаждалась не только русская пища, но и русская речь. Ослушников строго наказывали карцером и розгами. В летние каникулы, желая поправить свое материальное положение, ученики уходили в сёла обучать недорослей богачей за гроши и харчи. Однако, Йосифу Джугашвили была назначена стипендия в размере трех рублей, благодаря хлопотам священника Чирквиани. Были обнаружены у него и способности к песнопению. И Сосо был определён в певчую группу, а затем в хор училища, исполняя дуэты и соло. За несколько лет он прилично усвоил ноты, и свободно пел по ним. И, даже, стал помогать дирижеру и руководил хором… Как-то, когда никого из наставников не было, стал исполнять перед своими сверстниками грузинскую народную песню, распределив голоса среди мальчишек.

Ра вкна ту вер давивицке
Шени шави твалеби
Бичо чемтан мохвал
Маграм маинц дагемалеби
Мосамгери:
Лалеби, Лалеби
Маквалс гигавс твалеби
Твали маквалс даудгеба
Шен ки генацвалеби

Сосо прекрасно вытягивал детским дискантом:

Что делать, если не смогла позабыть
Твои чёрные глаза
Парень, придёшь ко мне,
Но всё равно спрячусь от тебя…

Припев весело подпевал хор мальчиков:

Лалеби, Лалеби
На ежевику похожи глаза твои
Чёрт с ней, с ежевикой.
Тебе я генацвале…

Правда, за это самоуправство, его хорошенько отругали. Сосо называл это «духовной поркой». В училище воспитывались будущие священники и поэтому им всячески старались привить богобоязнь и смирение. Но с Йосифом это получалось с трудом, и то, когда он делал вид, что смирился.

На «Крещение» произошло событие, чуть не стоившее жизни десятилетнему Сосо. Праздник устраивали возле моста через Куру, где собиралось множество разного народу. На главной улице были выстроены солдаты. После погружения креста, при выстрелах, кропили знамена святой водой. Люди кидались в Куру, обнимались и пили. Улицы были переполнены народом. Столпился народ около церкви, где стоял певчий хор. Внезапный ошеломляющий крик раздался из толпы. Сверху узкой улочки стремительно мчался фаэтон с извозчиком. Лошади скользили по мостовой и повозку кидало в стороны. Цоканье и ржание пронеслось в морозном воздухе, и фаэтон влетел в толпу, его занесло вполоборота и бросило в сторону певчего хора. Откуда рванули врассыпную кто успел. Всё происходило стремительно. Coco замешкался, он уже поворачивался, чтобы перебежать улочку… фаэтон налетел на него, ударил дышлом и сшиб с ног, колеса переехали по ногам мальчика и бричка, скользя, врезалась в стену. В голове у Сосо всё закружило и стихло. Он не видел, как к нему бежала толпа, многие падали и поднимались. Кто-то склонился над ним, потом поднял на руки. Очнулся и открыл глаза Сосо уже дома.

Как известно из писания, после крещения «отверзлись» небеса и на Иисуса снизошел Святой Дух. А на Сосо, на какое-то время нашло уныние, ведь Господь ничего не делает просто так. Кеке видела, как расстроен сын и глаза её наполнялись слезами. Сегодня он тоже лежал и смотрел сквозь стену, думая о чём-то. Она покачала головой, журя его, затем, погрозила пальцем, стирая слезу.

– Уныние смертный грех!

Потом, придвинула скамейку к его кровати и выставила стеклянную баночку с мёдом и орехами, Сосо это очень любил. Стеклянная плошка играла слабым янтарным мерцанием. Сосо улыбнулся и привстал на кровати, говоря, что ему уже лучше и лежать просто так не хочется.

– Мама, принеси мне книжку. – попросил он.